- Присядь на минутку, я сейчас закончу, - спокойно
сказал Сергей.
Сима шумно выдохнула воздух и плюхнулась в кресло. Вскоре последний посетитель покинул кабинет Кострова, и он сел напротив, снял очки, потер переносицу. Он выглядел усталым и измученным.
- Может, объяснишь, что происходит? - едва сдерживаясь, спросила Сима.
- Кажется, я предоставил тебе документы, и ты могла
с ними ознакомиться. Кроме того, я ждал твоего отчета о посещении Артемовой, но ты отключила телефон.
- Отлично! - воскликнула Сима, одержимая желанием вскочить и потрясти своего потенциального возлюбленного за лацканы шикарного пиджака. - Ты только не сказал мне, что это скорее всего убийство мужа уличенной в измене женой!
- Это еще надо доказать, - холодно произнес Сергей. - И именно поэтому я обратился к тебе. Ты - следователь, и я уверен, что ты можешь найти факты, опровергающие лежащую на поверхности версию следствия. Ты не хуже меня знаешь, что это слишком просто, чтобы быть правдой. Ты ведь встречалась с Артемовой? Ну и как она тебе? Нимфоманка и хладнокровная убийца?
- Нет, - тихо произнесла Сима, отводя взгляд
и подчеркнуто внимательно рассматривая календарь с изображением японского сада камней.
- Так что же тебя смущает?
- Фотографии.
- Ладно, я скажу тебе, что это за фотографии. Там изображена
Артемова в объятиях водителя Олега Хлопина.
Сима открыла от удивления рот и явно намеревалась прокомментировать это сообщение. Но Сергей не позволил ей, продолжив:
- Они были отправлены с трех вокзалов по почте 16 февраля. Отправитель неизвестен. Доставлены с утренними газетами 17 февраля. Судя по
их качеству, распечатаны на простеньком цветном принтере. Сейчас
находятся на экспертизе, результаты еще не получены.
- Экспертиза на предмет чего? - поинтересовалась Сима.
- На предмет подлинности изображения, на предмет исключения
монтажа, ведь редактирование подобных изображений доступно даже
дилетантам при наличии соответствующих программ. Возможно, это банальный
шантаж, не имеющий отношения к убийству.
- Только эти картинки уж слишком вовремя оказались на столе потерпевшего
в момент убийства, - засомневалась Сима.
- И что же, в судебной практике случались и не такие совпадения.
- А Артемова знает о них?
- Конечно, ее допрашивали. Но она узнала о них только от следователя.
Она была так потрясена смертью мужа, что не обратила внимания на то, что лежало на столе.
- И ты этому веришь?
- Да. Я всегда верю клиенту, - ответил Костров.
Это прозвучало несколько патетично, и Сима невольно ухмыльнулась. Сергей заметил это и произнес пятиминутную речь об этическом кодексе защитника. С точки зрения Симы, речь была излишне напыщенной, но она не стала говорить об этом мужчине, которого так мечтала заполучить. Поэтому она во все глаза смотрела на распалившегося, как перед судом присяжных, Кострова и в знак согласия периодически кивала головой. Все же ей не хотелось его огорчать.
- А теперь, милая, скажи мне, каковы твои дальнейшие планы?
- А может, тебе еще и план оперативно-разыскных мероприятий предоставить в письменном виде? - не удержалась "милая", истощившая весь свой запас терпения.
- Не язви, я серьезно.
- Собираюсь поискать этого Хлопина, а уж как, это мое дело, - буркнула Сима.
- Дорогая, мы работаем вместе, поэтому я должен знать о твоих
планах, ладно? - Костров примирительно обнял Симу, пытавшуюся
взять себя в руки и скрыть волнение, и легко поцеловал в щеку.
Ей казалось, что удары ее сердца слышны даже секретарше за дверью,
а след от поцелуя навсегда останется на ее щеке.
* * *
Сима с трудом втиснула свою потрепанную и забрызганную
февральской грязью "девятку" в щель между еще более грязной "Газелью" и монстрообразным длинным пожилым американцем, чем-то вроде "Крайслера-Саратоги" двадцатилетней давности.
Кутаясь в свою так и не починенную кожаную курточку, она
подошла к подъезду. На обшарпанной подъездной двери кто-то забывчивый
для памяти гвоздиком процарапал цифры кода. Впрочем, это было лишнее кодовый замок все равно не работал. В ожидании лифта Сима развернула листочек и еще раз прочитала: Анна Михайловна Хлопина. Дверь в квартиру отличалась добротностью, было видно, что здесь живут люди не бедные, заботящиеся о своем жилье. Сима позвонила и через минуту увидела, как потемнел дверной глазок: ее разглядывали. Наконец тяжелая металлическая дверь отворилась, и она увидела настороженное лицо не старой еще женщины. Впрочем, его портило выражение тревоги и подозрительности.
