— Все верно, — со вздохом согласился Агеев. — Каждую деталь нужно исследовать. Скрупулезно и точно.
— Еще один невыясненный вопрос: почему в двух стаканах с горилкой не было пепси-колы, а в третьем была…
— Да, да, об этом я тоже думал, — сказал Агеев. — Кто-то, видимо, выпил горилку, а запил пепси-колой. Или же разбавил… Черт! Действительно, каждая мелочь важна… Почему мы вчера обо всем этом не спросили у Лещенко?
— Стереотипное мышление… Воропаев, кажется, первый высказался на счет пищевого отравления. И пошло. Каждый из нас думал только в этом направлении.
— Да просто было трудно предположить злодейский умысел! Встретились за столом четверо почти незнакомых людей. Какие могут быть между ними роковые страсти? — усмехнулся следователь. — Вы знаете, даже невольно закрадывается мысль: а что, если один из них просто ненормальный? Маньяк…
— Как одна из версий эта мысль годится. Впрочем, как и десяток других… Например, яд в горилку попал случайно.
— Случайно?! — воскликнул Агеев. — Но это невероятно!
— Так же, как и то, что один из компании — убийца-маньяк…
Машина свернула к воротам санатория. Виктор Сергеевич пошел распорядиться, чтобы их открыли. А когда снова сел в машину, я предупредил его:
— Надо постараться поменьше обращать на себя внимание отдыхающих. И так нашумели.
Белла Григорьевна была в своем кабинете. За эти два дня она осунулась, как-то постарела. Видимо, сильно переживала.
— У вас в столовой все в порядке, — сказал я после взаимных приветствий. Пища и продукты доброкачественны.
— Слава Богу! — облегченно вырвалось у главврача. — Выходит, они своими отравились… Я всегда всем прибывшим отдыхающим твержу: выбросьте то, что привезли с собой! Наглядный пример! Впредь надо строже…
— Нет, Белла Григорьевна, — мягко перебил я её, — дело не в домашней снеди… В горилке, которую выпили Иванов и Вачнадзе, был сильный яд.
Главврач так и застыла, глядя на меня расширенными глазами.
— Значит… Значит… — вымолвила она наконец, — убийство?
— Вот этого мы пока не знаем, — сказал я.
— А что мне сказать персоналу? Люди должны успокоиться. Да и отдыхающие волнуются. Одна пожилая женщина собралась уезжать. Боится у нас есть. Еле отговорили… Может быть, все-таки преподнести это событие как отравление домашней стряпней? И в порядке предостережения…
— Кто-то очень хорошо сказал: если не можешь выдумать ничего лучше правды, говори правду… Разъясните людям, что с случай с Вачнадзе и Ивановым — не ваша компетенция. Этим занимаются следственные органы. А продукты на кухне проверяли, потому что не знали еще, в чем дело… Хотите, для убедительности ознакомим персонал с заключением экспертизы пищи и продуктов из столовой?
Белла Григорьевна задумалась.
— Думаю, это излишне. Мне поверят и так.
Я попросил пригласить Лещенко. Его перевели в другую палату, так как тринадцатая стояла ещё опечатанная. Пока его искали, мы с Агеевым обговорили план допроса.
Лещенко зашел в кабинет главврача разгоряченный, потный — резался в пинг-понг. И как только сел на предложенный стул, тут же достал и начал вертеть в руках сверкающий камешек.
Пока Агеев переписывал с его паспорта данные в бланк протокола допроса, я поинтересовался, что это за камень.
— Авантюрин, — ответил Лещенко, перекатывая золотистое яичко на ладони.
— Дорогой?
— Вот такие, природные, считаются довольно дорогими. Но в последнее столетие их почти не используют. Парадокс — искусственные авантюрины забили естественные.
— Почему? — удивился я.
— Потому что искусственные красивее. — Лещенко чуть отвел от себя руку, любуясь искорками, вспыхивающими в глубине камня. — Эффект мерцания создают кусочки слюды, вкрапленные в прозрачный кварцит. Видите?
— Прямо завораживает, — признался я. — Хочется смотреть и смотреть.
— Этот камень ещё называют «собрание любви»… В начале прошлого века итальянец Бибилия выплавил стекло с включением в него медных опилок. Получилось ещё более эффектно… А потом искусственный дешевый авантюрин вытеснил с рынка природный.
— Я вижу, вы не расстаетесь с этим камнем…
— Никогда! Мой талисман, — с каким-то благоговением произнес Лещенко, поглаживая сверкающее яичко. — Семейный. С отцом был всю войну. Мать считает, что это он уберег отца от пули… Вот теперь по наследству перешел ко мне.
Агеев кончил писать, отложил авторучку.
— А вам когда-нибудь талисман помогал? — спросил он. — Ну, спасал?
