Крис открыл двери и, как истинный джентльмен, поцеловал мне руку и пропустил вперед.
«Начинается», — подумала я.
В ложе было еще несколько человек. Девушки, которой Крис помогал выйти из «мерседеса», не было. Мне почему-то стало спокойнее.
Кристофер сделал приглашающий жест, указывая мне на мое место. Оно было третьим от стенки. Его место, как я предполагала, было самым крайним. Так и есть, мужчина сел рядом, сразу отсекая для меня возможность к отступлению, поскольку с другой стороны расположилась тучного вида женщина.
— Я рад приветствовать вас на выступлении Венского Штраус-оркестра под названием «Король вальса», — заявил Крис таким тоном, словно он представляет моему вниманию самого Папу Римского. — Давно не виделись, Тин, — легкая искренняя улыбка коснулась губ Кристофера, преобразив его лицо.
— Спасибо. Я тоже рада тебя видеть. А где твоя новая подружка? — улыбнулась я.
— Ты ревнуешь? — ослепительно улыбнулся мужчина, демонстрируя два ряда белоснежных зубов.
Я вздохнула.
В следующее мгновение лампы на потолке стали гаснуть.
— Да мы почти опоздали, — произнес Крис.
На сцене появился дирижер со смычком вместо дирижерской палочки в одной руке и со скрипкой — в другой. Он поприветствовал нас на ломаном русском языке с жутким акцентом. На это приветствие зал отреагировал бурными овациями.
Кристофер наклонился ко мне и прошептал.
— Это Питер Гут. Он, поддерживая традиции семьи Штраусов, сам будет играть на скрипке и дирижировать смычком.
— А ты лично с ним знаком, что ли? — прищурилась я.
— Все может быть, — лукаво улыбнувшись, таинственно ответил мужчина.
Питер Гут рассказывал, как он рад нас видеть в этом зале. Его довольно длинное повествование слегка коснулось биографии замечательнейшей семьи Штраусов. Во время монолога на сцене появились музыканты и сели на свои места. Потом дирижер объявил первое произведение, и в большом зале зазвучала тихая музыка. Она разлилась по сцене нежным звучанием, превращаясь в быструю польку.
— Крис, — прошептала я ему на ухо. — Как называется эта мелодия? Честно сказать, я плохо понимаю то, что говорит дирижер.
— Полька «Трик-трак» — ответил он и протянул мне программку.
Значит, я все услышала правильно.
— И, кстати говоря, Натали мне не подружка.
Вероятно, он имеет в виду девушку, которая приехала с ним. У него была манера переделывать все имена на европейский манер. Именно поэтому Максима мы зовем Максом, а меня все называют Тин.
— Как? — удивилась я, поднимая глаза от программки, которую тщетно пыталась рассмотреть. — Она ездит на твоем «мерседесе», и ты… — я запнулась.
— Ну? Что ты хотела сказать? — спросил он, кладя свою руку на кресло за моей головой, наклоняясь ближе ко мне.
Мне тоже пришлось приблизиться почти вплотную к Кристоферу, потому что соседи недовольно шикнули на нас.
— Ты прекрасно знаешь, о чем я.
— Не сплю ли я с ней? — усмехнулся Крис. — С каких пор тебя это волнует?
Я смутилась, благо некоторая темнота не позволила ему это разглядеть.
К разговору о его подружке мы больше не возвращались, как и не начинали других разговоров, благоразумно решив, что все-таки стоит послушать концерт.
Музыка звучала то в ритме вальса, то в ритме польки, то превращалась в мелодию, способную перевернуть весь внутренний мир, и ни разу не оставила меня равнодушной. Несколько веселых ситуаций разбавили серьезность концерта. Сначала мне это не понравилось. В конце концов, думала я, мы все сюда пришли наслаждаться музыкой, а не смеяться, словно это вечер юмора. Но потом я перестала раздражаться и начала по-настоящему отдыхать. На сцену несколько раз выходили парень с девушкой, которые сливались в одно целое с мелодией, плыли в ее ритме, растворяясь в многообразии нот. Затем появилась женщина в великолепном платье, с сильным оперным голосом и запела с таким воодушевлением, что я словила себя на том, что по моей щеке катится слеза. Но вот она вышла на сцену в костюме крестьянки, изображая пьяную, и хохотала так, что тряслись стены! Зал был в восторге от ее перевоплощения! В руках у дамы была бутылка с пивом. Она вешалась на дирижера, потом спустилась в зал, заигрывая с первыми рядами. По дороге она растеряла свою обувь и, совершенно босая, залезла на сцену, минуя ступеньки.
Мы долго ей аплодировали.
Затем снова заговорил Питер Гут и ознакомил нас с продолжением программы.
