— Да, понятно.
Жихарев смотрел на ребёнка, как тот играется ювелирными изделиями. Он выложил их в кружок и посредине положил большую брошь.
«Соображает», — подумал бандит и в этот момент мальчик посмотрел на него и улыбнулся. Жихарев улыбнулся в ответ своим беззубым ртом и спросил мальчика:
— Шамать хочешь?
— Что Вы сказали, дядя?
— Ну кушать хочешь?
— Немножко.
— Как тебя зовут?
— Витя.
— Сейчас, Витя, принесут.
Минут через двадцать сверху предупредили, что сейчас будут передавать еду для него и ребёнка. Сквозь прутья решётки за три раза опустили буханку серого хлеба, банку тушёнки, бутылку молока, бутылку минеральной воды, чекушку (250 грамм) водки, две алюминиевые кружки и такие же ложки, а также завёрнутые в газету карамельки.
— Я просил бутылку водки, а вы мне что дали?
— Хватит с тебя пока, а дальше посмотрим.
— Ладно, суки, — заключил бандит и приступил ножом открывать тушёнку.
Хлеб он ломал руками, давая мальчику горбушку, а сам ел мякину.
Набрал в одну ложку тушёнки и протянул ребёнку. Витя с удовольствием уплетал поданную ему пищу, а Жихарев налил себе в кружку водку, выпил и стал медленно жевать своим беззубым ртом пищу.
— Запьёшь молоком? — спросил Жихарев.
Мальчик кивнул и Жихарев налил ему в кружку молока. Он смотрел на мальчика и у него стало в душе просыпаться к нему тёплое чувство.
Вспомнил себя ребёнком, своих двух братьев и сестричку, своё беспризорное детство и всю проклятую жизнь. Он неожиданно встал и крикнул в окно:
— Эй, вы там! Разрежьте решётку, я подам вам ребёнка.
— Можешь разбаррикадироваться и выходи в дверь.
— Делайте то, что я сказал.
Ему нравилось, что легавые выполняют его указания, хотя понимал, что они последние в его жизни. Жихарев поел, взял конфету и протянул её ребёнку.
— Спасибо, дядя. А как Вас зовут?
— Еркой меня мать называла.
— Спасибо, дядя Ерка.
Жихарев умилился. Его уже много лет так вежливо и искренне никто не благодарил. Он боялся, что чувство нежности к этому мальчику сейчас пройдёт и звериное остервенение толкнёт его на страшное убийство.
— Наверху! Чего вы не вырезаете решётку?
— Сейчас разгрузят с машины бензорез и вырежут.
Когда начали вырезать решётку и искры полетели в подвал, Жихарев выбрал две небольшие серьги с красными камушками и небольшую брошь, подошёл к мальчику и погладил его по голове.
— Сейчас я тебя передам через окошко твоей мамке, а вот это положу тебе в карман. Ты никому не показывай, а то легаши заберут себе. А дома отдашь мамке. Ты понял?
— Мг! — кивнул головой ребёнок.
Когда Жихарев понял, что решётка остыла, он взял мальчика на руки, услышал его быстрый стук сердечка и поспешно крикнул:
— Принимайте ребёнка! — и подал его в две протянутые сверху руки.
— Теперь вылезай или выходи сам! — крикнули сверху.
— А хер в глотку не хотите?
Наверху совещались, что делать дальше. Милицейский подполковник спросил начальника милиции:
— Что, начнём штурм? Ребята уже подобраны.
— Нет, во время штурма мы потеряем людей и его живым не возьмём.
А он нам живой нужен. Мы ещё не знаем его сообщников. По моим подсчётам у него не меньше десяти патронов, а стрелять эта сволочь умеет. Подгоняйте пожарные машины и со всех стволов заливайте подвал водой.
Пожарные из шести брандспойтов стали лить в окошко воду. Жихарев не ожидал такого, и понял, что придётся подыхать, захлебнувшись водой, а до этого стоять в ней, а может сдаться? Он отогнал эту мысль и взял в руки оба пистолета. Отложил свой ТТ в сторону, взял милицейский «Наган», крутнул барабан и подумал: «Здесь было шесть патронов, осталось пять. Сыграю в русскую рулетку, и если останусь живым, сдамся, мать иху в amp;б!». Он перекрестился, так, как учила его покойная бабка, чего не делал уже лет двадцать пять и приставил ствол к виску.
Наверху, когда сквозь шум воды, издаваемый мощными струями, услышали выстрел, полковник Дейнеко приказал прекратить лить воду.
Наступила полная тишина и все услышали, как в соседнем дворе весело залаяла собака.
— Кажется, всё, — сказал полковник, — взламывайте дверь в подвал.
Затем он взял мегафон и крикнул:
— Ты ещё жив, бандюга!?
