Дональд Уэстлейк - И только потом пожалели

— Ладно, чай со льдом.

Чай со льдом помог ему даже больше, чем он ожидал, и Мэл рискнул съесть несколько маленьких сандвичей из крекеров с ореховым маслом. Через некоторое время Дэниэлс даже отважился закурить, и вкус сигареты оказался не хуже, чем обычно бывает, если выкурить ее перед завтраком.

Через двадцать минут после телефонного звонка к нему подошла девушка в белой рубашке, джинсах и тапочках и спросила:

— Мэл Дэниэлс?

— Более или менее.

— Пойдемте со мной.

Дэниэлс подхватил чемодан и вслед за девушкой вышел на улицу, залитую солнечными лучами. Светло-голубой фургон расположился в зоне «Парковка запрещена». Они сели, и девушка повела «форд» на запад, в сторону озера. По дороге им встречались только дорогие машины: «кадиллаки», «роллс-ройсы» или «континентали».

— Мэри-Энн Маккендрик, — отрывисто сообщила девушка. — Это я.

— Приветствую вас. Вы уже знаете, кто я.

— Разумеется, знаю. Мистер Холдеман в бешенстве.

— Я уезжал. Я очень надолго уезжал… уезжал… — Мэл прижал ладони к глазам. — Мне следовало привезти темные очки.

— Посмотрите, нет ли лишней пары в отделении для перчаток.

Он порылся в отделении и действительно нашел пару солнцезащитных насадок на очки. Дэниэлс нацепил их на нос и произнес:

— Инспектор вызывает.

Девушка улыбнулась и спросила:

— У вас есть оправдание тому, что вы опоздали?

— Честно говоря, нет.

— Прекрасно. Наилучшим выходом для вас было бы сказать ему правду.

— Дорогой мистер Холдеман. Он и сам когда-то был молод.

— Он все еще молод. — Девушка произнесла это, словно пытаясь защитить Холдемана.

Мэл попытался вопросительно взглянуть на нее, но у него упали очки. Неужели она охотится за господином Холдеманом, стараясь женить его на себе? Дэниэлс не мог сказать наверняка.

Да ладно, будут и другие Девушки.

Они уже выехали из города, но Мэл не увидел никакого озера. Оно, должно быть, расположено справа, но вдоль дороги с этой стороны тянется высокий забор, время от времени прерывающийся железными воротами, преграждающими въезд на частные дороги. Через изгородь Дэниэлс видел зеленые лужайки и ухоженные деревья. Здесь только частные владения, а их владельцы, конечно, ездят на дорогих автомобилях.

С другой стороны шоссе местность выглядела более дикой: поросший кустарником холм круто вздымался вверх сразу над дорогой, плавно переходя в горную цепь, окружавшую город и озеро.

Дэниэлс закрыл глаз, инстинкт подталкивал его поговорить со спутницей — ведь она была женщиной, и очень хорошенькой, — но у него не было сил. Едва шевеля губами, Мэл пробурчал:

— Напомните, чтобы я поговорил с вами завтра.

— Хорошо.

По тому, как звучал ее голос, Дэниэлс понял, что она снова улыбается.

— Я расскажу вам историю моей жизни.

— Это будет очень мило.

Оставшуюся часть пути они проехали молча, Мэри-Энн вела машину, а Мэл восстанавливал силы. Сквозь опущенные веки мир казался Дэниэлсу оранжевым; Мэл потихоньку расслаблял натянутые как канат нервы.

Дэниэлс открыл глаза, когда ровная поверхность асфальта под колесами «форда» сменилась дребезжащей грубостью гравия. Прямо перед ним возвышалось красное строение, более красное, чем любое из когда-либо виденных им зданий, оно было краснее пожарной машины, настолько ярко-красное, что казалось облицованным блестящим металлом. Красную стену украшали белые полосы и прорези, а огромные белые буквы на фасаде гласили:

Серо-голубой гравий покрывал всю площадку между дорогой и строением и дорожку между строением и соседним домом. Дэниэлс сумел рассмотреть дом только после того, как его глаза немного привыкли к ярко-красному цвету здания театра. Дом оказался ветхим обиталищем какого-то фермера, трехэтажным, с выступающими эркерами. Его, похоже, не красили уже много лет, потому что обшитые дранкой стены стали серыми от времени и непогоды, приобретя оттенок плавника.

Перед зданием театра, весьма напоминавшим сарай, были припаркованы машины: красный «GMC», выглядящий анемичным, поскольку его окружали старый черный запыленный «додж» — купе и белый «континенталь» с открывающимся верхом. Мэри-Энн Маккендрик остановила фургон возле трех машин и предложила:

— Оставьте чемодан здесь. Вам лучше пойти прямо к мистеру Холдеману.

