Делать нечего, пришлось вести замирающих от любопытства и страха приятелей к подземному царству мертвых. Долго шли по дну траншеи, как вдруг он хлопнул себя по лбу:
– Я вспомнил! Сегодня же у него выходной…
– У кого?
– У потайного хода!
Такое объяснение было воспринято с полным пониманием. А на следующий день явились строители и засыпали траншею…
Маски он друзьям так и не вернул, оставил себе. А там и родители, благосклонно отнесшиеся к увлечению сына, стали на всякий праздник дарить ему простенькие картонные рожицы с прорезями для глаз…
Коллекция пополнялась несколько лет кряду.
– Держи, тезка. Радуйся жизни.
Алексей протянул птичнику полиэтиленовый пакет, в котором легко угадывались очертания бутылки. Долговязый благодарно принял сей дар, вытащил водку из пакета, с чувством поцеловал округлый бок. Засунул во внутренний карман своей давно не стиранной робы.
– Выпей за наши успехи, – мрачно молвил Сергей.
– Выпью, конечно, – охотно согласился птичий кормилец. – Только у вас, я вижу, и без того все в порядке.
Геннадий подошел к узкой деревянной лохани, и серебристый поток полуживых карпов устремился в кормушку. Пеликан Яшка уже ковылял к своему излюбленному лакомству.
– Да, ребята, – покачал головой служитель. – Если б не вы, пропала бы птица. Намедни директор опять пургу гнал.
– Пряслов? – зачем-то уточнил Геннадий.
– Ну да.
– Шайтан! – в сердцах бросил Алексей.
– Это точно. Мол, и окрас у него нестандартный, не по породе. И хромает. Зря мол, вольер занимает и корм переводит. Мол, извести его надо, один убыток только, да и не продашь. Короче, вашего Яшку с довольствия снимать собираются.
Геннадий задумчиво почесал бороду.
– Может, мне сходить, поговорить с ним?
– Э-э, – обреченно махнул рукой птичник. – Думаете, батюшка, он Бога боится? Как бы не так. Нехристь, одно слово. Картежник, ети его мать…
При этом определении иеромонах невольно вздрогнул, заторопил друзей:
– Леш, Сереж, я уже окончательно изжарился в этом пекле. Пошли, что ли?
Они вышли на аллею, за спиной лязгнула калитка, а Геннадий все продолжал говорить, деловито насупясь:
– Так, мужики, кто завтра кормит Яшку? У меня послезавтра престольный праздник, Ильин день. Мне готовиться надо, дел невпроворот…
«Говорить о чем угодно, лишь бы свернуть с этой проклятой карточной темы!» – ожесточенно думал иеромонах.
– А я… – Сергей прерывисто вздохнул. – Завтра должно окончательно решиться насчет выставки.
– В Венеции? – отстраненно спросил Алексей; он думал о своем, и думки эти были одновременно и тревожными, и радостными.
– Ну да… Соберется, понимаете ли, компетентная комиссия…
В голосе Сергея слышался неприкрытый сарказм.
– Да что тут гадать, я могу прийти, – очнулся Алексей. – Закончу в два и сразу сюда. Через Абрамыча, само собой.
– Ну, тогда, слава Богу, все в порядке. Но с Яшкой все равно надо как-то решать. Не сможем же мы постоянно, каждый день сюда мотаться. Даже если по одному.
Сергей подмигнул иеромонаху:
– Готов держать пари, что завтра Леха придет к Яшке не один.
Геннадий отреагировал на шутку весьма серьезно:
– Леша, я надеюсь, венчаться вы будете в моей церкви?
– Да хватит вам, прекратите! – смущенно выкрикнул Алексей.
Настоятель храма Ильи Пророка лукаво усмехнулся:
– Ах, раб Божий Алексий… Как же ты «любосластными недугами погубил ума красоту»!
– Что-что?
– Это цитата из канона Андрея Критского, а не что-что, – с напускной суровостью ответствовал отец Герман.
Алексей испытывал странное облегчение оттого, что разговор скатился на шутливую околоцерковную стезю. Он, кардиолог, бывший в своей короткой практике свидетелем множества мучительных смертей, тушевался как мальчик, если речь заходила о его личных сердечных делах. …Подобно тому, как Алексею были неприятны разговоры о его взаимоотношениях с Надеждой, так иеромонаху Герману претили всякие упоминания о карточной игре. Слишком уж роковую роль сыграли пресловутые «карты-картишки» в судьбе его родителей.
Если бы испитой раздатчик корма, никчемный, опустившийся человек, не произнес по адресу директора Пряслова емкого определения «картежник», то иеромонах Герман, в миру – Геннадий, не стал бы торопить друзей, и они проторчали бы в вольере пеликана Яшки еще как минимум полчаса. И тогда их жизнь продолжала бы идти своим чередом, со всеми, так сказать, радостями и горестями.
