Зайдя на территорию этого наконец-таки обнаруженного "военного объекта", Олег обследовал его
и пришел к выводу, что из всего списочного состава части здесь находится всего лишь один дневально-дежурный, к которому он и подкатился за неимением командного состава.
- Слушай, браток, ты не в курсе, где здесь канцелярия или отдел кадров, или хоть какая-нибудь
фигня, где оформляют новобранцев?
- Русский?! - обрадовался дневальный так, словно сто лет ожидаемую невесту встретил. - Земляк,
мать твою! Дай я тебя обниму! - прослезился он.
- У вас что здесь, руссаки за доисторических мамонтов катят? - удивился Олег, высвобождаясь от
объятий сентиментального земляка. - А мне рассказывали, что наших и в Армении, и в Азербайджане - хоть задницей ешь! Кстати, Олегом меня звать. А хочешь, Айсом называй, это моя кликуха с детства!
- Володя Светлов! - представился дневальный.
- Но все Вовчиком кличут. Пошли, братуха, отметим это дело! Жаль, кроме сотни граммов "муховки"
(фруктовой эссенции) в бутылке ничего не осталось. Ничего, по пять капель хватит!
- Да есть у меня чем отметить! - тряхнул своей сумкой Айс. - Но... ты ведь на посту?!
- Да какой это пост! - расхохотался Вовчик. - Так, одно название. Стою, абы со скуки не сдохнуть. И заодно, кстати, поджидаю таких вот, как ты добровольцев. А комбат приедет только завтра.
- И много ты за сегодня таких, как я ...наожидал? - поинтересовался Олег уже в дежурке, где
Вовчик сразу же принялся растапливать "буржуйку".
- Ты первый, - ответил тот, - и, наверное, последний. Что-то неохотно последнее время наш брат
изъявляет желание проявить свой интернациональный долг.
- А ты как проявил его? - спросил Олег, расставляя на столе припасы из сумки, среди которых
позвякивали три бутылки водки - "тормозок" на дорожку от адлеровских армян.
Выяснилось, что Светлов - обычный уже для нашего времени профессиональный бомж из Рязани.
После Спитакского землетрясения решил "завязать" с бомжеванием и приехал сюда, в Армению, восстанавливать разрушенное стихией. Куда там! Приходящие из Союза стройматериалы и техника так же, как и гуманитарная помощь из-за рубежа в совокупности с медоборудованием - до семидесяти процентов всего этого "добра" - уходили куда-то "налево". Так что особо ударных темпов работ по восстановлению не наблюдалось. А когда "посыпался", как карточный домик, Советский Союз, и началась полномасштабная война между армянами и азерами - вообще стало худо - не до троительства и производства электроэнергии, а тем более не до мира с соседями стало стране, воюющей за свободу новых территорий.
Так что волей-неволей пришлось Вовчику в 1992 году, в сорокашестилетнем уже возрасте, вернуться
к старому, ставшему привычным "ремеслу" - бомжевать. Но вскоре выяснилось, что Ленинаканская
зима не предоставляет никаких льгот для такого вида индивидуальной трудовой деятельности. Эти-то неурядицы и привели, в конце концов, Светлова в армянский военкомат - в армии хоть поят, кормят, одевают и обувают. А война - подумаешь, русского бомжа такой хреновиной не запугать!
- Сейчас стреляют везде, и мирного населения гибнет больше, чем солдат! - так охарактеризовал
свои тогдашние размышления рязанский доброволец, наливая себе и Олегу очередную дозу настоящей русской водки, доставленной с далекой Родины.
Тогда же, весной 93-го, Вовчик познакомился еще с двумя руссаками-ленинаканцами - Петром Карпенко из Днепропетровска и Рашидом Хабибукллиным из Казани. Втроем они и попали в Карабах... Пообтерлись, привыкли, и при взятии осенью девяносто третьего года Физули даже "отличиться" успели, выполняя никому не понятный тогда приказ: после штурма сжечь все дома в поселке. Петро в тот день "пошел на рекорд"; от его руки пылали ясным огнем тридцать семь строений - хозяйственный хохол все, что не смог унести, с удовольствием предал огню. За Вовчиком сохранилось второе место - двадцать три жилища.
- А жгли-то зачем? - перебил рязанца Грунский. - Что, была угроза обратного штурма?
Вовчик замолчал, насупился. Затем неохотно ответил:
- А наше какое дело - была угроза или ее не было? Приказали - мы сделали, и все! Хотя Физули
до сих пор - наш! - он повернулся к Олегу спиной, сосредоточенно растапливая почти потухшую во время исповеди "незабудку-буржуйку".
Однако рассказа своего не прервал - видимо, долгое время не было у него возможности излить душу
кому-нибудь из земляков "оттуда".
