до неё.
Паула стучала мячом об пол, а Ренко стоял в полутора метрах и размахивал руками, словно изображая дерево на ветру.
Паула была прирождённым лидером. Ей не требовалось кричать на игроков – они повиновались малейшим её жестам. Она шла к этому ещё со времён юношеских игр и к своему удивлению и радости впоследствии обнаружила, что её метод работает и среди копов – любителей баскетбола.
Хартикайнен перестал опекать защитника и поставил заслон на пути Ренко. Паула прорвалась и сделала передачу под кольцо младшему констеблю, но его бросок оказался неудачным. Впрочем, констебль оказался первым на подборе и вернул мяч Пауле.
Перед ней вновь возник Ренко, чья фигура теперь напоминала дрожащий куст. Паула стала приближаться к кольцу сделала ложный рывок вправо и попыталась обойти Ренко слева. Но тот не среагировал на уловку и двинулся в правильном направлении, выбив мяч из рук Паулы. Удар, как и следовало ожидать, пришёлся по пальцам. Хартикайнен завопил, сигнализируя о фоле, и Ренко покорно поднял руку.
Паулу это раздосадовало – она хотела продолжить игру. Травма была пустячная, да и жёсткая игра на грани фола была ей по нраву. Даже хотелось признаться Ренко, что тот её удивил.
Когда Ренко подхватил мяч, Паула умышленно предоставила пространство для манёвра. Ренко тут же отдал пас, словно стремясь избежать ситуации, в которой придётся быстро принимать решение и действовать самому. Но буквально через секунду мяч снова оказался у него в руках, и Ренко застыл в районе линии штрафных, не находя возможности для передачи.
Когда он сделал бросок, на его лице Паула увидела растерянность: мяч попал в щит и отскочил прямо в кольцо. Ренко вскрикнул.
Паула улыбнулась. Она вспомнила, каково это – когда эндорфины превращают душу и тело в единое целое.
Когда физическое напряжение становится удовольствием. Но больше всего она любила момент, когда в важном матче можно наблюдать результат своего удачного броска. Он всегда сопровождался покалыванием внизу живота.
Правда, с возрастом это ощущение приходило к ней всё реже и становилось похожим на призрачное эхо былых эмоций.
Женщина закричала. Её крик отозвался эхом в темноте и затих, многократно отразившись от невидимых стен.
Она сделала пару шагов, осторожно, не желая снова услышать гулкий звук. Протянула руку и коснулась стены.
Сперва женщина почувствовала облегчение: комната обрела размер, тьма вокруг имела предел. Однако, ощупывая стену, она снова ощутила прилив страха.
Стена оказалась такой же, как пол, – металлической.
Она пошла, держась за стену, и вскоре достигла угла. Повернула, двинулась дальше и упёрлась в следующий угол через каких-то пять шагов. Ещё один поворот. Теперь она двигалась быстрее – где-то должна быть дверь, сейчас она выберется из этого странного места, и всё прояснится.
Угол, поворот направо, после чего почти сразу же под пальцами оказалась щель в стене.
Она провела рукой по этой щели вверх и вниз, затем стала шарить по стене. Ни дверной ручки, ничего. Двинулась дальше – может, дверь всё же окажется с противоположной стороны. Она вдумчиво исследовала поверхность обеими руками, стараясь охватить как можно большую площадь. Металл был гофрированным.
Рука снова коснулась щели. Женщина поводила рукой вокруг неё и убедилась, что обошла комнату целиком, и это была та же самая щель, что и раньше. Никакой возможности открыть дверь по-прежнему не обнаруживалось. Она попыталась найти всему этому хоть какое-то разумное объяснение.
Гулкий пол.
Гофрированные стены.
Дверь, которая не открывается изнутри.
Дверь, которая не открывается вовсе.
Разве это не опасно – запирать человека в помещении, которое нельзя открыть изнутри? Кто мог это сделать?
Если станет жарко, она умрёт от жажды. Как оставленный в машине ребёнок, собака или…
Или как запертые в грузовом контейнере беженцы.
Эта мысль казалась настолько невероятной, что на её осознание потребовалось время.
Я в контейнере.
Её заперли в металлическом ящике.
Женщина осторожно отступила от стены. Нащупала матрас и опустилась на него, чтобы унять панику и собраться с мыслями.
Here am I sitting in a tin can [5].
He похищение ли это? Что, если кто-то привёз её в другую страну и продал в сексуальное рабство? Что, если её будут держать взаперти, а потом убьют?
Кровь застучала в голове, к горлу подступила тошнота. Мозг тщетно пытался придумать какое-то более оптимистичное объяснение происходящего.
Вдруг что-то ударило в стену снаружи.
Женщина вскочила и прислушалась. Ещё удар – на этот раз ближе к двери.
Если это похититель, нужно вести себя как можно тише, встать в углу у двери и дождаться, когда она откроется. Но вдруг это кто-то ещё? Вдруг она находится в порту в окружении сотен контейнеров и это единственный шанс выйти на свободу?
Желание выбраться становилось невыносимым, оно уже победило здравый смысл. Она стала колотить в стену и кричать, это был вопль без слов, ей просто хотелось наружу, на свет.
Увидеть солнце – то самое, которое в её родной стране светило иначе, чем здесь.
На фоне собственного крика она расслышала скрежет, раздавшийся откуда-то снизу. Затем внутрь контейнера проник свет. Женщина двинулась к нему на ощупь. В нижнем углу появилось отверстие. Она опустилась на колени и заглянула в него. Отверстие было маленьким и круглым, она приблизила к нему лицо – свет хоть и слепил глаза, но он же сулил и безумную надежду. Она закричала снова, на этот раз членораздельно: «Здесь человек! Human [6]! Откройте! Я хочу наружу! Здесь человек!»
Вдруг свет снова пропал, отверстие закрыли с той стороны. Женщина снова не могла ничего разглядеть и пыталась отыскать его на ощупь. Пальцы наткнулись на металлическое кольцо, которое просунули внутрь.
Это был конец шланга, и в тот момент, когда она осознала это, из него хлынула вода.
Она вскрикнула, отпрянула и присела от страха. Вода тут же залила весь пол, обувь, и брюки женщины промокли насквозь.
Вода была холодной. И она всё прибывала. Женщина чувствовала, как потоки охватили её бёдра.
Было ясно лишь одно: очень скоро ей предстоит умереть.
Контейнер наполнится водой, и она погибнет.
Её мёртвое тело будет плавать в контейнере, словно угодившая в садок крыса.
Она больше никогда не увидит солнца.
И маму.
And I'm floating in a most peculiar way. And the stars look very different today [7].
Солнце давило на город. Люди двигались медленно, жара словно пригибала их к земле.
Аки Ренко стоял на автобусной остановке, одетый в джинсовые шорты, кроссовки