— О, не раз! — воскликнул Лещенко. — Однажды я тонул. Чудом остался жив… На мотоцикле врезался в грузовик. Мой «ижок» превратился в металлолом, а я отделался царапинами… Ну а по мелочи — и не вспомнить всего…
— А позавчера?
— Что позавчера? — с испугом спросил Лещенко.
— Три человека, которые сидели с вами за одним столом, отравились, а вы нет…
— Я не успел ничего съесть, — пожал плечами Лещенко и мрачно добавил: Что, сожалеете? По-вашему, надо было и мне?..
— Не нужно придумывать то, чего нет, — буркнул Агеев: кажется, поначалу он выбрал не тот тон. — Давайте лучше, Лев Митрофанович, вспомним, как вы сели за стол, что делали… Постарайтесь не пропустить ни одной подробности.
— Попробую. — Лещенко вытер лоб. — Но, собственно, мы ещё и не успели посидеть. Только расположились, стали разливать горилку…
— Об этом, пожалуйста, и расскажите, — попросил Агеев.
— Вахтанг Багратионович открыл шампанское. Я откупорил горилку с перцем… Разлили…
— Постойте, — перебил следователь. — Горилку разливали вы?
— Я.
— Кому?
— Мужчинам.
— А себе?
— Не хотелось. Попросил Вахтанга Багратионовича плеснуть мне шампанского.
— Что, горилку не уважаете?
— Да нет, просто не хотелось заводиться…
— И кто что пил?
— Не знаю. Меня вызвали к врачу.
— Горилку привезли вы?
— Ну, я.
— Привезли, а сами пить не захотели… Не кажется ли вам это странным? — строго спросил следователь у Лещенко.
— Ничего нет странного, — начиная злиться, ответил Лещенко.
— Так для чего же вы её брали?
— Думал, в поезде выпью.
— И не выпи ли…
— В поезде меня угощали.
— Кто?
— Этот администратор, Карасик.
Ответы выглядели пока вполне логично. И следователь понимал это. Мне почему-то казалось, что Виктор Сергеевич начал не с того конца. Но вмешиваться я пока не хотел.
— Вот вы химик, Лев Митрофанович, — сказал Агеев. — Имеете дело с ядовитыми веществами?
— С ядовитыми? Это как считать. Скорее уж с вредными. Но у нас техника безопасности. И молоко дают за вредность… Простите, товарищ следователь, я не могу понять, к чему вы об этом спрашиваете?
— А к тому, что в бутылке горилки с перцем, которую вы выставили для гостей, был яд, — спокойно сказал Агеев.
— Яд?! Откуда? Как он мог туда попасть? — Лещенко переводил недоуменный взгляд с Агеева на меня. — Я же сам открывал бутылки… Заводская пробка… Сургуч… Не может быть!
— Вот, ознакомьтесь, — подал ему бумагу следователь.
Лещенко прочитал заключение экспертизы и медленно, словно боясь, что листок рассыплется в прах, положил на стол. Некоторое время он сидел в оцепенении и вдруг тихо спросил:
— Выходит, и Оля выпила горилку?
— Выходит, — кивнул Агеев.
— Значит, Вахтанг Багратионович и капитан умерли от нее? — ещё тише спросил Лещенко.
— После вскрытия провели анализы содержимого желудков… Вот, — протянул следователь ещё одно заключение экспертизы.
— Нет, не надо! Не надо! — отшатнулся в испуге Лещенко. — Не хочу читать! — Он неожиданно вскочил со стула и зло бросил Агееву: — Хотите приписать это мне?
— Сядьте, пожалуйста, — мягко, но настойчиво попросил Виктор Сергеевич. Вот так. Успокойтесь. И давайте разберемся…
— Неужели вы думаете, что я мог бы… И у меня не дрогнула бы рука?! — с отчаянием произнес Лещенко.
— Я ничего ещё не думал, — сказал Агеев. — Скажите, как, по-вашему, попал в горилку цианистый калий?
— Клянусь чем угодно, не знаю! Дочкой клянусь! Майечкой! — словно в молитве, сложил он обе руки на груди.
Авантюрин со стуком упал на пол и покатился в угол. Лещенко бросился догонять его. Подобрал, зажал в кулаке и вернулся на свое место.
— Где вы взяли горилку с перцем? — спросил Агеев.
— Купил в магазине.
— В каком?
— Рядом с моим домом.
— Когда?
— Накануне отъезда. В ту пятницу.
— И где она находилась?
— В холодильнике, где же еще! Но почему… Какое это имеет значение? Умер Вахтанг Багратионович! Он мне фотографию жены и детей показывал! А капитан? Он за что? — Лещенко сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев. — Нет! Это не я! Что хотите делайте, не я… Не я… Не я это… — бормотал он все тише и тише.