В октябре Вовчику не повезло: пошел с группой разведчиков на "талан"* к туркам, за бараниной и
хлебом, а на обратном пути нарвались всем скопом на пулеметную засаду. После того, как четыре пули ПК продырявили его тело по диагонали - от левого плеча до правого бедра, - армянские полевые лекари отправили его в тыл вместе струнами, а в списках батальона он прошел, как погибший при исполнении боевого задания... И только в Степанакерте, при "паковке" тел погибших в гробы, кто-то чудом углядел, что русский жив - чуть слышно застонал.
Пролечившись в Ереване, вернулся в Ленинакан. А здесь проблемы гражданской жизни не изменились нисколечко. И денег на отъезд в Россию нет: компенсации за ранение хватило лишь на два дня
нормального существования - хорошо поесть и выпить.
- И теперь вот сижу в казарме, сторожу ее и жду новой отправки на позиции. Здесь же, на постах, и Рашидка-джан, и Петро-хохол. С ними веселей! - совсем невесело закончил свое повествование Вовчик. С окончанием рассказа совпало полное очищение казарменного стола от еды и спиртного.
- Ну, спасибо тебе большое, Айс, я так уже, наверное, пару лет не хавал! Сразу видно - наш, руссачок, приехал! И хлебец-то наш, русский. Ей-богу, он мне снился иногда! - растроганно благодарил Олега Светлов.
Спать они улеглись где-то около пяти утра...
* Талон- кража, воровство
Глава 4
"МЕШОЧНАЯ ЛЮБОВЬ"
А в десять часов Грунский знакомился с заместителем батальона в тылу Чохчогленом, бывшим прокурором Ленинакана. Заодно тот постарался предсказать ближнее будущее Олега в найденной им части: - Оформишь контракт добровольца на полгода, затем получишь форму. А до отправки живи вместе со Светловым здесь, в казарме. Будете помогать семьям погибших фидаинов в отгрузке угля и дров! А там, на позициях, если будешь вести себя правильно и воевать хорошо - может быть, получишь офицерские погоны. Ну, и все, что к ним прилагается!
Чохчоглен пошел было к дверям, затем остановился. - Да, вот еще: спасибо, что приехал! Мы, армяне, всегда рады гостям! Наши дома - твои дома, мой хлеб - твой хлеб!
На деле же, по наблюдениям Олега, все оказалось намного прозаичнее: да, иногда руссаки действительно отгружали со склада женщинам в трауре понемногу угля и дров, но основная масса этих "стратегических" товаров уходила людям, которые приезжали со своим транспортом и погрузчиком и, никого не стесняясь, рассчитывались с кладовщиком Аро наличными.
Вовчик постоянно заигрывал с этим мордастым армянином: то сумку до ворот поможет доволочь, то
загрузить то-се в его "Москвич-комби". Олег терялся в догадках: за что принципиальный бомж так полюбил кладовщика?
Разгадка пришла однажды днем. По-быстрому загрузив в телегу с запряженным в нее ишаком полкуба сыроватых чурочек, Олег пошел искать Вовчика, чтобы покурить с ним да покалякать. А нашел его
вкупе с Аро за штабелем мешков с куркутом*. Вдвоем они о чем-то ожесточенно спорили с двумя молоденькими женщинами в черном. Видимо, Вовчик неплохо понимал и разговаривал по-армянски, помогал себе жестикуляцией, уговаривать, как видно, тоже умел - спор понемногу утих, и женщины принялись раздеваться, бросая одежду здесь же - на расстеленный по мешкам брезент. Олег кашлянул. Женщины, испуганно ойкнув, застыли каждая на своем месте. Аро быстро оглянулся и, увидев Айса, что-то сказал им, затем, повернувшись к Вовчику, закатил тому целую речь. Бомж заулыбался и поманил Олега.
* Курку т - перловка
- Иди сюда быстрей! Разговеться хочешь?
- Чего? - не понял Олег.
- Трахаться, спрашиваю, будешь? Аро уступает тебе свою вдовушку!
- А... можно? - Олег неуверенно подошел ближе - оголенные, аппетитно-тугие груди молодок притягивали к себе почище любого магнита.
- Да боже ж ты мой! - расхохотался Вовчик. - Что, она жена его, что ли? Мы бы тебя сразу взяли в компанию, да ты ходил, как хрен проглотивши! Эти вдовы давно уже изучили складскую таксу: хочешь получить побольше уголька или дровишек - задирай подол! И им хорошо - соскучились по мужской ласке, и нам приятно! Ну, как тебе бартер? Не ущемляет твоих представлений о чести и благородстве? - съехидничал он.
- О какой чести и каком благородстве может идти речь в этом вертепе? психанул Олег. - Лишь бы
им было хорошо, а о себе мы сами позаботимся!
Какую он мне выделяет?
- Ты в первый раз - тебе и выбирать!
Олег посмотрел на молодок, которые уже разделись до пояса сверху и стояли теперь на мешках в