— Если так дальше пойдет, через месяц я лишусь лучших специалистов. Якушев набил Ильину Морду, Жарова подала на развод. — Он вздохнул и умоляюще посмотрел на меня. — Может, к себе в поликлинику устроишь? В регистратуру, что ли? Попробуй, Бубочка…
Неизвестно, где бы нарабатывала гражданка Колчанова свой трудовой стаж, но тут умер Брежнев и вскоре подул свежий ветер перемен. Прямо в лицо активных, упорных, стремящихся к новому цивилизованному обществу. И в первых рядах рванули в неведомое будущее мой Серж и Аська, только на разных фронтах — он по правовой реформе специализировался, а она — по эротической.
Всякое бывало с Асенькой, пока генсеки менялись, а вместе с ними и генеральная линия. Когда Горбачев объявил плюрализм и демократизацию, Аське уже стукнуло двадцать девять и пустилась она в предпринимательство, сугубо частное. Знание иностранных языков и тамошнего жизненного уклада помогли энергичной Дюймовочке провернуть несколько удачных торговых операций, связанных с челночным бизнесом, и вложить деньги в фирму по продаже недвижимости. Тридцатидвухлетняя Ася имела комфортабельную однокомнатную квартиру, купленную на собственные деньги, и должность менеджера в рекламном агентстве крупного СП, занимающегося строительством. На её визитке мерцало золотым тиснением нежное имя Ассоль, а в личных планах значились организация собственного агентства под названием «Алые паруса» и, конечно же, удачный брак. Она исчезала на многие месяцы, и вдруг ни с того ни с сего сваливалась как снег на голову. выложив за пять минут очередную любовно-приключенческую историю, Ассоль демонстрировала новую шубу или автомобиль, а затем сообщала: «Не поверишь — я, наконец, свободна!» И начинала излагать перспективы, в которых маячило черт те что, но только не создание «нормальной семьи». То брак с американским шоу-меном, то контракт на съемки в Голливуде, то собственная гостиница в Испании. Но не возня с младенцами и вахты у кухонной плиты.
— Конечно, была бы я женой Роберта Кеннеди или хотя бы московского мэра, вопрос о приумножении семейства меня бы волновал. Наплодила бы не менее одиннадцати душ, — футбольную команду. И всех — на ручки кормилицам, гувернанткам скинула. А сама — на приемы, выезды, рауты!
— Боже, когда же ты остепенишься, девушка?! Вон, висок уже седой. Не спорь, я вижу. И шейка в сеточку, — зло третировала я Аську — всю в черной коже и в золоте. Только что из Италии.
— Бешеный успех! Бизнес-поездка. Какие мужики! Но все околдованы. У них с этим строго: только к папе римскому за разводом бежать. — Аська заглянула в пудреницу с камеей на крышке. — Не может быть никакой седины парижская краска, европейский салон… У самой под глазами «гусиные лапки» и животик отвис.
— Ну, это ты брось! — Категорически, как приказ по армии, отчеканила я.
И повторила Аське ещё раз про шейпинг и про шикарный дамский клуб «Анаис» с массажем, загаром, бассейном, которые я регулярно посещаю. Про личную косметичку и парикмахера-визажиста, работающих за валюту. Внятно повторила, чтобы усекла Ассоль раз и навсегда — кончено! Нет больше клуши, экономившей на гедеэровский бюстгальтер и крем «Пондс». И участковой докторши, затырканной бесконечными бабульками, тоже нет. Есть консультант Диагностического центра «Евромед», психотерапевт, доктор мед. наук Баташова. Жена весьма преуспевающего человека, мать отличницы английской школы, хозяйка четырехкомнатной хаты и, к тому же, — без пяти минут профессор.
В качестве контрудара Аська выложила мне про внезапно разгоревшуюся дружбу с «группой А. Р. Т.», представляющую, по её словам, «высший эшелон новых». И предложила круиз. Я разметала фотографии наших экзотических путешествий с Сержем, убеждая в пресыщенности туристическими развлечениями. А потом отвезла на своем «вольво» в агентство «Fantasy cruises», где мы приобрели самые дорогие путевки, вызвав уважительно-тоскливые улыбки тамошних чиновников.
Тон беседы задавала я, придирчиво копаясь в деталях и неторопливо покачиваясь в глубоком вращающемся кресле. Чем больше старались угодить нам две рекламного вида девицы, тем больше скучнело мое холеное лицо.
— Что там за сервис в люксах? Разве завтрак не приносят в постель? А ванна обычная или джакузи?
Мелькал экран компьютера, представляя рекламные ролики намеченного нами с непонятным упорством путешествия, девицы покрылись испариной под своими фирменными малиновыми пиджаками, а клиентки все колебались. Наконец мы угомонились, выложив за десятидневную прогулку по три тысячи долларов. Нам подали кофе. Но я лишь пригубила чашку и, положив на язык ментоловую подушечку, долго мусолила её, глядя на полученные билеты скучающими, мученическими глазами.
