Потом до самого конца отдыха Филя был знаменитостью курортного поселка. И он понял, как тяжело бремя славы. Каждое утро его приветствовали даже бродячие беспризорные собаки, занятые сбором всяких вкусностей на многолюдной набережной. Про людей и говорить нчего - все наперебой старались показать свое остроумие, вспоминая приключение Фили. И про штормовое море шутили, и про акул, и про кругосветное путешествие... Филя уже, чтобы не встречаться с этими "остроумными" дяденьками, научился ходить как горбун какой-нибудь - наклонившись чуть ли не к самой земле. Чтобы не узнавали.
Даже воспоминания не отвлекли Филю от тяжелых мыслей. Так вот он какой, оказывается, тринадцатый год жизни! Наконец-то дошло до Фили, что невезучий год как раз сейчас и идет. Ведь когда тринадцать исполнится - это уже следующий, четырнадцатый год начнется. А сейчас он и есть, невезучий.
Да об этом можно было догадаться, и не умея считать! Достаточно вспомнить несколько последних событий этого злосчастного года.
Все началось с переезда, до которого жизнь вспоминалась сейчас Филе как сказка. Жили-были себе не тужили Лопушковы-родители и сын их Филипп в старом пятиэтажном доме на окраине Москвы. Как в сказке. И совсем не против был Филя жить там и дальше. Но старый дом снесли, и в результате какого-то двойного обмена, который мама почему-то считала подарком судьбы, Лопушковы оказались в самом центре Москвы, рядом с площадью Маяковского, которая теперь называется Триумфальной. Это только кажется, что чем ближе к центру города, тем лучше. Филя готов был доказывать обратное и загибать сто пальцев, считая доказательства.
Во-первых, пустырь. Разве найдется в центре города такой прекрасный пустырь, напоминающий марсианский пейзаж? Во-вторых, речка - хоть и не для купания, хоть и называют её вонючкой, но все же природа. Лягушки в ней квакают, утки плавают, люди по берегам гуляют. И в-третьих, и в-четвертых... И аэродром рядом, на котором иногда проходят воздушные праздники, и гигантский овраг...
Филя всегда вздыхал, вспоминая свою родину. Там можно было спокойненько запрятать любой клад, чтобы пришедшие в гости друзья с восторгом потом искали его. Там можно было смотреть ночью на звезды. Однажды Филя увидел летящий метеорит - тот с шорохом скользил по небу, роняя искры. Папа потом объяснил, что такие метеориты называются болидами.
А вот на новом месте клад не спрячешь. Здесь прохожих столько, что обязательно какая-нибудь дотошная старушка поинтересуется: "А ты, мальчик, не бомбу закладываешь?" А звезд вообще не видно даже в самую ясную погоду. Про болиды и говорить нечего.
Новая школа к тому же... Требования в ней совсем не такие, как в прежней, потому что это не школа, а гимназия. И учебный год начался не очень успешно для Фили, судя по оценкам. И друзей здесь нет. Филя смотрел во двор и удивлялся: двора-то и нет в том, привычном для него смысле! Где футбол гонять, где в выбивалу играть? А без этого двор превращается в место, где только старушкам посидеть на скамейке.
Филя думал свои печальные мысли, разглядывая в книге египетские пирамиды, и ему казалось, что на каждой ступеньке пирамиды находится по одному неприятному воспоминанию. Он словно взбирался по этим ступенькам все выше и выше. А наверху, на самой вершине пирамиды, его ожидало самое последнее по времени и самое неприятное по ощущению воспоминание...
Никогда ещё в жизни Филю не хватал милиционер, не кричал на весь двор, что вот, поймал преступника! Что и говорить, неприятное чувство испытываешь при этом. Филя даже усмехнулся невесело. Мягко сказано - неприятное! Страшно было ему. Теперь он знает на собственном печальном опыте, как это страшно, когда несправедливо обвиняют в преступлении, которого ты не совершал, и смотрят все на тебя, кто со злорадством, кто с сочувствием. А ты ничего не можешь изменить. Кричи сколько хочешь - никто не поверит.
Хорошо, что это безобразие прекратил папа. Он подхватил Филю, хотел даже нести домой на руках, но Филя нашел в себе силы и сам пошел - на ослабевших ногах. Не поддался все-таки обмороку, который уже чуть было не свалил его. И милиционер, и все жильцы дома расступились, не смогли воспрепятствовать папе! Потому что у него такой был вид, что и милиционер притих, как кролик испуганный.
Хотя обычно в папином виде нет ничего воинственного. Даже наоборот, он похож на такого смешного человечка, которого продают в некоторых цветочных магазинах. У этого человечка добродушное лицо и лысая голова. И если поливать эту голову обычной водой, то через несколько дней на ней начинают расти редкие зеленые травинки. Филин папа обычно как раз и напоминал такого человечка, голову которого поливали примерно неделю. Но тут он совершенно преобразился.
