Стихотворный текст вверху открытки был стандартным, напечатанным типографским способом; остальную часть приглашения вывели от руки, чернильной ручкой, ровными печатными буквами.
– Положите это на место! – прошипела я, видя, что Ада, подрагивая тонко очерченными ноздрями, борется с искушением взять открытку с собой – а попросту говоря, намеревается стащить с места преступления не принадлежащую ей вещь.
– Уважаемая Зоя Яковлевна, может быть, это вовсе и не улика.
– Положите ее на место!
С явной неохотой Ада сунула открытку обратно в карман плаща.
Через минуту к нам ворвался взбудораженный милицейский капитан. Сейчас, волнуясь и азартно блестя глазами, он действительно был похож на мальчишку. Даже странно – опыта у него нет в таких делах, что ли?
– Я уже вызвал следственную группу из убойного отдела, – все еще задыхаясь от спешки, заявил он нам. – И в прокуратуру сообщил…
Мы переглянулись. Не знаю, что подумала Ада, но меня лично дурные предчувствия царапнули ржавыми граблями прямо по сердцу.
Если уж говорить об Аде, то было не похоже, что ее терзало нечто подобное. Во всяком случае, она довольно уверенно повела плечами, скидывая шубу (на руки капитану, конечно, причем она даже не оглянулась на него – чувствовала, что очарованный ею милиционер непременно постарается уловить каждое ее движение). Оставшись в длинном серебряном парчовом платье, блестевшим, как рыбья чешуя, она прошла на кухню и мирно села боком у стола, попутно взяв с телефонной тумбочки какой-то журнал.
У меня сложилось впечатление, что она немного хитрила. Не в том смысле, что скрывала от нас нечто такое, что помогло бы понять и объяснить весь этот ужас, а просто она знала или с большой степенью вероятности догадывалась, что сейчас произойдет. Во всяком случае, она и бровью не повела, когда в комнату вошел, привнеся с собой холод морозной ночи, следователь прокуратуры Алексей Федорович Бугаец. Так он представился.
Уставившись на Аду багрово-красными от постоянного недосыпания глазами, он на мгновение остановился на пороге, словно увидел змею или еще что-то столь же ужасное. Папка с бумагами, которую он держал под мышкой, соскользнула и шлепнулась на пол, следователь этого не заметил.
Я-то видела его первый раз в жизни, но об Аде этого ни в коем случае нельзя было сказать. Уж не знаю, что такого сделала эта женщина этому вполне приличному на вид работнику прокуратуры, но, увидев ее, повторяю, он изменился в лице.
– Как?! Это опять вы?! – даже не сказал, а как-то взвизгнул он, остановившись посреди кухни.
– Вы удивительно прозорливы, друг мой, – ответила она, сияя улыбкой, в которой неуловимо читалось что-то издевательское. Но это издевательское одновременно было прикрыто таким толстым слоем наносного дружелюбия, что только опытный глаз смог отличить бы зерна от плевел.
– Вы… вы сделаны не из ребра Адама, как все женщины, – выдавил из себя Алексей Федорович. – Вас слепили из его желчного пузыря!
– А вас – из копчика, – невозмутимо парировала Ада, перелистывая очередную страницу.
Бугаец повернулся ко мне на каблуках, как ракета на стапелях:
– Так. Все. Ясно. Все. Попрошу рассказать, что здесь происходит!
За время моего рассказа выражение лица прокурора калейдоскопически менялось от просто злого до жестоко-свирепого. Как я поняла, он просто не мог поверить, что Ада появилась на месте событий последней. Напротив, Бугаец подозревал, и не считал нужным это скрывать, что именно она-то все и подстроила.
– Значит, подкинули ребенка? А с ним и пистолет? А спустя минуту появилась вот эта дамочка, поднялась в чужую квартиру, и вы все вместе обнаружили там два трупа? Ну надо же, как повезло! – выходил из себя следователь.
– Да. Просто счастье улыбнулось, – невинно кивала и улыбалась Ада.
– И, конечно, вы появились здесь, потому что вам что-то там такое нашептали небеса?
– И тут вы не ошиблись, – при этих словах Ада стала вдруг серьезной, и налет необъяснимой для меня иронии (по моему мнению, ирония и прокурор – две вещи несовместные) на лице прокурора обозначился еще яснее.
Бугаец хотел еще что-то сказать, может быть, даже оскорбить (свидетеля при исполнении), но тут в квартире, а точнее, в кухне, где все это происходило, вновь возник взволнованный капитан.
– Там… я свидетеля нашел! – крикнул он и скрылся.
* * *
Свидетель, которого нашел и привел под наши очи инициативный капитан, оказался нашим дворником – вернее, нашим бывшим дворником Аркашей. Несмотря на то что Аркаша проработал дворником на нашем участке несколько лет (уволившись лишь недавно, в связи с болезнью матери), я лично о нем мало что знала.
