Монссон расплылся в улыбке:
— Я уверен, мы сможем договориться. Главное, что есть интерес с вашей стороны. Я готов вложить в проект большую сумму.
«Только не говори им, на каких условиях!» — взмолился про себя Йозеф и стиснул зубы. У него не было никакой возможности повлиять на ситуацию. Все, что он мог, — это брать, что дают, и продолжать упорно идти к своей цели. Он подался вперед, чтобы пожать Эрлингу руку. Назад пути не было.
Шрам на лбу и легкая хромота — вот и все, что свидетельствовало о несчастье, случившемся полтора года назад. В той аварии Анна потеряла их с Даном ребенка и сама чуть не погибла. И хотя внешних следов почти не осталось, внутри молодая женщина все еще чувствовала себя разбитой и уничтоженной. Перед дверью она на мгновение замерла. Ей было тяжело видеть Эрику, у которой все было хорошо. Старшая сестра ничего не потеряла в той аварии. В отличие от Анны. Но почему-то от общения с Эрикой ей становилось легче: общение с сестрой и ее детьми уменьшало боль ее душевных ран. Она и не представляла, что на возвращение к жизни уйдет столько времени. А если бы представляла, то, наверное, никогда бы не встала с кровати, на которой пролежала в апатии первые месяцы после аварии. Какое-то время назад она в шутку сказала Эрике, что похожа на одну из тех ваз, которые видела, когда работала в аукционном доме. Разбитую вазу собрали по осколкам и бережно склеили. И если на расстоянии она выглядела целой, то вблизи на ней была заметна каждая трещина. Теперь же понятно, что в той шутке была большая доля правды, подумала Анна, нажимая на кнопку звонка. Именно такой она себя и чувствовала — разбитой вазой.
— Входи! — крикнула Эрика.
Анна вошла в дом и скинула обувь.
— Я сейчас приду. Надо переодеть близнецов.
Гостья прошла в кухню, в которой чувствовала себя как дома. Это был дом их с Эрикой родителей, сестры тут выросли и знали каждый угол. Несколько лет назад они поругались из-за дома, и это сильно испортило их отношения, но теперь все ссоры были в прошлом. Теперь они даже могли шутить на эту тему, употребляя сокращения «ВСЛ» и «ВПЛ», что означало «Время с Лукасом» и «Время после Лукаса». Анна вздрогнула. Она пообещала себе как можно меньше думать о своем бывшем муже Лукасе. Его больше нет. Единственное, что ее еще связывает с покойным супругом, — это их общие дети: Эмма и Адриан. Больше ничего хорошего он для нее никогда не сделал.
— Хочешь кофе? — спросила Эрика, входя в кухню с близнецами на руках.
При виде тети мальчики просияли. Мать опустила их на пол. Они тут же бросились к Анне и попытались залезть ей на колени.
— Спокойствие, спокойствие! Места всем хватит, — заверила племянников гостья, поднимая их по очереди, и перевела взгляд на сестру. — Зависит от того, что у тебя припасено к кофе, — она вытянула шею, пытаясь разглядеть содержимое хлебницы.
— Как насчет бабушкиного пирога с ревенем и марципаном? — спросила Эрика, доставая пакет.
— Ты шутишь! Как от такого можно отказаться!
Хозяйка отрезала большие куски пирога и выложила их на блюдо, которое поставила на стол. Ноэль тут же бросился к блюду, но Анна его опередила. Отодвинув блюдо подальше от края, она взяла один из кусков, отломила два маленьких и протянула их близнецам. Ноэль с довольным видом сунул в рот весь кусок, а Антон осторожно откусил от своего и улыбнулся.
— Какие же они разные, — восхитилась Анна и потрепала детей по льняным головкам.
— Думаешь? — покачала головой Эрика.
Налив кофе, она поставила кружку перед сестрой, но на таком расстоянии, чтобы дети не могли до нее достать.
— Мне взять одного? — спросила она у Анны, которая явно пыталась придумать, как ей выпить кофе с пирогом с двумя малышами на коленях.
— Все нормально. Они такие милые, — ответила сестра, утыкаясь носом в макушку Ноэля. — А где Майя?
— Приклеилась к телевизору, как обычно. Моджи — любовь всей ее жизни. Сейчас Мимми с Моджи на Карибах. Мне кажется, меня стошнит, если я еще раз услышу: «На солнечном пляже на Карибах».
— А Адриан тащится от покемонов. Это, скажу я тебе, не лучше…
Анна осторожно сделала глоток, стараясь не облить горячим кофе полуторагодовалых малышей, ерзавших у нее на коленях.
— А Патрик? — спросила она.
— Работает. На Валё подожгли дом.
— Валё? Какой из домов?