Но слово было произнесено, время сместилось на эти злосчастные полчаса, и вместе с этим сдвигом перекосилась вся дальнейшая судьба троих школьных друзей.
– Прошлой ночью Зайчонок опять человека зарезал. Между прочим, я его знаю – у меня сынишка к нему в шахматную секцию ходил. Только я его оттуда забрал. Зашел как-то, увидел этого толстого Фишера с сигаретой в зубах, все помещение прокурено. И сказал себе: э, нет, обойдемся мы и без шахмат…
Пожилой дядька шумно отхлебнул пива. Его визави, такая же похмельная особь мужеска пола, исподлобья глянул на собеседника:
– Да какая хрен разница, маньяк зарезал или кто другой. У нас и безо всяких маньяков ночью на улицу не высунешься. Расплодили бандитов…
В баре стоял густой креветочный дух, сдобренный характерным для подобных заведений запахом пролитого и закисшего пива. Свободных мест в этот жаркий дневной час не наблюдалось, и взмокшие официанты едва успевали разносить по столам целые грозди запотевших пивных кружек.
– Отсюда в двух шагах и зарезал, – продолжал отец юного шахматиста. – У ограды зоопарка.
– У нас вся жизнь – зоопарк… – буркнул ни к селу ни к городу его скептически настроенный приятель.
Геннадий, Сергей и Алексей блаженствовали за столиком у окна, выходившего на тенистую аллею. Уже было выпито по две кружки освежающей пенной влаги, оприходовано блюдо с отборными королевскими креветками, уже официант услужливо взгромоздил перед друзьями очередную батарею ледяных кружек, аккуратно поставил на стол блюдо с креветками, заботливо накрытое стеклянным колпаком…
Все бы хорошо, да только одно совершенно ненужное обстоятельство немного стесняло друзей. А именно – поджарый, спортивного вида субъект с резкими, прямо-таки медальными чертами лица, пристроившийся к ним за столик. Впрочем, спортивный вид этого дядечки в первую очередь был обусловлен новенькими тренировочными шортами и футболкой, в которых сей субъект и заявился в пивную.
И Бог бы с ним, с этим поклонником бега трусцой, ничем он особо-то нашим друзьям не мешал, сидел себе, помалкивал, задумчиво цедя одну-единственную кружку пива под небольшую тарелочку с креветками. Да вот возьми да приключись с поджарым бегуном конфуз, и конфуз прямо-таки неприличный.
Официант Вова уже которую минуту нетерпеливо переминался с ноги на ногу, стоя над душой у поджарого, и, соответственно, над троими приятелями. А тот все шарил по карманам своих шорт, и вид у него был, скажем так, нерадостный… Гнетущая тишина повисла над столиком.
– Нехорошо получается, уважаемый, – с упреком сказал официант Вова.
– Н-да, нехорошо, – рассеянно согласился странный посетитель. – Сейчас, сейчас…
Алексей вздохнул: положительно, сегодня такой день, что ему приходится платить из своего кармана за всех!
– Не переживай, Вова. Сколько с него? – доктор поднял глаза на официанта.
– Сто пятьдесят рублей.
– Ну так запиши на наш счет, и дело с концом.
– Как скажете, – пожал плечами Вова и двинулся прочь.
– Нету денег – сиди дома, – донеслось до приятелей назидательное ворчанье официанта.
– Ну спасибо, ребята, спасли от позорища, – улыбнулся незнакомец.
– Такое с каждым может случиться, – сухо ответил Геннадий.
– Черт-те что! – досадливо покрутил головой спасенный от позора. – Я, знаете ли, уже давно привык обходиться без денег, то есть без наличных. Не помню, когда последний раз их в руках-то держал. Вот и…
– Хорошо так жить! – мечтательно заметил Алексей.
Сергей смотрел на поджарого неприязненно. Было видно, что он ждет не дождется, когда же наконец этот халявщик уберется восвояси.
– Хорошо-то хорошо, да как бы это сказать… – незнакомец, видимо, был расположен поболтать. – Иногда так хочется вспомнить студенческие годы, посидеть в дешевой пивной, вдохнуть запахи пива, креветок… Здорово!
– По жизни вас, видимо, окружают совсем другие запахи, – насмешливо бросил Сергей. – Не столь приятные.
– Да, вы правы, – согласился поджарый с беззаботным видом. – Например, запах металла пополам с машинным маслом. Смерть как надоел.
– Вы что-то ремонтируете? – спросил Геннадий из вежливости.