- Вам кого? - тихо спросила женщина, не делая попыток открыть дверь полностью.
- Меня зовут Серафима Григорьевна, я из милиции, - соврала Сима. По своему опыту она знала, это сразу меняет отношение людей к задаваемым им вопросам. А к частным детективам у нас просто не привыкли. - Анна Михайловна, я хотела бы задать вам несколько вопросов.
Как Сима и ожидала, женщина не попросила ее документы, распахнула дверь шире и коротко бросила:
- Проходите.
Сима вошла в небольшую чистенькую прихожую и остановилась, ожидая, когда хозяйка покажет ей, куда пройти. Та махнула рукой в сторону кухни. На кухне царил стерильный порядок, и сыщица с сомнением посмотрела на свои заляпанные ботинки. Анна Михайловна перехватила ее взгляд:
- Ничего, ничего, не беспокойтесь. Вы не подумайте,
я вовсе не помешана на чистоте, просто, когда волнуюсь, должна что-то делать. А что еще я могу делать в доме, где мне даже страшно отойти от телефона. Вдруг Олежка позвонит... - На глазах у нее показались слезы, но было заметно, что она изо всех сих пытается взять себя в руки. Она поплотнее запахнула застиранный халат и подняла на Симу глаза: Спрашивайте, ведь вы пришли из-за Олега?
- Да, Анна Михайловна, из-за него. Скажите, когда
вы последний раз его видели?
- Восемнадцатого февраля. Он сказал, что взял отгул на работе, хочет встретиться с друзьями. Ушел днем, даже не пообедал...
Почему-то именно эта деталь особенно расстроила женщину, она всхлипнула и спрятала лицо в ладонях. Сима деликатно молчала. Она чувствовала, что Анне Михайловне и самой хочется выговориться.
- Может, вы, Серафима Григорьевна, и не поверите,
но мой Олежка был таким нежным, заботливым сыном. Он вообще очень добрый, мухи не обидит. Отец его бросил нас, когда Олежке было три годика, с тех пор мы жили друг для друга. Он маленький был белокурый, кудрявый, его даже принимали за девочку. Он очень обижался. А в школу пошел - пухленький, как ангелочек, глаза голубые, волосики золотистые - учителя его обожали. Всегда вежливый, уважительный. А меня как
любил. Называл меня "мамочка", "мамуля", а над ним все смеялись. Называли слюнтяем, маменькиным сынком, даже били.
Анна Михайловна вздохнула, с трудом поднялась с табуретки, поставила чайник на огонь. Затем как будто вспомнила что-то важное:
- Знаете, давайте я вам лучше фотографии покажу, вы
сами все поймете.
Через минуту она разложила на кухонном столе большой старомодный альбом в бархатной обложке. Сима с удивлением отметила, до чего же похожи детские фотографии у людей примерно одного возраста. Ее в саду нарядили снежинкой, а Олега мушкетером. Но стиль фотографии, бархатная портьера на заднем плане были идентичны, как будто карточки были сняты в одном ателье одним и тем же фотографом. Затем первый класс: на снимке девочки в белых фартучках и с бантами и мальчики с не по росту большими букетами георгинов и гладиолусов, окружившие учительницу - у нее был точно такой же.
- Вот Олежка. - Анна Михайловна указала на круглое улыбающееся личико. - Правда, хорошенький? - Она вопросительно и с надеждой посмотрела на Симу.
- Просто очаровательный, - с готовностью подтвердила та.
- А потом Олежке надоели все эти насмешки, и он сам, представляете, нашел секцию карате, наверное, насмотрелся боевиков, и тайно от меня стал туда ходить. Я узнала только через месяц. Говорю ему: "Что же ты себя мучаешь? Давай поговорю с учительницей о том, что тебя обижают, она их на место поставит". А он как закричит: "Ты что, мама! Я сам должен, сам!" И ходил на все тренировки, даже с температурой. Похудел, вытянулся, видите? Она показала фотографию хорошо сложенного подростка, сидящего у палатки. А это они с классом в поход ходили.
Сима продолжала неторопливо листать альбом, ей было уже ясно, что разговор затягивается. Но кто знает, какие важные подробности вдруг могут обнаружиться в такой беседе?
- А Олежка хоть и мог за себя постоять (уже никто не смел называть его маменькиным сынком), но, если честно, он маменькиным сынком и остался. Вы понимаете, что я имею в виду? Во всем со мной советовался, все рассказывал, искал моего одобрения. Представляете, уже после армии это было, познакомился с девушкой, ну, как бы сказать, доступной, и все-все мне потом рассказал, как и что было. Потом месяц за мной ходил, спрашивал, в чем проявляются венерические болезни. Ну, девушка-то здоровая была. Просто такой он, всем со мной делится.