Он был очень маленького роста (ниже меня!) и такой невзрачной комплекции, что со спины его можно было принять за шестиклассника. Аркаша смущенно топтался за спиной у милиционеров, пока те буквально не вытолкнули его в центр комнаты.
– Я… Я, собственно, ничего такого… – бормотал он стандартную фразу, поочередно поворачивая к нам непропорционально большую голову и моргая глазами. Глаза его скрывались за огромными неуклюжими очками в роговой оправе. Линзы в очках давали сильный «плюс», и глаза этого человечка походили на плавающих в аквариуме круглых серых рыб.
– В квартиру, где убитые, направлялся, – пояснил капитан, протягивая Бугайцу засаленный паспорт. – Говорит, он – хозяин.
– Хозяин чего? – Бугаец пролистнул странички паспорта.
– Хозяин квартиры.
– Видите ли, – голос у свидетеля был очень высоким, почти женским, – я, собственно, шел получить с моей квартирантки квартирную плату. Я тороплюсь, и… И кто-нибудь может мне объяснить, что здесь произошло?
– Да. Сейчас, – сказал ему следователь и обернулся к капитану: – Послушай, Дубков! Зачем же ты именно сюда свидетеля-то притащил?!
– А куда мне его? – обиделся ретивый служака. – Что вам с ним, рядом с трупами беседовать? Тут же тоже квартира однокомнатная, да криминалисты еще работают! Только в кухне и есть свободное место, чтобы поговорить!
– Ка… ка-аких тпуров? – выдавил Аркаша, от испуга даже перепутав буквы в ужасном слове. – Где? В моей кравтире?!
Рыбообразные глаза за враз замутневшими стеклами заморгали часто-часто.
– Воды? – сердечно предложила я. Схватила стакан и забулькала бутылкой с лимонадом.
– Спа…сибо, – сказал «свидетель», вытирая дрожащей рукой наморщенный лоб. – Можно, я это самое… сяду?
Не дожидаясь ответа, он опустился на свободный стул.
– Аркадий Викентьевич Таратута, 1963 года рождения, – продиктовал Бугаец капитану, который опять присел за свои протоколы. Я удивилась: щупленькому Аркаше уже сорок с лишним лет от роду! Не знала, да и вообще – кто бы мог подумать?
Прокурор захлопнул паспорт и, передав его маленькому человечку (тот машинально принял документ и долго засовывал его дрожащими руками во внутренний карман грязной куртки), веско сказал:
– Вы действительно прописаны в квартире сто сорок один. Но, – Бугаец поднял вверх длинный тощий палец, – как сами только что признались, эту квартиру вы сдаете. Кому? С какой целью? С какого времени? По какому адресу проживаете фактически?
– Я за городом живу, у матери, – пробормотал Таратута. – Уже года три тому назад переехал, у нас там хозяйство… А квартиру сдаю по необходимости. Из-за денег. Мать моя болеет сильно, деньги нужны, а где их взять? Я безработный. Иногда соседям дров нарубишь – вот и весь приработок. А так только хозяйством и кормимся. У нас огород большой, куры…
Все это было чистая правда – уж я-то знала.
– Кому сдаете, с какого времени? Сколько жильцов сменили за все время? Фамилии можете назвать, имена?
– Жильцов я не менял, ни разу. Только одной Рите и сдавал. С самого дня, как переехал. Она сама предложила.
– Что предложила?
– Переезжай, говорит, Аркаша, к матери, а я к тебе перееду. Мы давно знакомы, еще с тех пор, как я тут, в доме, дворником работал. Я тут дворником, – пояснил он, зачем-то обернувшись к Аде, – лет двадцать с лишним… Пока мать не заболела. А Рита на два этажа ниже жила. В сто тридцать восьмой. Но у них тесно: многодетная семья, пятеро детей в трехкомнатной, еще родители… А что, – дворник тяжело сглотнул и сжался на стуле, как запуганный ребенок, – Риту убили? Неужели правда?!
– Увы.
– А… кто? Хотя да, я понимаю. Вы расследуете. Но… как же это? Вчера только с ней по телефону говорил… И назначила она мне к семи утра прийти, за деньгами, значит… Я и пришел, то есть шел, ах ты, как все получилось-то…
Аркадий Викентьевич обеими руками вцепился в сиденье и еще больше поджал маленькие ножки в ботинках совсем детского размера. На голове у незадачливого хозяина квартиры № 141 красовался блинообразный зеленый берет, и сейчас он вполне гармонировал с цветом его лица.
– Процедура сдачи квартиры оформлена как положено?
– Нет, – пискнул наш хорошо поживший Мальчик-с-пальчик. – Мы так, на словах договорились… Знакомы были давно, Рита сказала – зачем какие-то бумаги? Раз в месяц, первого, говорит, числа приходи. Я и приходил. Она исправно платила, аккуратно.