Эрика замешкалась.
— Детский лагерь, — ответила она с едва сдерживаемым волнением.
— Какой ужас! Мне то место никогда не нравилось. Это странное исчезновение…
— Знаю… Я пыталась разузнать что-нибудь об этом и, может быть, написать книгу, но пока мне ничего интересного на глаза не попалось. До сегодняшнего дня.
— О чем ты? — поинтересовалась Анна, пробуя пирог. Выпечкой она занималась крайне редко, можно сказать, вообще никогда, хотя бабушка передала этот рецепт обеим внучкам.
— Она вернулась, — сказала Эрика.
— Кто?
— Эбба Эльвандер. Только теперь ее зовут Старк.
— Девочка? — Анна уставилась на Эрику.
— Ага. Они с мужем поселились на Валё и ремонтируют дом, а кто-то пытался его поджечь. Естественно, все это выглядит странно, — с энтузиазмом поведала та.
— А может, это случайное совпадение?
— Может, и так. Но все равно очень странно. Что Эбба вдруг возвращается, и тут такое…
— Ну, пока ничего страшного не случилось, — возразила Анна.
Ей прекрасно было известно о способности Эрики делать из мухи слона. У сестры всегда было богатое воображение. Анну вообще поражало, как такой фантазерке, как Эрика, удается писать книги с хорошей фактической основой и крепкой сюжетной линией. В голове у Анны это как-то не укладывалось.
— Да, конечно, — отмахнулась хозяйка. — Я жду не дождусь, когда Патрик вернется. Мне хотелось поехать с ним, но некому было присмотреть за детьми.
— А ты не думаешь, что это выглядело бы странно?
Антону с Ноэлем надоело сидеть на коленях у тети, они сползли вниз и побежали в гостиную.
— Я все равно думаю поехать поболтать с Эббой.
Эрика подлила кофе в обе чашки.
— Интересно, что случилось с той семьей? — задумчиво протянула Анна.
— Мама! Убери их! — раздался вопль Майи из гостиной.
Эрика поднялась со вздохом:
— Я знала, что долго нам сидеть спокойно не дадут! Так оно всегда. Майя жалуется на братьев. А мне все время приходится их мирить.
— Мм, — пробормотала Анна вслед сестре. Ей было больно от того, что она не могла пожаловаться на такие же проблемы. Она бы предпочла быть на месте Эрики и тоже иметь детей от любимого человека.
Фьельбака показывала себя с лучшей стороны. С причала, где Йон Хольм сидел с женой и ее родителями, открывался великолепный вид на гавань. Хорошая погода привлекла в деревню много яхт: они покачивались на воде вдоль понтонных мостков. С палуб доносились смех и музыка. Прищурив глаза от солнца, Йон рассматривал туристов.
— Жаль, что шведы так мало ценят свою страну, — произнес он, поднимая бокал охлажденного розового вина. — Все твердят о демократии и праве самовыражения, но мы не можем свободно изъявлять свою волю. Никто не хочет нас видеть и слышать. А ведь мы — избранники народа. Столько шведов явно дали понять, что не доверяют нынешней власти и хотят перемен… Перемен, которые мы можем им дать.
Поставив бокал, он продолжил чистить креветки.
— Да, это ужасно, — сказал его тесть, набирая горсть креветок. — Если мы живем в демократическом государстве, то к голосу народа надо прислушиваться.
— Тем более что каждый дурак знает: иммигранты приезжают сюда только за социальным пособием, — вторила ему теща. — Если бы сюда приезжали иностранцы, готовые работать и вносить свой вклад в общество, никто бы не возражал. Но я не хочу, чтобы эти тунеядцы жили за счет налогоплательщиков, за мой счет, — невнятно бормотала она, уже явно навеселе.
Йон вздохнул. Идиоты. Они понятия не имеют, о чем говорят. Как и большинство избирателей, они упрощали проблему, отказываясь видеть перспективу. Родители его жены воплощали в себе все те тупость и недалекость, которые были ему так ненавистны, а ему придется провести с ними целую неделю.
Догадавшись о его мыслях, Лив погладила мужа по бедру. По большей части она была с ним согласна, но все-таки Барбру и Кент были ее родителями, и с этим тоже надо было считаться.
— Самое ужасное — это то, как все перемешалось, — продолжила Барбру. — В наш квартал недавно переехала одна семья. Жена — шведка, муж — араб. Можно представить, как приходится страдать бедняжке! Все знают, как арабы обращаются со своими женами. Их детей будут дразнить в школе. Они попадут в плохую компанию и станут преступниками. Эта женщина еще пожалеет, что вышла замуж не за шведа.
— Именно, — согласился Кент, пытаясь просунуть в рот гигантский бутерброд с креветками.