— Отличный театр! — Восхитилась Аська, когда мы с путевками в сумочках оказались в машине. И вдруг поскучнела. — Боюсь, Аркадий на тебя западет. А ведь я его почти с год пасу. Всю эту кашу под его красивые глаза и обаятельный кошелек заварила…
— Ну, ни того, ни другого мне вроде бы не надо. — Успокоила я подругу. — Я же твердокаменная, Ась. К Сергею с двадцати лет привороженная.
— Вот это-то мне меньше всего и нравится. Такие бабы их почему-то больше всего смущают. Донжуаны фиговы — под каменного гостя готовы лечь ради растления добродетели!
Неделя, проведенная в путешествии, успокоила Аську. Игорек, сделав изящный заход на интим, быстро смекнул, что ему ничего не светит. А с шефом я поддерживала дистанцию приятельской любезности, предоставив Аське «зеленую улицу». И ещё всячески подыгрывала подруге, подхватывая её удобно отредактированные автобиографические версии, подчеркивая достоинства и даже называя в присутствии друзей полным именем.
Мы посетили Испанию, Францию, Италию, вставка, лениво отмечаясь в тех местах, где все уже, оказывается, побывали. Большую часть времени наши кавалеры проводили в спортзалах или у себя в каютах, составляя какой-то чрезвычайно важный проект. По туристическим маршрутам бродили без разинутых ртов — чинно и спокойно, будто прогуливались в парке Сокольники или на ВДНХ. Роли распределились сразу и никто не нарушал сценария. Игорь делал вид, что занят Аськой, но галантно и ненавязчиво, то есть — абсолютно рыцарски. Юрка работал клоуном, а А. Р. Т. просто «оттягивался» — глазел, наслаждался и думал о чем-то своем, вероятно, чрезвычайно важном.
Вечерами мы устраивали набеги в корабельные рестораны или посещали экзотические места в портовых городах. Юрочка с удовольствием составлял мне компанию и мы въедливо и со знанием дела обсуждали местные нравы, моду, кухню. Он не хуже Аськи разбирался в шмотках и парфюмерии и просто балдел от всяких красивых хозяйственных штучек, деталей архитектуры, дизайна интерьера. Не без удивления я узнала, что у господина Казанова дома осталась жена-инвалидка, страдающая врожденным пороком сердца, и школьница-дочь, занявшая второе место в конкурсе юных виолончелисток.
Игорек заметно скучал, с вожделением заглядываясь на местных и корабельных красоток, и почему-то очень веселилась, разливаясь соловьем, Ассоль. Все эти дни она была явно в ударе. Учитывая некоторую отстраненность Аркадия, это казалось несколько странным. Наша «Голубая мечта» подходила к финишу.
— Два дня осталось. Как продвигаются дела на интересующем тебя фронте? — Рискнула поинтересоваться я, когда в маршруте нашей поездки остался один Стамбул и в перспективе — две ночи корабельного празднества.
Ассоль мотыльком запорхала по палубе и с разгону повисла на моей шее.
— Замечательно! Сказка! — Жарко шепнула в ухо.
— Не поняла. Речь идет о страстной ночи или обручении?
— Ну, какая ты, честное слово! Аркадий не такой! У него и в Москве хватало поводов для всего этого. Но ему надо вначале воздвигнуть для желанной женщины чертоги, а уж потом завладеть ею.
— Чего, чего воздвигнуть? — Поразилась я наивному лепету Аськи.
Это он ей так мозги запудрил или она сама придуряется? — Задумалась я, но от дальнейших расспросов воздержалась. Не нужны они мне — ответы. И правды знать не хочу. Ни про них, ни про себя… Сегодня на палубе Аркадий впервые вплотную подступился ко мне, осыпал комплиментами, намеками… Не хочу знать, почему и зачем. Ведь прогулка идет к концу и мне так хочется домой, и так надоело киснуть в «сливках общества»…
…Я зажмурилась, погружаясь в ванну по самые уши и кто-то изнутри моего разнеженного бурлящей водой тела хихикнул: Врешь! Ты ещё надеешься на нечто особое.
Выключив форсунки, я села и в тишине, глядя на себя в запотевшую зеркальную стену, с удивлением подумала: неужели это я — жалостливая, сердобольная, топавшая по вызову придурковатого пьянчуги в вонючую коммуналку, наслаждалась пропастью, разделившую нежащихся на палубе увеселительного теплохода людей и тех — убогих, хворых, полуголодных, что остались на берегу, на части суши, называемой родиной? Неужели это меня подругу жизни Сереги Баташова, волнует внимание сомнительного дельца с красивым лицом и повадками аристократа? Волнует настолько, что прикосновение его пальцев к моему плечу я ощущаю как ожог?
