— Чего хочет этот орангутанг?
— Всего лишь наше приглашение.
— Так бы и говорил! — Боровой полез в карман, достал сложенный вдвое листок. Агния поморщилась — приглашение было отпечатано на драгоценной бумаге ручной работы, с тончайшими золотыми нитями, и так обращаться с ним мог только варвар… А впрочем, кто же Боровой, как не настоящий варвар?
Швейцар взглянул на приглашение, ничем не показав своего неодобрения, поклонился и распахнул двери.
Боровой, в своей обычной манере, прошел вперед.
Агния последовала за ним.
Они оказались в просторной колоннаде первого этажа. Как во всех старых венецианских дворцах, которые здесь называют не палаццо, как повсюду в Италии, а особым словечком ка, первый этаж Ка Чезаре был непригоден для жизни. Неумолимо поднимающаяся темная вода лагуны плескалась уже у самых ног, драгоценная роспись стен осыпалась и покрылась плесенью. Так что, войдя во дворец, каждый посетитель должен был сразу подняться по парадной лестнице на второй этаж, в главный парадный зал.
Здесь уже кипела жизнь. Почти все участники аукциона собрались и теперь прохаживались, здороваясь со знакомыми, негромко переговариваясь, обмениваясь комплиментами и ничего не значащими замечаниями. Между гостями сновали слуги в таких же, как швейцар, золоченых камзолах, разнося шампанское и канапе.
Агния осматривалась по сторонам.
А здесь было на что посмотреть!
Стены зала покрывали божественные росписи восемнадцатого века — возможно, кисти самого Тьеполо. Неумолимое время и безжалостная сырость повредили эти росписи, но это им только шло, и сквозь патину они казались еще прекраснее.
Стены между росписями украшали старинные шпалеры — тканые ковры, которые многие по незнанию называют гобеленами. Агния была профессионалом и знала, что гобелены — это изделия только французской мастерской семьи Гобелен. Эти шпалеры были, несомненно, итальянскими, но работа превосходная.
Боровой пил уже второй бокал шампанского. Агния порадовалась, что он хотя бы прилично одет. Она сумела внушить ему, что на такое особенное мероприятие, как сегодняшний аукцион, нужно надеть не костюм от Армани, а классическую темную пару, сшитую на заказ портным с Севил Роуд в Лондоне. Со своей массивной, внушительной фигурой он выглядел неплохо.
Наконец слуги открыли двери большой гостиной, участники аукциона заняли свои места, и ведущий, знаменитый аукционист Тимоти Буковски, поднялся на возвышение.
Поздравив участников с началом торгов и пожелав всем удачи, он объявил о первом лоте.
Торги начались довольно вяло: все знали, что вначале выставляются менее интересные вещи, так сказать, для разогрева публики. Хотя Буковски со свойственным ему красноречием расхваливал достоинства первого лота — позолоченной дарохранительницы семнадцатого века, — за нее дали лишь немного больше первоначальной цены.
Затем пришла очередь мраморной статуи, предположительно работы Кановы. Торги оживились, в разных концах зала поднимались руки с приглашениями, показывая увеличение ставки, и в конце концов статуя ушла за двойную цену.
Агния оглянулась на своего шефа. Боровой явно скучал, предложенные лоты его не интересовали, от нечего делать он глазел на других участников аукциона.
Следующий лот вызвал оживление. Это был старинный арабский меч в драгоценных ножнах, по некоторым сведениям принадлежавший легендарному полководцу Саладдину.
На этот раз Боровой включился в торги, пару раз поднял цену, но затем все же отступился, и меч Саладдина достался важному арабу в белоснежном одеянии.
Следующим лотом был старинный кубок, предположительно каролингского периода. В стенку кубка был вправлен крупный темно-синий камень, окруженный десятком других, поменьше, по кругу шла тонкая гравировка.
Со своего места Агния не могла разглядеть деталей, она раскрыла каталог аукциона и нашла этот кубок.
Бородатые люди в боевых доспехах, конные и пешие воины… Агния почувствовала странное волнение. Где-то она уже видела такую гравировку… Причем не в музее, не на аукционе…
Прежде она никогда не жаловалась на память, но теперь никак не могла вспомнить, где попадались ей точно такие же воинственные бородачи.
Она покосилась на Борового — и удивилась происшедшей в нем перемене. Антон сидел, вцепившись в подлокотники кресла, и не сводил глаз с выставленного на продажу кубка. Он тяжело дышал, к лицу его прилила кровь…
— Антон! — окликнула шефа Агния.
