– Почему мы такие мрачные? – Он с притворным гневом стукнул по полу посохом. – Подарки не получите. Давайте исправляться. Елочка, гори! Давайте все вместе, хором! Елочка! Гори!
В ушах зашумело. И Марина перепугалась до смерти.
«Девочки рассказывали: после долгой диеты галлюцинации начинаются. Точно! Галюники конкретные, как у батьки, когда он водки переквасит, а потом во всех углах чертей видит, – она огляделась по сторонам. И, предчувствуя что-то нехорошее, отошла на шаг от елки. – У меня галюники, крыша совсем поехала. И теперь еще вот падаю в обморок…»
Оказывается, терять сознание – это отлично. Не зря в сериалах героини чуть что – и хлобысь с копыт, в отключке лежат.
Падать в обморок – круче не бывает!
Чернота, прохлада. Звездочки блестят – как брюлики на витрине «Шопар».
И что примечательно – ну абсолютно никаких Дедов Морозов поблизости, ни живых, ни мертвых!
* * *
– Спасибо, милая! Я получил самый замечательный подарок, который только можно придумать!
– А ты не обиделся за этот розыгрыш? – Инга натянула одеяло до подбородка и прижалась к Седову так, как любила больше всего – спинкой. – Ага, еще обними меня, хорошо. Точно не обиделся?
– Нет! Я рад и очень счастлив, что ты так здорово меня разыграла! Я повелся, как ребенок. Вы настоящие артисты, у меня даже в мыслях не было, что Юра жив. Он так вошел в роль трупа! Лучше была только ты в роли безутешной Снегурочки! Глубокая скорбь, сам Станиславский бы поверил!
Инга слушала знакомый голос и грызла костяшки пальцев, чтобы не разрыдаться.
Володя – первый раз за все время знакомства – врал, играл. Врал неумело, играл отвратительно. Он никогда раньше этого не делал. Может, поэтому и задержался рядом так надолго. Когда вокруг слишком много придуманных чувств, фальшивых страстей и залежалых пронафталиненных образов, очень хочется настоящих эмоций. Седов был именно настоящим. Может, не очень сложным (ну не Тарковский), совершенно не изысканным (не Ричард Гир, что поделаешь), но искренним и теплым.
Теперь же он притворяется. Говорит: рад, доволен. А сам просто прячет в ворохах слов воспаленную боль и тоскливое беспокойство…
За окном по-прежнему слышались ругань, треск и противное шипение. Гости Андрея Захарова и под утро никак не могли смириться с природными катаклизмами.
– И не надоедает им пиротехнику портить. Ясно ведь уже, никакого фейерверка, – пробормотал Володя, машинально поглаживая плечо. – Первый раз такое вижу. Ну и погода! Ливень после боя курантов. Как из ведра…
– А мне, – «Голос не должен дрожать. Ровный, спокойный. Все-таки я же – актриса», – напомнила Инга, глотая комок в горле и вскипающие слезы, – даже, пожалуй, нравится. Посмотри, вон в стекло ветка дерева стучит – со снежной шапкой. И одновременно дождь лупит косыми струями. Наверное, сугробы – если они не растают за остаток ночи – будут похожи на сыр с дырками.
Обсуждать погоду.
Делать вид, что все в порядке.
Единственное, что остается.
А ведь в планах все было по-другому. Радость, счастье, праздник, рука в руке, поцелуй рядом с искрящейся елкой, удивление, изумление.
Очень хотелось подарить милому целый букет эмоций.
Вещи теряются, портятся, ломаются.
Эмоции запоминаются.
У каждого в картотеке памяти много файлов, правда?
Чистые глаза первой любви, горький привкус разочарования, красное зарево боли, прозрачный эфир счастья, крылья успеха.
Володя сам подсказал, что ему требуется…
…Обычно он приходил в гости, ужинал и засыпал. Минут на двадцать, чтобы хоть чуть-чуть восстановиться после работы.
Выражение лица во время этого сна постоянно менялось. Очень редко в Володиных чертах проступали детство, покой, безмятежность. Как правило, ломались брови, и губы были искусаны до крови, потом проступала паутина морщинок. Еще так смешно – пальцы шевелятся, сигарету ищут, хоть бы во сне дымом себя не травил, что ли…
– Я, солнышко, иногда вижу сон. Про розыгрыш. Представляешь, снится мне, что моя работа – один большой многолетний розыгрыш. И вот встают все «мои» трупы, которые я осматривал, описывал. Живые, все до единого. Смеются, благодарят за то, что убийц честно искал и сажал.
Она не дослушала, перебила:
– Жуть какая! Мне так страшно стало!
