Но только без того, чтобы каждую полушку считать, счастья не построишь. Большое счастье из малого дохода складывается!
Мальца, конечно, жаль. Переусердствовал маленько. Теперь помрет. А может, того не лучше - к лекарю снесть придется. Только лекарь, христопродавец, непременно мазь пропишет, а за мазь сала шмат запросит или яиц три десятка. Где ж их взять?! Нет, не пойду к лекарю. Пущай дома на лавке полежит, бог даст, сам поправится, а не поправится - значит, судьба такая. Но только иначе все равно нельзя. Иначе порядку не будет!
Однако не помер младшенький сынок Ванькин. Живуч оказался. Полежал недельку, поохал, поплакал, да и встал. А как не встать батька дармоеда кормить не станет. Хочешь есть - иди работай. С голодухи пухнуть, хоть ты больной, хоть здоровый, одинаково неинтересно. В общем, поднялся младшенький, словно ничего и не было, снова весел, снова за любую работу берется. Только прихрамывать малость стал и правым ухом слышать вполовину прежнего. Зато и самому, и братьям урок впрок пошел. Теперь как найдет кто денежку, скорее батьке несет. А батька за то приласкает, приголубит, по голове погладит и леденца (красного петушка на палочке, что год назад на ярмарке купил) даст лизнуть. Потом снова леденец в тряпицу завернет и в сундук запрет.
Так помаленьку, по полушке, по копеечке и не заметил Ванька, как богатым стал. И коров у него уже не одна, а целых пять, и бычки, и лошади, и свиньи, и сарайка иного дома краше - ворота на железных петельках, крыша новой дранкой крыта. И в доме не один сундук стоит, а десять. А что в них, одному хозяину ведомо. В общем, всего вдосталь!
А вот землицы почти что и нет. Всего-то огород да клин на косогоре. А землица для мужика наипервейшее дело. Выше нее ничего нет!
Пробовал Ванька землю под урожай брать. Посеет, пожнет, половину урожая отдаст, половину себе оставит. И радостно вроде вот он, хлебушек, в амбаре, и грустно. Год поле своим потом поливал, пахал, бурьян да траву сорную дергал, каменья выковыривал и в ближайший лес сносил. На своем работа в радость, а тут - чужое. Выхолишь землицу, поймешь душу ее, каждую складочку узнаешь, каждую ямку запомнишь, как дите родное полюбишь - и тут ее хозяевам возвращать срок приспеет. Словно полную ложку мимо рта пронес.
Сколько слез Ванька выплакал ночами темными, о землице-кормилице мечтая! Только земля не ложка какая-нибудь, не хомут - в лавке не купишь. Совсем Ванька отчаялся. А тут возьми и случай подвернись.
Надумал сосед Ванькин помирать. Надоело ему на свете жить-поживать. Скучно стало. Все одно и то же - зима, весна, лето, осень и снова зима. Вначале на печи лежнем вылеживаешься, потом с темна до темна пашешь, потом урожай собираешь и снова на печи валяешься. И каждый день, каждый день - ешь да спишь, спишь да ешь. Из года в год... Сил нет как скучно. Обиделся сосед на свою непонятную жизнь и решил помереть.
А надо сказать, жил он один, как перст, ни жены, ни детей, ни родичей, ни собаки. А вот земля была. Много земли. Жирная, как масло, мягкая, как пух, желанная, как молодая невеста. Что ж ей пропадать, землице? Стал Ванька к соседу захаживать. Тот посреди горницы в гробу лежит, не ест, не пьет, на двор не ходит. Обрыдло все. Лежит и потихоньку помирает.
- Слышь, сосед, - тормошит его Ванька, - ты погодь помирать. Задержись на чуток. Я тебе сказать что хочу.
Вздохнет сосед, к стенке повернется. Умирать и то скучно, аж скулы сводит!
- Слышь-ка, сосед, отпиши землицу. Тебе она больше ни к чему. Тебе два аршина за глаза хватит. А мне сынов поднимать надобно. Отпиши землицу, век помнить буду!
Опять вздохнет сосед, опять на другой бок перевернется.
- Земле присмотр нужен, уход, забота. Землица что дите малое, чуть не уследил - пропала. Слышь-ка, не уходи, задержись.
- Надоел ты мне хуже самой жизни! - говорит сосед. - Зачем тебе земля? Что тебе, горя-несчастья не хватает, что ты у меня занять хочешь?
- Какое же это горе - земля? Земля - радость!
- А такое. У меня всего вволю было - и еды, и земли, и мануфактуры всяческой, а жить невмочь. Тоска смертная. Каждый день солнце, каждую ночь луна. Измаялся.
- Ну отдай землицу-то, отдай, - канючит Ванька и соседа за руку теребит.
- Извел ты меня вконец, - говорит сосед, - будь по-твоему. Забирай землю. За сто рублей серебром!
- Да где ж я их возьму? - ахнул Ванька. - Я за всю жизнь таких денег не видал! Смилуйся, зачем тебе деньги? Ты же помрешь завтра!