Она хотела напомнить ему, что первая заповедь аукциона — никогда не показывать свой интерес к вещи, держаться спокойно, невозмутимо, чтобы конкуренты ничего не заметили по твоему лицу. Но Боровой ее не слышал, его внимание было приковано к кубку.
Ведущий объявил начальную цену — она была очень высока — и Антон тут же поднял руку с программкой.
— Спасибо, господин в третьем ряду повысил цену… — проговорил Буковски своим знаменитым бархатным голосом. — Кто предложит нам больше?
В заднем ряду поднялась рука. Это был маленький худощавый японец с белым, как бумага, лицом. Буковски кивнул, произнес новую цену и снова оглядел зал.
Боровой опять вскинул руку.
— Спасибо, господин в третьем ряду…
— Не спешите! — прошипела Агния. — Выжидайте! Так вы чересчур взвинтите цену!
На этот раз шеф услышал ее, покосился недовольно, но все же постарался взять себя в руки.
Японец больше не поднимал цену, но зато справа поднял руку колоритный смуглый мужчина с испанской бородкой. Буковски поблагодарил его, снова оглядел зал.
На этот раз Боровой проявил выдержку.
Аукционист поднял молоток, ударил по столу… и только тогда шеф вскинул руку, снова поднимая цену.
— Благодарю, господин в третьем ряду! — проговорил Буковски и снова огляделся.
И тут господин с бородкой опять поднял цену.
Агния взглянула на шефа. Он был не похож на себя — нижняя губа тряслась, глаза горели…
— Шеф, — окликнула его Агния. — Бог с ним, с этим кубком! Он не стоит таких денег!
— Заткнись! — прошипел шеф, не сводя глаз со сцены.
Аукционист снова ударил по столу молотком — и Боровой опять поднял руку, прибавляя цену.
Зал затих — все участники аукциона почувствовали, что на их глазах разыгрывается настоящая драма, кипят нешуточные страсти. Боровой и мужчина с эспаньолкой схватились всерьез, цена на кубок поднялась уже до немыслимых высот.
Агния не понимала, что происходит с шефом. Он так поднял цену, что давно превысил сумму, которую планировал истратить на все свои приобретения на этом аукционе, больше того — он приближался к пределу своих свободных средств. Впрочем, хозяин-барин, это его деньги и его решение, пусть поступает, как хочет…
Боровой снова поднял цену.
Аукционист ударил молотком раз, второй раз… поднял молоток для третьего удара и на мгновение задержал руку, глядя на мужчину с эспаньолкой.
Весь зал вместе с ним затаил дыхание.
Конкурент Борового медлил, и молоток с глухим стуком опустился на стол.
— Продано! — возгласил Буковски торжественно.
И зал зааплодировал — что на аукционах бывает очень редко.
Агния посмотрела на шефа.
Боровой смотрел перед собой растерянно, он был как будто в трансе, от которого сейчас медленно пробуждался. Нижняя губа его дрожала, как в минуты самого сильного волнения, однако он выглядел удовлетворенным, можно даже сказать — счастливым.
«Ну и ладно, — подумала Агния снисходительно. — Все мужчины — большие дети, все любят игрушки, и отличаются они только стоимостью этих игрушек. У Борового игрушки очень дорогие, ну так и мне он неплохо платит…»
Торги продолжились, но Борового они, похоже, больше не интересовали. Даже когда на торги выставили работу одного из малых голландцев, которых он всегда любил, Боровой не оживился. Агния следила за происходящим из профессиональных соображений — ей нужно было чувствовать рынок, понимать, какие вещи поднимаются в цене, какие менее популярны.
Наконец торги закончились, участники поднялись со своих мест, сдержанно похлопали аукционисту, как аплодируют известному дирижеру, и снова перешли в парадный зал.
Снова начались разговоры — более оживленные, чем вначале. Возбуждение от торгов действовало на всех, как хмель. Снова вокруг сновали слуги с подносами.
Окидывая взглядом зал, Агния заметила того смуглого мужчину с эспаньолкой, который соперничал с Боровым из-за каролингского кубка. Рядом с ним стояла интересная брюнетка в лиловом платье. Они разговаривали не как люди, случайно столкнувшиеся на светской тусовке, а как старые знакомые. Даже больше, подумала вдруг Агния, как люди, занятые одним делом, как соучастники…
На какое-то время Агния отвлеклась, заговорила со знакомым антикваром из Будапешта. Через несколько минут она увидела Борового. Возле него стояла та брюнетка в лиловом. Агния, которая следила за шефом издали, усмехнулась: он надулся от самомнения и токовал, как тетерев весной. Брюнетка льнула к нему, что-то шептала, то поправляя свою прическу, то натягивая ожерелье из крупного жемчуга, так что нитка едва не рвалась.
