Это была серая потрепанная книжонка в бумажном переплете с чекистским символом щита и меча на обложке. Давно ли я и сам считал этот знак своим? Называлась она «Не выходя из боя» и подзаголовок — рассказы о чекистах. Впереди был унылый долгий вечер, а в такое время нет лучшего занятия, чем неторопливое чтение, какой-нибудь детективной или шпионской истории. Тем более, что я, в силу своей профессии, всегда предпочитал правду вымыслу. Я сунул книжку в карман.
И вот, когда за окном уже совсем стемнело, а ужин был съеден, настало время, запасшись кружкой крепкого горячего чая, перебираться ближе к печке, чтобы там, не торопясь изучить свою находку.
Предчувствия меня не обманули. Без лишнего пафоса и фантазий книжка рассказывала о нелегком повседневном труде чекистов, незримых и неизвестных никому, кроме их сослуживцев героях, день за днем исполнявших свой долг. Перед кем? Я часто думал об этом. Родина нас предала, общество забыло, родные не поняли. Для чего же это все было?
Один старик с Памира, то ли шейх, то ли, как у них говорят, пир, в общем, большой авторитет в своем мусульманском сообществе, сказал мне:
— Служи людям — это вечное. А государства, идеи, деньги, слава — это все дым. Вон председатель колхоза, бился всю жизнь, старался, ночей не спал, а пришел преемник — все порушил. Так, что он — зря старался? Вокруг него жили люди, он помогал им, пока мог, они благодаря его заботам хорошо получали, хорошо отдыхали, воспитывали детей. Вот в чем его жизнь, его заслуга. А не в развалившемся, в конце концов, колхозе. Твоя ведь служба тоже не в отчетах и служебных показателях.
Прав был старик. Подаренные им четки я до сих пор храню, как реликвию.
Я перевернул страницу и приступил к чтению очередной шпионской истории. Дело происходило в 1929 году. Английская разведка при помощи своих польских союзников всеми силами пытается собрать материал о советско-германском сотрудничестве в сфере химических вооружений. И объектом особого внимания является куйбышевский регион. Именно здесь в Чапаевске находится загадочный завод Берсоль, а в районе Хвалынска полигон «Томка», на которых и ведутся секретные работы. Только добраться до них не удается никак.
И вот в Варшаве появляется некий Мильский. Дореволюционная биография этого человека до крайности темна. Германский подданный, выходец из Познани, он появился в Самаре перед первой мировой войной. Хорошо владел автогенной сваркой и вызывал устойчивое подозрение у соответствующих органов военной выправкой и интересом к оборонным объектам. Но, не пойман — не вор. Тем более, что вскоре грянула революция и не стало ни органов, ни объектов. Пан Мильский надолго застрял в России. И вот объявился в Польше. Да не где-нибудь, а во втором отделе Генштаба. В разведке. Приехал в отпуск, повидать познаньскую родню.
Он предложил организовать сбор данных с помощью созданной им разведсети, состоящей из трех человек: Короткова, Караваева и Клюге. Резидентура получила кодовое наименование «Барнаба». Почему Мильский так надеялся на этих людей неизвестно. Только Клюге сразу отказался от сотрудничества с иностранной разведкой, а Караваев, так и вовсе пошел в ГПУ. В общем, ничего путного из этой шпионской операции у поляков с англичанами не вышло. Мильский успел унести ноги за кордон, а о дальнейшей судьбе Короткова книжка скромно умолчала. На дворе стояли уже тридцатые годы и вряд ли его за все вышеизложенное накормили шоколадками.
Я уже перешел к следующему очерку. Но меня не покидало ощущение, что я пропустил нечто важное. Стал внимательно просматривать снова и сразу наткнулся на нужное место. Вот оно. В биографии несостоявшегося агента польского генштаба Клюге мелькнула строка. До революции служил управляющим у крупной помещицы британской подданной Пейм-Френч. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто скрылся под этим псевдонимом!
Я впился глазами в страницу. Теперь уже меня интересовало все, что относилось к человеку, которого автор очерка скрыл под именем Отто Клюге.
В Симбирской губернии он появился в 1905 году, до самой революции работал управляющим у помещицы Перси-Френч. Уже потом женился на вдове расстрелянного большевиками помещика. Начало тридцатых годов застало его в городке Инза, где Клюге трудился механиком на лесопилке. Во всей биографии только один темный факт: в 1921 году арестовывался ГПУ. Интересно за что?
В резидентуре «Барнаба» Клюге не проявил себя никак, сразу отказавшись от участия в шпионской деятельности. Но почему-то именно в нем Мильский был особенно уверен. К Клюге послали самого первого курьера из-за кордона, остальных членов разведсети планировалось подключать позднее. Тут определенно крылась какая-то тайна.