– А мне – нет. Страшно другое, другие. Смерть. Я к ней привык, но не совсем. Все-таки в смерти вообще есть что-то неправильное и безысходное. А уж насильственная – черная дыра, стылая, нелепая. И люди, которые похожи на людей, а на самом деле хуже животных, – вот они тоже пугают. А если бы убитые вдруг ожили – я бы только радовался. Очень многие ведь запоминаются. Молодые, женщин помню, а еще тех, кого с особой жестокостью убивали… Наверное, накапливается эта боль. И во сне так хочется чуда.
«Если хочется – значит, будет, – улыбнулась Инга, перехватывая двумя руками волосы. Любит Володя улечься на пряди, он только чуть пошевелится – боль сразу дикая. – Все твои трупы оживить, конечно, мне не под силу. Но вот один – почему бы не попробовать».
Эта операция готовилась почти полгода.
Пришлось часто встречаться с приятельницей Володи Ликой Вронской. Писательница, автор криминальных романов – она так поднаторела во всех следственных вопросах, что ей впору уже открывать собственное детективное агентство. И она подробно рассказала, как ведет себя следователь в таких ситуациях, что делает, куда смотрит.
Лика же помогла встретиться с судмедэкспертами, провела в морг, где, стараясь не лишиться чувств, они осматривали кровоподтеки, раны, ссадины на «криминальных» телах.
– Надо трупные пятна нарисовать! У вас ведь есть театральный грим? Отлично! Не жалей красок! – советовала Вронская, вдохновляясь предстоящим спектаклем. – И еще рана должна быть какая-то на теле актера. Огнестрельное ранение не сымитировать, но что-то надо придумать. Потому что иначе Володька начнет труп обшаривать и внимательно рассматривать в поисках следов. А это не в наших интересах. Все-таки мертвый человек и живой – две большие разницы!
Лика действительно очень помогла. Можно даже сказать, что Володя подарок от них обеих получил.
Вронская договорилась с Захаровым, посоветовала оставить на месте происшествия «следы» преступника, придумала фокусы с инъекцией и воском.
Тело-то живого человека мягкое, теплое. Экспериментальным путем выяснили: некоторые препараты могут чуть понижать температуру без особого вреда для здоровья. Но как быть с мягкой кожей? Лика придумала нанести на некоторые участки – те же запястья, область сердца – тонкий слой воска, который создавал эффект окоченения и немного маскировал биение пульса… «Сойдет, – заявила писательница, облив себя в Ингиной ванной воском. Репетировать так репетировать! – Конечно, при пристальном рассмотрении все можно понять. Но следователь – не судебный медик, и если он увидит картину в целом, то не станет очень уж тщательно по трупу шарить…»
Потом они придумали трюк с шеей. Немного воска, много грима – выглядело все по-настоящему, очень жутко. Шедевр, Хичкок нервно курит в сторонке!
В общем, спектакль планировался многоактный, тщательно срежиссированный. И даже один полный «прогон» состоялся под бдительным присмотром Захарова и Вронской.
За время подготовки у всех обнаружился свой интерес в этом розыгрыше.
Андрей планировал пригласить журналистку, которая опишет всю эту шутку в газете, и радовался предстоящему пиару, как ребенок. Он обожал, когда его имя упоминалось в прессе.
Вронская предвкушала, как использует сюжет для рассказа.
Юрка загорелся сразу по нескольким причинам – он сыграет роль трупа, встретит Новый год рядом с известным олигархом, попытается разыграть настоящего следователя.
О! Сколько всего было придумано! Тень подозрения предполагалось бросить на друга Андрея Эдика. Резкий, за словом в карман не лезет, любит помахать кулаками. Предупреждать его, как и остальных гостей, о том, что затевается, никто не собирался. Поэтому можно было ожидать целую бурю негодования.
Фантазия у Вронской разыгралась не на шутку. Она даже предложила впечатлить Седова вдруг исчезнувшим трупом, который должна была вывезти с участка дожидавшаяся в укромном месте девушка Юры. А потом, перед боем курантов, «труп» в костюме Деда Мороза эффектно появился бы в особняке…
Но эту часть спектакля пришлось опустить – дела Володи, потом пробки. Времени до двенадцати и так оставалось всего ничего. Да, предполагалось, что в бане следователь проторчит долго, но он оказался еще более дотошным!
Жизнь внесла свои коррективы и в плане подозреваемого. После того как Марина стала выяснять отношения, Андрей, хихикая, предложил:
– Давай мою малую типа убийцей заделаем. Конечно, как ей не ревновать! Мы с тобой все время отходим и базарим!
Наверное, Марина предположила, что олигарх со Снегурочкой уединился в бане. И решила помешать «голубкам» своим присутствием. Какой это был шок: вдруг увидеть, поправляя входящему в образ «мертвому» Юре грим, стройные ножки Марины через неплотно прикрытую дверь сауны… Видимо, девушка, обнаружив «труп» и услышав чьи-то шаги, решила спрятаться, просто в лучших традициях кинематографа.