— Совершенно верно, — пожимая его сухую ладонь, осторожно улыбнулась я.
— Странно, что прибыли за результатами сами. Мы их все равно в отделение отсылаем.
— Так и есть, но нам не терпится поскорее узнать, чем отравили нашу коллегу. Вам уже удалось выяснить, что это был за яд? — сгорая от любопытства, спросила я.
— Вообще-то удалось, но вряд ли вам это как-то поможет, — равнодушно посмотрев на меня, ответил эксперт. — Вы ведь, насколько я могу судить, к медицине никакого отношения не имеете.
— К медицине — нет, но это еще не значит, что я совсем ничего не знаю о химических препаратах, — ничуть не смутилась я.
— Господь с вами, милочка, — обратился ко мне, как к ребенку, Илларионов. — Что вы так суетитесь? Результаты экспертизы все равно придут через час-другой в ваш отдел. К чему такая суета? Впрочем, ваше дело. — Мужчина досадливо махнул рукой, а затем продолжил: — Вашу дамочку действительно убили. Причем способ убийства выбрали очень уж нетрадиционный. Могу даже предположить, что все это — дело рук женщины.
— Почему вы так решили?
— Элементарно, — усмехнулся Илларионов. — Только ваша сестра способна на подобные изощрения. Мужчины действуют более сухо и прямо: помешал — убьет из пистолета, зарежет ножом или, на крайний случай, задушит. Чего романтику-то разводить? Ну, а что касается используемого препарата, то это вещество общеядовитого и кожно-нарывного действия — люизит. Его контакт с кожей вызывает воспалительные процессы с последующим образованием пузырьков и язвочек. Уроки гражданской обороны помните?
— Смутно, — призналась я. — А что, отравление люизитом всегда приводит к летальному исходу?
— Необязательно. — Илларионов вздохнул. — Это стойкое отравляющее вещество, но все зависит от того, как долго человек будет пребывать в зараженной атмосфере. Если вовремя вывести его из зараженной местности — он потом, глядишь, про этот люизит никогда и не вспомнит.
— Значит, вызови мы «Скорую» раньше, Прокопчук можно было спасти?
— Не все так просто, — снова вздохнул Илларионов. — Пары люизита действуют на кожные покровы. А здесь, представьте, «отравленное» платье контактировало непосредственно с кожей. Подумать только, дамочка на себе таскала эту гадость. Платье мы пока досконально не изучали, но даже так ясно, что концентрация люизита была высокой. Тем более что и смерть наступила достаточно быстро… Кто-то не пожадничал, от души распылил яд по ткани.
— Но в таком случае наверняка отравился и сам преступник.
— Могу твердо сказать, что ваш злодей профаном в химии не является, иначе бы он и не взялся за это дело. Максимум, что он получил, — это легкое отравление: кашель, чихание, слезотечение, но и это пройдет через пару дней. Нанести же люизит можно с помощью обычного распылителя. Интересует что-то еще?
— Даже не знаю, — отозвалась я. — Впрочем, скажите, где можно достать люизит?
— Где? — призадумался Илларионов. — Ну, наверное, в лабораториях. Или в местах утилизации химических веществ. Так, в чистом виде, он нигде не продается, да и не используется. Достать его, одним словом, весьма непросто.
— Но ведь преступник все же достал, — заметила я. — Значит, у него есть доступ к химическим веществам.
— Ну вот вам и зацепка, — улыбнулся Илларионов. — Ищите, кто из подозреваемых мог добыть люизит, и найдете виновного.
— Легко сказать. Одно дело — его добыть, совсем другое — отдать кому-то для использования. Я же не могу проверить связи каждого, кто мог приблизиться к тому платью. Это куча родственников, друзей, да просто знакомых, — посетовала я. — Нет, эта линия сразу отпадает. Буду искать просто тех, у кого был мотив убить девушку.
— Что ж, вам виднее, — согласился со мной мужчина. — Я рассказал все, что знал.
Поблагодарив медэксперта, я поспешно направилась к выходу. Причин задерживаться в морге у меня больше не было.
Оказавшись на свежем воздухе, я первым делом вздохнула полной грудью, а затем направилась к машине. Мои мысли крутились вокруг ядовитого вещества. Я пыталась понять, в какой именно момент его нанесли на вещь и почему этого никто не заметил.
Убийца, как минимум, должен был быть в перчатках, а то и вовсе в предохраняющей кожу маске или в противогазе. Если бы так и было, то многие заметили бы столь подозрительную личность, отирающуюся возле платья.