Я снова и снова вчитываюсь в скупые строчки очерка. Вот зацепка! Всем будущим шпионам Мильский присылал инструкции, как пользоваться шифрами, а Клюге сразу отправил закодированное письмо. Управляющий имением госпожи Перси-Френч представлялся фигурой все более загадочной. Потом я вспомнил, что мой сызранский старичок тоже носил немецкую фамилию и по возрасту вполне мог быть знаком с Отто Клюге, жившим в тех же краях. Не от него ли и узнал дед тайну клада?
Все сходилось. Если этот самый управляющий припрятал некогда барские ценности, а сам убрался от греха подальше за пару сотен километров в Инзу, то вполне мог со временем поделиться своим секретом. Он назвал какие-то ориентиры, но за прошедшее время они исчезли и человеку, никогда не бывавшему в усадьбе был нужен план. Ну а все дальнейшее нам уже известно.
История, рассказанная мне некогда в Сызрани, перестала казаться просто красивой сказкой. Скорее всего, она походило на начало следственно-розыскного дела. Я еще подумал тогда о старинном поверье, гласившем, что клады приходят в наш мир только в им одним известное время и только к людям, на которых почему-то пал их выбор.
Сокровища усадьбы Перси-Френч дважды в разных местах появлялись в моей жизни. И вот теперь на старой подмосковной даче они окликнули меня в третий раз.
Уже снова наступил вечер после короткого и унылого бесцветного дня, не принесшего ничего, кроме грустных воспоминаний. Дядя не донимал расспросами, понимал, что мне нужно немного побыть одному на руинах былого счастья. Посидеть у любимого окошка, погладить рукой корешки книг, хоть на миг, на чуть-чуть попасть в безвозвратно ушедшее детство. Увы! Ощущение утраты стало от этого только сильней. Нужно было срочно отвлечься, заняться делом.
Немного прибрался, приготовил ужин, поболтал с дядей Борей и Алексеем, а когда вечерняя темнота снова сдавила наш мирок до размеров маленькой полуосвещённой комнаты, пришёл черёд и моей необычной истории о таинственном кладе.
Все-таки, что не говори — ничто так не располагает к длительному разговору, как чай. Еда пресыщает, вино замутняет сознание, кофе перевозбуждает. Только чай можно пить часами под неторопливую беседу.
Вот так неспешно под стук холодного весеннего дождя, смешанного со снежной крупой, я и рассказал дяде и Алексею о сокровищах усадьбы Перси-Френч. В кухне было тепло и уютно, вишенки поблескивали в варенье, словно диковинные драгоценные камни и так приятно было думать о загадочных кладах, роковых красавицах и коварных шпионах. Серый скучный день с его однообразными хлопотами закончился, и мы снова сидели у зажженного камина, для которого дядя Боря самолично наколол дров. На все мои попытки помочь он отвечал, что так поступал сам великий Черчилль, благодаря чему и прожил девяносто лет.
Когда я замолчал, неожиданно подал голос Алексей:
— Странно, что эта история прозвучала именно сегодня. Ведь сейчас солнце переходит из знака Рыб в знак Овна. Именно с этого дня большинство народов начинали новый год. А с завтрашнего дня уже день будет короче ночи.
Как же я, в самом деле, забыл! Сегодня же Навруз. В Средней Азии встречают весну. Варят кашу из пророщенного зерна — сумаляк, угощают друг друга, веселятся. Даже перебравшись в Россию, я еще долго отмечал этот добрый светлый праздник. Так, для себя. И вот теперь даже забыл, что он пришел.
— Друиды непременно придали бы такому совпадению особый судьбоносный смысл. Ведь именно с сегодняшнего дня силы света получают преимущество над силами тьмы, — продолжал доморощенный маг.
— А ты никогда не хотел заняться этой историей всерьез? — спросил дядя. Знак Рыб еще правил вселенной и его душа, видимо, тянулась к таинственному.
— Я уже вышел из того возраста, когда ищут клады.
— Будь осторожен с мыслями — они имеют свойство материализоваться. Рано ты записываешься в старики. Твой отец был на пять лет старше тебя, когда, не моргнув глазом, перевернул свою жизнь. Женился на юной красавице на тридцать лет младше себя, перешел на преподавательскую работу. А ведь его все уже считали законченным холостяком и бродягой. И был счастлив. Вырастил двоих прекрасных детей, да еще и сумел получить следующее воинское звание. Хотя все считали, что его удел покой на генеральской пенсии и мемуары.