Я с упоением слушала произведения.
Довольно скоро начался антракт. Так бывает со временем: когда ты чем-то наслаждаешься, действительно наслаждаешься — время летит незаметно. И так бывало, когда мы проводили время с Кристофером в беседах.
Крис принес два кофе, и мы разговаривали о концерте, делясь впечатлениями и обсуждая танцоров, музыкантов и акустические особенности зала.
Во втором действии нас поджидало еще несколько смешных ситуаций. Например, меня рассмешило, что осветитель направил прожектор на подсобного рабочего, который вышел на сцену только за тем, чтобы забрать микрофонную стойку. Нелепая ситуация длилась несколько секунд. Рабочий сцены замер, понимая, что к нему прикованы все взгляды пришедшей на концерт публики.
Самым последним произведением был известнейший «На прекрасном голубом Дунае». Публика так аплодировала, узнав первые аккорды, что вступление пришлось повторить дважды.
Таких нежнейших звуков я не слышала в своей жизни, наверное, с детства. Музыка звучала, она вливалась в меня, бросая и поднимая. Она звучала во мне. Она не могла существовать без меня так же, как и я не могла существовать без нее.
Когда произведение кончилось, зал не давал возможности уйти оркестру. Аплодисменты не стихали. Все аплодировали стоя. Мы не могли отпустить музыкантов, потому что стали частью этого большого, грандиозного звучания. Оно перевернуло в нас все. Оно разбудило самые запрятанные чувства. Мы не хотели смиряться с тем, что концерт закончился.
И оркестр сыграл. Они исполнили фрагмент из оперетты «Летучая мышь». В это действо втянули всех. Мы топали ногами и хлопали в ладоши, следуя ритму, как дети, поддаваясь указаниям Питера Гута. Это все происходило с таким щемящим восторгом, что нам сыграли на бис еще два произведения. Потом на сцену вышли дети из зала. У одного мальчонки был день рождения, и ему выпала честь дирижировать оркестром. Он исправно водил смычком четыре четверти. Сам дирижер собрал толпу из самых маленьких, и они веселой вереницей, пританцовывая, прошли по рядам.
Но все заканчивается. Как бы мне ни хотелось продолжения, концерт был завершен. Казалось, что я без устали могу слушать снова и снова эти волшебные звуки. Мне не хотелось, чтобы это чудо заканчивалось. Поэтому мы с Кристофером аплодировали до тех пор, пока не заболели ладоши. К тому времени в ложе никого не осталось.
— Мы же никуда не торопимся, — оглянувшись, заметил Крис.
Я слегка замялась. Озорной огонек в его глазах предупреждал меня, что нужно вести себя осторожнее.
— Нужно идти по делам? — спросила я.
— Как ты можешь сейчас думать о деле, Тин? — удивился мужчина. — После такого прекрасного концерта.
— Заметь, — усмехнулась я. — Это не моя прихоть.
— Да, — Крис задумчиво склонил голову. — А может, пойдем в Byblos не для того, чтобы сверять бумаги, а просто посидим, выпьем, покурим кальян, как в старые добрые времена. Продолжим расслабляться. Зачем спешить? Тем более представляешь, какая сейчас толкотня у гардероба?
Я тщательно избегала его взгляда.
— Значит, тем более нам пора, если ты хочешь выехать со стоянки в ближайшее время, — я обошла мужчину и направилась к выходу.
— Мне кажется или ты боишься оставаться со мной наедине? — аккуратно привлекая меня к себе за руку, спросил Крис.
Я хотела что-то сказать, но он меня опередил.
— Что это? — он был очень близко от моего лица. — Ты плачешь?
Музыка иногда на меня так влияла. Особенно сегодня. Эти мелодичные звучания, эти дети, эти чудеса, которые способны снова погрузить тебя в мир детства. Тем более, в свет я не выходила очень давно. Ни к чему скрывать, что я погрязла в работе очень глубоко за последние… несколько лет.
— Нет, это… — попыталась возразить я, но так и не нашлась, что сказать.
Мужчина достал платок и стал аккуратно вытирать мои слезы.
— Крис… — я отшатнулась.
— Ты такая напряженная, — его голос звучал мягко и успокаивающе. — Отвыкла от мужчины? Как давно у тебя был… — он усмехнулся, зная мою нелюбовь к прямым обозначениям пикантно-сексуальных вещей. — Были отношения?
— У меня сейчас довольно прочные отношения.
— Ага, я вижу, — не поверил он. — Шарахаешься от меня, как от прокаженного.
— Стоит заметить, Крис, что я знаю тебя немного лучше, чем твои временные подружки. И мне стоит от тебя шарахаться.