«А что, если очевидцы этого и в самом деле имеются? — спохватилась я. — После происшествия все разбежались кто куда. Никого из присутствующих на сцене и за кулисами не допрашивали. А ведь таковые вполне могут быть. Только вот как их найти? — спросила я сама себя. — Не по домам же ездить, на это у меня больше недели может уйти, а потом еще окажется, что все было бесполезно. Нет, так распыляться я не имею права — время дорого. Да к тому же очень сомневаюсь, что преступник стал бы так светиться».
Сосредоточившись на собственных размышлениях, машинально извлекла из сумочки пачку «Парламента». Я надеялась, что сигарета позволит мне чуть-чуть расслабиться и собраться с мыслями.
Итак, повторим все заново. Для того чтобы нанести яд на платье, нужно иметь емкость с распылителем и резиновые перчатки — защитить собственные руки от воздействия люизита. При этом отравитель должен понимать, что вещество будет испаряться, а значит, подействует на всех, кто прикоснется к платью задолго до самой жертвы. Да и подрассчитать, когда яд выветрится весь, не так-то и просто. Следовательно, наносить препарат следовало непосредственно перед контактом с жертвой, а сделать это могли лишь участницы. При этом лишь те из них, что прибыли значительно раньше остальных и либо первыми переодевались, либо заходили в комнату, где хранились костюмы. Они лучше других знали, кто наденет то платье. Вопрос в одном: кто именно это сделал?
Насморк и слезотечение — признаки легкого отравления, о которых говорил эксперт, — ничем мне не помогут. Наверняка убийца предусмотрел все до деталей и защитил себя.
«Очень странно, что отравитель решил расправиться со своей жертвой именно таким способом. Он ведь знал, что пострадать могли и невинные люди. Вдруг в самый последний момент кто-то другой взял бы платье в руки, чтобы, к примеру, помочь одеться Прокопчук? Ведь тогда яд подействовал бы и на него, — мысли завертелись, как юла. — Нет, другие вряд ли сильно пострадали бы, случись такое, — предположила я. — Предусмотрительный отравитель неспроста нанес яд лишь на труднодоступные участки: запястье, горловину, возможно, грудь, причем с внутренней части, а не с внешней, чем еще больше задержал процесс испарения. Значит, если кто-то и брал модель в руки, то, как это обычно бывает, соприкасался с ее плечиками или талией. Конечно, он мог отравиться, но к летальному исходу это не привело бы. Выходит, что удар нанесли точный и именно в того, в кого следовало. Стало быть, противник мне достался нешуточный. Придется потратить на него массу времени. Главное сейчас — решить, с чего начать».
Устало вздохнув, я откинулась на подголовник и попыталась немного расслабиться и определиться с дальнейшими действиями. Увы, кроме как «бросить кости» и попросить у них совета, ничего на ум не шло. «Кости», а точнее, три деревянных двенадцатигранника, являлись моими постоянными спутниками и добрыми советчиками. Я, человек, не верующий во всякого рода магию, между тем прикипела к ним всей душой, всего лишь однажды попробовав внять информации о грядущих событиях. Предсказание сбылось, и впоследствии я редко сомневалась в их прогнозах. Зачастую, оказываясь в тупике и не зная, что делать, я искала поддержки у костей.
Достав магические «косточки» из сумочки, я принялась нещадно трясти бархатный мешочек. Потом высыпала двенадцатигранники к себе на колени и посмотрела на образовавшуюся комбинацию. «Косточки» показывали следующее: 11+36+17. Данная комбинация означала следующее: «Как бы плохо Вы ни думали о женщинах, любая женщина может подумать о Вас еще хуже».
«Ну спасибо, „косточки“, уважили, — собирая своих помощников обратно в мешочек, усмехнулась я. — Я ожидала услышать от вас хоть что-то ободряющее, а вы… Опять думы, размышления, проблемы. Ведь только и делаю, что думаю и анализирую происходящее».
Женщины, думы, хорошие, плохие… Все эти слова, казалось, витали по кругу в моем мозгу, тщетно пытаясь ухватиться за что-либо и дозреть во что-то важное и значительное. Я боялась сделать лишнее движение, чтобы не спугнуть момент озарения. И вот он настал, обнажив и без того очевидное: то, что мы думаем о человеке и чувствуем по отношению к нему, мы чаще всего выражаем эмоционально, непроизвольно и не всегда осознанно. То же самое, похоже, было и с Ляминой, когда она косилась на Прокопчук во время репетиций. Ведь было очевидно, что у нее на Инну имеется зуб, не просто же так она от нее нос воротила и недобрые взгляды бросала. Даже Наташка это заметила.
