Забегая чуть вперед, можно сказать, что Димкина жизнь сложилась потом самым неожиданным образом, и он сам забросил свою лабораторию. Вот только умение починить любой прибор и любой аппарат навеки осталось при нем. Когда он был в седьмом классе, то нарвался на каких-то теток, которые рыскали по школе и заставляли всех петь. Услышав его голос, они пришли в восторг и заявили, что у него замечательные данные! Оказывается, они подбирали новых ребят в большой детский хор всесоюзного радио, и у Димки оказался такой вокальный талант, что буквально после двух-трех месяцев репетиций, на которые его обязали ездить после школы, он стал одним из запевал хора. Они и на сценах выступали, в Большом Кремлевском дворце и ещё много где. Самым сложным было приводить Димку в порядок перед каждым выступлением. Худой, чернявый, нескладный, он вечно ходил перемазанный чернилами, школьный пиджак и брюки тоже были перепачканы невесть чем, и висели на нем косо и нескладно. Как говорили руководители хора: "На Батюшкова надо надевать белую рубашку и чистые брюки даже не за пять минут до выхода на сцену, а за секунду до выхода, иначе он успеет перемазаться так, что всех нас покроет позором." Что ж, это и впрямь было в Димкином характере, таким он уродился. Ему все прощалось за его фантастический голос. А когда домик Батюшковых окончательно обрекли на снос, то, по письму от руководства радио и телевидения и по письмам других людей (кажется,, даже Моисеев свое письмо дал), что "этому юному таланту, который может составить гордость своей родины СССР, нужны условия для шлифовки способностей, и, в частности, отдельная изолированная комната для ежедневных занятий вокалом", его семье отвалили такую квартиру, что закачаешься! К десятому классу, правда, он и сам наловчился каким-то образом одеваться чисто и аккуратно, а через несколько лет стал просто пижоном ходить, тщательно следя за своей внешностью. Можно сказать, качели качнулись в другую сторону.
Вот за границу его долго не выпускали. По двум причинам. Во-первых, когда дело дошло до анкет, то всплыла как раз эта история, о которой я рассказываю, и в которой о сумел мощно "отличиться". Повезло, что не отправили в колонию для несовершеннолетних, но отметка-то в милиции осталась и, естественно, в его биографической справке оказалось указанным, что... Но об этом позже, дойдем по порядку.
И, во-вторых, в восьмом классе у него резко сменились увлечения. Место физики и химии, которыми он больше не мог заниматься (во-первых, репетиции съедали уйму времени, и, во-вторых, после того случая, о котором я расскажу, отец лишил его все-таки лаборатории: не уничтожил, но отобрал все и запер на крепкий замок в чуланчике, "пока не поумнеешь"), заняла философия. Причем не какая-нибудь, а философия Канта! Ну да, того самого, которому Воланд говорил за завтраком, что, может, вы и правильно все придумали, да больно мудрено, люди вас не поймут. Люди, может, и не поняли, а Димка Батюшков понял - или считал, будто понял! Он всюду таскал с собой тома Канта, в школе на переменках зачитывал одноклассникам и даже учителям пассажи из "Критики чистого разума" и этих, как их (я ищу бумажку, на которой записал название), "Пролегоменов", и взахлеб втолковывал всем, как это здорово и как это объясняет все устройство мироздания. Ну, сами представьте, четырнадцатилетний пацан носится и зачитывает с восторгом такое, например (тут я переписываю из хрестоматии по философии, которая в отцовской библиотеке имеется): "Чистая математика как синтетическое познание a priori возможна только потому, что она относится к одним предметам чувств, эмпирическое созерцание которых основывается на чистом созерцании (пространства и времени) и притом a priori; а может оно основываться на таком чистом созерцании потому, что это последнее есть только форма чувственности, предшествующая действительному явлению предметов, поскольку она впервые делает это явление возможным." Улет, да? Все, можно сказать, торчали и стояли на ушах, тем более, что Димка брался утверждать, чуть не в ор, что Кант - единственный гений, и что его философия даже правильней марксизма-ленинизма. Можете себе представить, как учителя бледнели и тряслись. Странно, что он родителей под петлю не подставил. Впрочем, его отец был работяга, которому было бы что выпить, да сын бы не хулиганил, а на остальное ему было наплевать. Чтение заумных книг он к хулиганствам не относил.
