– Надо же, – удивилась Елизавета, – насколько точно ваша характеристика совпадает с данными уголовного дела. Ведущая роль, конечно, принадлежала Перевалову. У него был мотив, он разработал все детали нападения, он стрелял… Петренко же только сидел за баранкой да удирал от преследователей. Правда, чуть не сбил насмерть свидетеля, а потом милиционера.
– Не удивлюсь, если инструкции, что и как делать, ему давал Перевалов. – Полич махнул рукой. – Эх, жаль парня! У него жена молодая дома осталась. Хорошо, что детей завести не успел, а то сиротами бы остались. Я, конечно, чем смогу – помогу его супруге. Но сами понимаете, разве это утешение!
– Верно, – молвила Елизавета, погруженная в свои думы.
– Я вот тут принес кое-что. – Полич достал папку с бумагами и протянул ее Елизавете. – Там характеристики, ходатайства от коллектива, справки о поощрениях. Может, это хоть как-нибудь поможет?
Елизавете не хотелось его огорчать.
– М-м, пригодится… наверно. Спасибо, – пробормотала она.
– Елизавета Германовна, у меня есть определенные связи. Я все же бывший мент и далеко не рядовой. Так что могу оказать вам посильную помощь. По мере сил, конечно…
Дубровской было очень жаль этого обаятельного мужчину, готового, как говорится, подставить спину под бремя чужих, по сути, проблем. Она жалела молодую супругу своего клиента, да и самого Петренко. Как бы то ни было, но помочь ему она не сможет. Эта задача была бы не по силам даже великому Грановскому!
Петренко оказался высоким молодым мужчиной отнюдь не хрупкого телосложения. «Тюфяк!» – первое, что пришло на ум Елизавете. Действительно, имевшие место спортивные заслуги ее подзащитного, тем более в таком виде спорта, как бокс, как-то не ассоциировались с рыхлым телом мужчины. Жиденькие, неопределенного цвета волосы обрамляли широкий, без морщин и малейшего намека на развитый интеллект, лоб. В его выцветших, как голубая тряпка на солнце, глазах Дубровская не прочитала ничего, кроме усталости и безразличия. «Господи! Опять мне такое же наказание!» – взмолилась она в душе, взывая к невидимому Создателю. Дело в том, что первый клиент Дубровской по делу Суворова был почти точной копией этого Петренко. Но он, ко всему прочему, был еще ненормальным и обращал внимания на Елизавету столько же, сколько среднестатистический человек тратит, любуясь пустым местом. В довершение всех бед он сжирал по полкило конфет, прежде чем соглашался вымолвить хоть слово. Излишне говорить, что эти конфеты Дубровская приобретала на свои деньги. «Второй раз я такого не вынесу», – в отчаянии подумала она, но вслух произнесла:
– Здравствуйте. Я ваш адвокат – Дубровская Елизавета Германовна.
Прежний ее клиент в ответ невнятно произносил: «Э-э?» – и, вперив в потолок бессмысленные глаза, почесывал свое интимное место.
Петренко же взглянул на нее, правда, без малейшего интереса:
– Сергей Алексеевич. Можно без церемоний, Сергей.
«Слава богу!» – возликовала в душе Елизавета.
– Я ознакомилась с вашим делом, Сергей…
– Дело дрянь?
– Ну, вообще-то… Положение у вас не самое лучшее. Правильнее сказать, совсем нехорошее.
– А еще правильнее, дрянь! Я так и знал, – заявил Петренко и принялся рассматривать свои аккуратно подстриженные ногти.
– Я пришла, чтобы обсудить с вами то, что вы будете говорить в суде.
– А смысл? – вяло поинтересовался Петренко.
– Но мы же должны защищаться! – воскликнула Елизавета.
– Зачем?
– Неужели мы будем сидеть сложа руки и ждать, пока кто-то решит вашу судьбу?
– Моя судьба уже решена, – без эмоций сообщил Сергей. – Но если вы так любопытны, я скажу: я невиновен!
– Вы будете отрицать то, что были на Кедровом озере в тот день?
– Нет! Не буду. Я был там.
– Ну и как вы объясните суду, зачем вы туда поехали?
– По грибы, – простодушно заявил Петренко. – Я и мой товарищ Перевалов хотели насобирать грибов.
«Час от часу не легче!» – вздохнула Елизавета, а вслух поинтересовалась:
– Ну и как, насобирали?
– Не нашли, – развел руками Сергей.
– Ну вот что, Сергей Алексеевич! – грозно заявила Елизавета. – Я не думаю, что это удачная линия защиты в суде.
– Вот видите. Вы мне не верите… Мы действительно собирались за грибами. А на обратном пути увидели мужиков с ружьями посередине дороги, побоялись останавливаться и проехали мимо.
«И чуть не лишили жизни двух ни в чем не повинных людей!»
– А вам что-нибудь известно о конфликте Перевалова и Макарова?
– Может, что и было. Не знаю.