- А это не твоя забота, - отвечает сосед, - мои деньги, что хочу, то и делаю. Захочу - в печке спалю, захочу - в нужнике попользую, захочу - тебе подарю. Понял? Слово мое последнее, другого не жди. Желаешь землицу задарма получить - поди поищи дураков, может, и сыщешь.
- Ну сбрось хоть маленько, - просит слезно Ванька.
- Я сброшу, а ты первый надо мной посмеешься, недоумком на весь свет ославишь. Не будет такого. Земле своя цена. Не хочешь не бери. Неволить не стану. И перестань мне на рубаху слезами капать, не зли.
- Ты хоть до урожая нового погоди, - взмолился Ванька.
- А ждать мне некогда. Мне к завтрему помирать. Значит, деньги сегодня нужны. Вынь да положь. А нет - ступай!
Побежал Ванька домой деньги считать. Все сундуки отпер, все кубышки раскрыл. Перебирает медяки, в кучки складывает. Все перечел - трех червонцев не хватает. И даже если все продать - и дом, и сарайку, и скотину до последней курицы, все равно чуток не хватит. Совсем чуток, может быть, одной копейки.
Мечется Ванька по избе, в углы залезает, под лавки заглядывает, ищет, что бы еще продать можно. И тут слышит - на дворе трень-трень, балалайка играет, младший сынок струны теребит. Выскочил Ванька за дверь, хвать балалайку и к себе тянет. Вот и слава богу, нашлось что продать. На что балалайка доброму хозяину? Поди, не плуг, не соха, не моченый огурец. Ни поработать ей, ни укусить. Бестолковая штука. Баловство, одним словом. Красная цена - пятак. Дадут копейку, и на том спасибо!
Тащит Ванька балалайку на себя, а младший сынок не отпускает, к себе жмет.
- Не продавай, тятька, дедову балалайку. В ней такой звук краше сыскать нельзя. Лучше я ее тебе отработаю.
- Дурак ты раздурак! - отвечает Ванька. - Отработаешь ты ее мне когда еще, а деньги сегодня нужны. Отпусти балалайку!
- Не продавай, тятенька. Мне без балалайки не жить, - плачет сынок.
- А это как знаешь. Но только балалайку я продам, хошь бы вы все перемерли в одночасье. Я, может, ту землицу всю жизнь ждал. И за здорово живешь отдавать ее не собираюсь.
- Отпусти балалайку, - орут старшие сыны и колотят брата под бока, - мы через твою дурость землицы лишаться не желаем! Балалайкой сыт не будешь, богатства с нее не наживешь!
И уж так бьют-колотят, что ребрышки хрустят-ломаются. Чуть вовсе не забили. Упал сынок младший.
Ванька балалайку поднял, в холстину завернул и на базар свез. И скотину свез, и сундуки пустые, и ложку распоследнюю. Продал все, подчистую. Скотину да ложки за сто рублей, балалайку за копейку. Пошел к соседу. Забирай деньги!
Сосед в гробу ворочается, деньги считает, каждую бумажку против свету смотрит, каждую монетку на зуб пробует. Привередничает - что это здесь за пятнышко, что это монетка не блестит? Боится, что обманут. На три раза перечел, в платок завернул, бечевой перевязал и в гроб, в уголок, под суконную обивку засунул. А к утру, как обещался, помер. Скучно ему жить было, что с землей, что без.
Только вот денег при нем не оказалось. Ванька с сынами весь гроб перетряхнули, каждую досочку простукали, соседа-покойника пересмотрели-перещупали. Не нашли денег. Куда делись неизвестно. Хоть лопни с досады!
Закопали соседа по-быстрому и пошли землю мерить. Вышли в поле. Большущее оно, с одного конца другого не видно! Связал Ванька две палки концами, поставил между ними распорку и ну шагать, мерку крутить. Сзади сыны идут, в затылок дышат. Полдня мерили, столько земли! Умаялись. Сели на траву передохнуть. Сидят. Ванька с прищуром на поле глядит, комья земли между пальцами растирает, нюхает, на язык пробует. Хороша землица! В такую воткни палку сухую, она корни пустит, листом зашелестит. И, главное, не чужая она теперь, не дядина - своя!
Год Ванька счастливей счастливого жил.
И еще год.
И еще.
В поле дневал, в поле ночевал. От радости задыхался. А еще через год пообвыкся. Привык к тому, что богатым стал, что уж не медяки в сундуках, а злато-серебро. И случилась тут с ним нежданная беда.
Стало нутро Ванькино непонятная тоска-кручина точить, словно червяк какой нехороший в кишках завелся. Точит, точит - житья нет! Все-то у него имеется, что только может мужик желать. Дом полной чашей, поле - конца-края не видать, кошельки, амбары полней полного! Сейчас бы и пожить всласть, а как - Ванька не знает. Забыл. Всю-то жизнь к счастью стремился, жилы рвал, наконец словил его за хвост, а как использовать, придумать не может. Все доступно и ничего не надо. Захотел, к примеру, борща пожалуйста, бери ложку, хлебай хоть три чугуна. Но только скушал полмиски - и сыт по горло. А счастлив? Нет! Задумал патефон купить - вон он стоит в углу, пылится. За день надоел хуже горькой редьки.