- Руки! - прорычал папа милиционеру, будто командовал ему вверх руки поднять.
И тот сразу же отпустил воротник Фили.
- Позвольте, позвольте! - завизжал какой-то колобок в пижаме и тапочках. - А кто же ответит за мою разбитую машину? Кто заплатит?
- Кто разбил, тот и заплатит! - остановился, открыв дверь подъезда, папа. Он похлопал себя по карманам, что-то вспоминая, и достал визитную карточку, которую колобок быстренько передал милиционеру. - Мы в тридцатой квартире живем. Если появятся вопросы, обращайтесь. А суд Линча здесь устраивать я не дам! И что это за стрельба в жилом квартале? Балуются здесь, как мальчишки петардами! А если бы не в небо попали, а в дом? В чье-нибудь окно?
И он так грозно посмотрел на милиционера, что тот, хоть и собирался что-то сказать, прикусил язык. Только и успел промямлить:
- Не попал бы... Не боевыми же... Это так, для испуга.
В лифте папа внимательно посмотрел на Филю и спросил:
- Испугался? Ты хоть что-нибудь видел?
- Не-а. - Филя уже приходил в себя. - Иду себе, и вдруг трах-бах, крики...
Папа вздохнул:
- Мама там, наверное, с ума сходит. А я, представляешь, как раз в этот момент из окна выглянул, на тебя посмотреть. Правда, в темноте особенно ничего не разглядишь. Но и не слышал, чтобы кто-то убегал. Сразу - звон стекла, выстрелы, крики. И я вниз побежал. Даже лифт не стал ждать.
- Что случилось?! - встретила их мама встревоженным восклицанием.
- Ничего особенного, не волнуйся, - успокоил её папа. - Кто-то разбил окно машины, а Филипп совсем рядом находился. Милиционер вдруг откуда-то выскочил, как чертик из табакерки.
- И что? - мама оглядывала Филю, как какую-нибудь ценность, которую собиралась покупать. Нет ли царапинки, трещинки, пятнышка?
Он вяло отмахнулся и скрылся в своей комнате. Стал прислушиваться к разговору родителей и листать книгу, потихонечку размышляя о последних событиях.
С появлением этой старухи и начались все злоключения!
"Может, она колдунья? - подумал Филя. - Будет сейчас сидеть в своей будке и колдовать. Два раза в день мимо неё пройдешь - и ни настроения хорошего, ни удачи, ни даже спокойствия..."
- Да пусть ищут! - донесся из-за двери папин голос, - Этот странный милиционер пусть и ищет хулигана! Конечно же, легче всего схватить первого, кто под руку подвернулся. Но Филипп ни при чем! Я это своими глазами видел. Он от этой машины метрах в пяти был. Вот пусть сейчас и опрашивают свидетелей - кто-нибудь да отыщется. Насколько я понимаю, мои свидетельства приниматься не будут. Мне тоже интересно узнать подробности этого происшествия!
Мама что-то говорила неслышно.
- Да как же на улицу не выходить! - воскликнул папа. - Да, опасно, да, темно. Ну так что, зарыться лицом в подушку с наступлением темноты и не дышать?
Филя усмехнулся. Молодец папа! Если что - можно на него положиться. Хоть и ботаник, а как смело себя повел! На самого милиционера так крикнул, что тот чуть пистолетик свой не потерял со страха. А кстати, что это он пробормотал про выстрелы? "Не боевыми..." Значит, он стрелял холостыми патронами? Интересно, интересно... Не знал Филя, что милиционеры заряжают свои пистолеты холостыми. Наверное, для стрельбы в жилых кварталах: несколько первых патронов просто так, для испуга, а где-нибудь в конце обоймы и настоящий патрончик сидит.
Но это Филя так, сам расфантазировался. Кто знает, что в пистолете у этого милиционера! Впрочем, как и в его голове. Вон какой он ненормальный. В следующий раз гранату бросит, скажет: не боевая.
А папа Фили на самом деле был ботаником. Не тем, конечно, "ботаником", которыми обзывают в школе отличников. А самым настоящим, который изучает всякие растения. Филя, конечно, удивлялся папиному выбору профессии. Это же надо было умудриться с такой фамилией ещё и растениями заниматься! Да любой, даже самый высококультурный человек не удержится от того, чтобы обозвать ученого-ботаника по фамилии Лопушков каким-нибудь растительным именем. То есть кличкой. И ведь правда, похож папа - может, не на лопух, но на какое-то большое грустное растение. Особенно когда задумается и вздохнет глубоко-глубоко - кажется, качнулся где-нибудь на грядке подсолнух. Или кукуруза. А ещё папины глубокие вздохи напоминали Филе волнующееся пшеничное поле. Налетит случайный ветерок - и качнется, вздыхая, живая поверхность, состоящая их миллионов колосков.