Опять тишина. Он повернулся к подполковнику:
— Ты здесь командуй, а я поехал в управление докладывать в Киев и Москву.
— А если он жив?
— Я сейчас проверю, — сказал Дейнеко и направился к окошку.
— Товарищ полковник не надо, а вдруг он прикинулся? Не идите!
Полковник так посмотрел на своего подчинённого, что тот проглотил язык. Став на одно колено, он посмотрел в подвал, поднялся, махнул рукой, заматерился, сел в машину и уехал.
Об этой истории в городе говорили очень долго, добавляли отсебятины, она обрастала всевозможными подробностями, а в телеграмме, направленной наверх, сухо сообщалось, что ограблен Ювелирторг, погибли три милицейских работника, два сотрудника магазина, и тяжело ранена пожилая женщина. Преступник, Ерофей Гаврилович Жихарев 1909 г. рождения, покончил с собой. Ребёнок, бывший заложником, освобождён, повреждений не получил. Часть денег и драгоценностей возвращены государству, трое остальных преступников находятся в розыске.
С тех пор прошло много лет. Магазин Ювелирторг построили в новом красивом здании, сделали сигнализацию, систему оповещения милиции от каждой торговой стойки, автоматически закрывающиеся все двери при первом сигнале опасности. Но милицейский пост в районе магазина оставили. Дежурный наблюдает и за магазином и за всем вокруг, входящим в панораму обзора.
Алисов вошёл в магазин. Посетителей было немного. Сразу справа от двери стояла стеклянная загородка. В ней сидел рыжеватый лысеющий человек и с лупой в глазу занимался гравировкой. Внутри будочки висела табличка «Скупка золотого лома». Алисов подошёл к загородке и с высоты своего роста заглянул в неё сверху, немного повернув голову, и этим походил на попугая рассматривающего блестящий шарик.
Гравировщик вынул из глазницы лупу, отложил в сторону инструмент и изделие и спросил Алисова:
— Вы что-то хотели?
— Здесь принимают только золотые вещи?
— В принципе, да. А у Вас что-то другое?
Алисов пошарил в кармане и вынул монету. Он нагнулся и подал её в окошечко.
— Вот, нашёл на автобусной остановке.
Гравировщик, он же приёмщик золотого лома, стал рассматривать монету сначала надев очки, а потом опять, вставив в глазницу лупу.
Алисов понял, что монета его заинтересовала.
Гравировщик Чекмарёв, бывший лётчик-истребитель, провоевавший два года в дивизии Покрышкина, лично уничтоживший три немецких самолёта и два в группе, имел три боевых ордена, в конце войны был сбит и при этом ранен. После госпиталя в строй не вернулся и на гражданке осваивал новые специальности. Его тянуло к тонким, требующим особого старания работам, и обучившись специальности паркетчика-реставратора, перестилал полы в «Эрмитаже». Женившись на украинской девушке, переехал на Украину, вначале работал паркетчиком, а затем, имея с детства красивый почерк и пристрастие к рисованию, сам освоил специальность гравировщика. Вначале работал в системе бытового обслуживания населения, а с открытием магазина Ювелирторг перешёл работать в него. Магазину он был выгоден, как работник. Золотой лом не так часто сдавали, а заказы на гравировку с каждым месяцем увеличивались.
Алисов терпеливо ждал, и когда приёмщик, взвесив монету, протянул её обратно в окошко, разочарованно спросил:
— Что, не подходит?
— Я эту вещь принять не могу, так как она не золотая.
— Так она же платиновая.
— Сомневаюсь. Платина совершенно белая, не окисляется, а здесь непонятно. Монета почти серая, хотя, наверное старинная. А может и фальшивая. Меня смущает эта надпись, что на серебро. Я когда-то интересовался монетами, но подобной не встречал. Могу предложить вот что. Я её оставлю у себя, придёшь ровно через неделю в это же время.
Я проконсультируюсь в Киеве и может приму. Хорошо?
— Хорошо, но дали бы вы мне немного денег.
— Что значит немного?
— Ну хоть пятёру.
— Что, выпить хочется?
— Ага, — радостно закивал Алисов.
— У тебя паспорт с собой?
— Нету.
— Ну ладно, выпишу тебе квитанцию и пять рублей. Придёшь через неделю, может и больше получишь.
Чекмарёв выписал квитанцию, поставил на ней штамп и отдал вместе с пятью рублями Алисову. Петро внимательно прочитал:
«Принята монета из неизвестного металла, 1830 г. Двенадцать рублей на серебро. Вес 40,5 грамм».
Алисов положил квитанцию и деньги в карман и направился к своим.
— Ну что? — спросил Дзюба.
— Никакая это не платина. Дали пять рублей и сказали зайти через неделю. Спрашивали паспорт.