У Елизаветы сложилось впечатление, что ее подзащитный откровенно валяет дурака. Причем делает это так, будто оказывает ей большое одолжение: говорит мало, инициативы в разговоре не проявляет. Похоже, ему безразлично, как сложится его судьба. Впрочем, прояви он заинтересованность, результат был бы тем же. Так что нет никакой разницы, заявит он, что собирал в тот роковой день грибы на Кедровом озере, или же скажет, что возвращался с прогулки по Марсу. Все одно! Он будет признан виновным. Но, судя по всему, он виновен на самом деле.
– У меня к вам просьба, – почти застенчиво произнес Петренко, наблюдая, как Елизавета собирает бумаги в портфель. – Передайте это моей жене.
С этими словами он вручил адвокату конверт. Елизавета растерянно повертела его в руках. Замысловатые розочки и умильные кошачьи морды создавали на конверте узор, не оставлявший сомнений в том, что в руках Дубровской был типичный образчик тюремного творчества. В неволе у некоторых заключенных развивается талант. Один строчит длиннющие послания в стихах о своей загубленной жизни, другой катает из хлебного мякиша забавные фигурки, третий рисует пошлые картинки. Елизавету не умиляли слезоточивые блатные песни. И к котятам и прочей мелкой живности она относилась спокойно. «Господи! И находятся дуры, которые верят во всю эту галиматью!» – вздохнула она.
– Передам, – пообещала Дубровская. – До встречи!
– До свидания, – буркнул Сергей, не проявляя ни малейшего интереса к тому, что Лиза уходит. Справедливости ради надо заметить, что и ее появление взволновало его не больше, чем вылазка запечного таракана.
«Конечно, я не ожидала горячей радости. Но все-таки обидно», – подумала Дубровская, закрывая за собой дверь.
Изнуряющее однообразие тюремных будней имеет подчас свою положительную сторону. Где, как не здесь, представляется уникальная возможность остановиться и посмотреть на свою жизнь как бы со стороны. Так было и с Сергеем Петренко. Он не просто осмысливал прожитые годы, он как бы отсутствовал в камере. Его большое нескладное тело безропотно переносило все тяготы жизни в заключении. Он мог бы считаться образцовым узником. Но его душа, покинув тесную оболочку, выбралась из серых стен изолятора и скиталась в прошлом. Он не верил в будущее. Его мало интересовало настоящее. Он жил давно ушедшими днями…
Воспоминания о детских и юношеских годах не вызывали у Сергея Петренко щемящего чувства ностальгии. Они, подобно серой ленте дороги без указателей и дорожных знаков, бесконечно петляли где-то в самых дальних закоулках сознания.
Сергей воспитывался в неполной семье. Казалось, никому, кроме его самой красивой и самой умной матери, он не был интересен. Дворовые ребята не принимали его в свои игры, а взрослые считали Сережу не то слишком заумным, не то чокнутым. В общем, он был, как говорят, не от мира сего. Природа не наградила его ни блестящим умом, ни хотя бы мало-мальской смазливостью. Однако в качестве компенсации даровала ему незаурядные спортивные данные. Маленький Сергей – рыхлый и бесцветный в жизни – чудесным образом преображался, выходя на ринг. У него оказалась молниеносная реакция и какая-то невообразимая настойчивость. Как-то раз парень настолько увлекся поединком, что, не обращая внимания на грозные окрики тренера и серое, изменившееся лицо противника, продолжал наносить все новые удары. Лишь когда его почти силком оторвали от потерявшего ориентацию соперника и, хорошенько тряхнув, поставили на пол, он пришел в себя. Тренер не стал понапрасну тревожить мать, а сделал для себя вывод о незаурядных бойцовских качествах молодого Петренко. Парень тренировался много и охотно, занимал призовые места в первенствах города и даже области. Какой-то убеленный сединами заслуженный и авторитетный тренер настаивал на переводе Сергея в спортивную школу олимпийского резерва в столицу. Но мать, боясь разлуки, заупрямилась и отказала.
Среди школьной ребятни Сергей сразу же выделил своего одноклассника Перевалова. Впрочем, ничего удивительного в этом не было. Мальчишка был симпатичным общительным сынком обеспеченных родителей. Успехами в школьных дисциплинах он не блистал. Однако его жизнерадостность, открытость и компанейность привлекали к нему целые толпы почитателей. Все девчонки, начиная с младших классов, были поголовно влюблены в высокого, черноволосого и голубоглазого подростка. Они писали ему трогательные детские письма, дарили незамысловатые подарки, а самые смелые признавались в любви. Ребята Альберта уважали. Многие старались сойтись с ним поближе, набивались в друзья. Сам Перевалов одноклассников не чурался, собирал у себя дома и на даче шумные школьные компании. Судьбе было угодно, чтобы эти два совершенно противоположных по характеру, темпераменту, образу жизни подростка подружились. Они представляли собой необычную пару.