— Как скажете.

Дэниэлс положил очки в отделение для перчаток.

— Я буду жить там? — Мэл указал на дом.

— Угу.

— Мне следовало бы купить крест.

Девушка явно была озадачена, это была прямолинейно мыслящая женщина.

— Что? Почему?

— Я вам объясню, — заверил он. — Входит вампир, вы машете на него звездой Давида, а он смеется вам в лицо.

— О, я ничего не знаю об этом.

Действительно ли откуда-то вдруг словно пахнуло холодом? Или Мэл просто слишком чувствителен? «И почему это, — спросил Дэниэлс сам себя, — я всегда сообщаю людям о своем еврейском происхождении через минуту после знакомства?»

Мэл выбрал не лучшее время для самоанализа; его бедная голова разболелась еще сильнее. Кроме того, герр Холдеман ждал его.

Мэл выбрался из машины.

— Где я могу найти мистера Холдемана?

— Внутри. Контора справа.

— Увидимся позже.

Однако Дэниэлс был уверен, что не понравился девушке.

Мэл направился по гравию к входу в театр, который, похоже, перенесли сюда целиком со старого нефункционирующего кинотеатра и встроили в фасад этого сооружения, выглядевшего странно, архаично и несколько не правдоподобно. Подойдя ближе, Дэниэлс увидел свое отражение во всех восьми вытянувшихся в ряд стеклянных дверях.

Холл внутри выглядел очень небольшим и строгим, с покрытым красным ковром полом и окошком кассы. Из холла в театр вели только две двери, расположенные в начале и конце его задней стены. Пространство между дверями заполняли черно-белые фотографии актеров и актрис и сцен из спектаклей. Афиши на левой стене представляли репертуар этого сезона и участников постоянной труппы. Их было всего десять, шестеро мужчин и четыре женщины. Фамилия Мэла значилась третьей снизу, после нее шли имена двух девушек.

За окошком кассы расположилась ядреная пухлая блондинка, улыбнувшаяся Дэниэлсу так, что он оценил все преимущества своего пола. Мэл подошел к ней:

— Я ищу офис. Я — Мэл Дэниэлс.

— А вы гадкий мальчишка.

— Вы еще меня не знаете. Где контора?

— Через дверь и направо. Я — Сисси Уолкер.

— Вы мне не кажетесь похожей на маменькину дочку [1].

Блондинка хихикнула, безуспешно стараясь принять застенчивый вид.

Так что Мэри-Энн Маккендрик может катиться ко всем чертям.

Дэниэлс прошел через дверь и справа увидел еще одну дверь с надписью «Администрация».

— Должно быть, сюда, — пробормотал Мэл, пытаясь придать бодрости самому себе, а затем вошел.

Комната вовсе не была маленькой, но настолько загроможденной мебелью, что помещение казалось очень тесным. Там стояли три больших обычных стола и два больших письменных, целый набор стульев, шкафы для хранения документов, еще там были корзины для бумаг и настенные вешалки, заполнявшие все оставшееся пространство. Везде, где возможно, громоздились бумаги и афиши.

Человек лет тридцати пяти, преждевременно облысевший, очень высокий и худой, выглядевший крайне измученным, одетый в голубую рубашку поло и серые брюки, с засунутым за ухо желтым карандашом, сидел за письменным столом и громко говорил по телефону. Кроме него, в конторе не было никого.

— Но мне необходим этот диван! — орал этот человек. — Мы заплатили за него, мистер Грегори… Я понимаю это, мистер Грегори, но…

Разговор и дальше продолжался в том же духе. Мэл снял со стула кипу программок, положил их на стол и сел. Человек, говорящий по телефону, не обратил ни малейшего внимания на его присутствие. Дэниэлс подождал несколько минут. Услышав лишь часть разговора, он пытался угадать содержание другой половины, затем закурил сигарету. Человек с трубкой мгновенно подвинул ему пепельницу. Мэл благодарно кивнул и устроился поудобнее в ожидании.

Наконец разговор закончился. Они вряд ли получат диван. Хозяин кабинета повесил трубку, взглянул на Мэла, покачал головой и пожаловался:

— Каждый год одно и то же. Я полагаю, вы Дэниэлс.

— Совершенно верно.

— Актеры — идиоты, Дэниэлс. — В голосе мужчины отсутствовали гнев или сарказм, в нем было лишь долгое страдание. — Я не знаю, почему я имею с вами дело. Один посылает мне по ошибке фотографию своего соседа по комнате, другой заявляется на день позже… Я просто не знаю…

— Я полагаю, вы — мистер Холдеман?

— Я полагаю, что да. Я больше ни в чем не уверен. Мэри-Энн уже устроила вас?