А ведь люди тогда из-за всего тряслись. Отец и Богатиков вспоминали со смехом, как в четвертом или пятом классе они нашли старую-престарую школьную тетрадку (сталинского, вроде, времени). На задней стороне её обложки была, как положено, напечатана пионерская клятва - и текст этой клятвы сильно отличался от того, что печатался на современных тетрадках (то есть, тетрадках семидесятых годов). Решив, что они сделали потрясающее открытие, Ленька и Юрка (то есть, отец и Богатиков) обратились к классной руководительнице: смотрите, текст пионерской клятвы менялся, и, наверно, не один раз! Давайте найдет все тексты пионерских клятв, с самого основания пионерской организации, и выставим их все рядышком на красивом стенде, чтобы все видели, как в изменениях пионерской клятвы отражались изменения к лучшему жизни нашей страны! Милая пожилая классная руководительница, Маргарита Васильевна, побледнела, губы у неё задергались, и она стала говорить, что этого нельзя, никак нельзя... Изумленные друзья не могли взять в толк, почему: ведь они предложили ценную общественную инициативу, которая, по их мнению, могла бы даже переходящее красное знамя их классу принести! Так они и недоумевали довольно много лет, и лишь где-то ближе к концу школы, а то и в институте, до них дошло, почему Маргарита Васильевна, готовая упасть в обморок, глядела на них как на двух законченных идиотов и, наверно, мечтала, чтобы они сквозь землю провалились: из любого копания в реальной советской истории, из любой попытки заглянуть под лаковый глянец, которым эта история была покрыта в учебниках, могли возникнуть такие вопросы и такие "открытия", что всей школе бы икнулось. Их ведь учили всех: пионерская клятва - абсолютная ценность, созданная на века. А тут, оказывается, этой "абсолютной ценностью" вертели, как хотели, в зависимости от политики. Ну, и другие выводы напрашивались...
Отец и Богатиков и спустя больше четверти века недоумевают, как это над Димкой пронесло грозу и не вылетел он с "волчьим билетом" и из школы, и из хора. То ли это увлечение Кантом отнесли к "причудам гения", который лишь бы пел, то ли Димку выручила его непосредственность. На вопрос историка (большой скотины, на учеников он стучал, это точно, а учителя подозревали его в том, что он и на коллег стучит), так что, выходит, весь социализм - это неправильно, Димка ответил: "Да нет же, абсолютно правильно, но ведь дело не в этом. Ленин учит, как сделать так, чтобы люди жили лучше, и тут надо поступать так, как он сказал. Но ведь Кант про другое пишет, про то, как мир устроен с научной точки зрения, и тут он в самую точку бьет, потому что и электромагнитное поле, и рентгеновские лучи, и теорию относительности уже после Канта открыли, а в учебнике написано, что и Ленин считал теорию относительности величайшим научным открытием. А ещё вы сами нам говорили, Ленин учил, что атом неисчерпаем. А раз атом неисчерпаем - значит, Кант прав."
Будь историк поумнее, он бы, наверно, нашел, что возразить, но тут у него самого голова пошла кругом и он заткнулся. Испугался, видимо, что, если влезать в спор с подкованным Димкой, тот его самого умоет, и ещё признать заставит, что он, историк, в теорию относительности не верит, да ещё спорит со знаменитым ленинским тезисом о неисчерпаемости атома, а это уже анти-ленинская позиция может выйти! Ведь этот историк, он даже не институт окончил, а курсы квалификации, и, кроме как доносить, мало что умел. А доносчики больше всего боятся скользких ситуаций, когда их самих обвинить в чем-то могут, и когда, как говорится, "доносчику - первый кнут".
В общем, скорей всего, Димку пронесло благодаря страху взрослых. Они предпочитали делать вид, будто ничего не слышат. Ведь если услышал - то часть ответственности оказывается на тебе...
Да, странное было время. Отец много и живо рассказывал о нем, и отцовские друзья добавляли, и все равно очень во многое мне врубиться и вклиниться сложно. Трудно, если честно, понять почему все вокруг было пропитано страхом, страхом мелким и постоянным, почему на ребят вечно цыкали и шикали: "Куда прешь, болван? Сиди тихо и не высовывайся, а то как бы чего не вышло!.." Мне-то кажется, что чем меньше бы люди боялись по любому поводу, тем легче им было бы жить. А отец возражает, что я просто не до конца понимаю ту жизнь, и, наверно, никогда не пойму... Может быть. Мне странным кажется, что вся история заварилась из-за банки мандаринов в собственном соку - такой баночки, которую сейчас можно взять и в любом магазинчике нашего городка, порядка двадцати рублей она стоит, и если б нам с Ванькой кто-нибудь сказал, что такую баночку можно посчитать чудом, мы бы только посмеялись... Но, оказывается, можно было!
