– Откуда ты знаешь? Папа сказал об этом только Игорю!
– Ну да, а он – мне. Мы же друзья, помнишь? Байрамов не желал в этом участвовать, чистоплюй несчастный! Он не понимает, что это – бизнес, и все должно делаться в его интересах, а не ради каких-то там высоких целей и Искусства с большой буквы «И»! А я бы понял – вот парадокс, да? Синявский не тому человеку доверился, не с тем хотел договориться – опять! Нет, я пытался с ним по-хорошему побеседовать, убедить – но он ничего не желал слушать, когда что-то втемяшивалось ему в голову!
– Ты… о ком сейчас говоришь?
– О Григории Сергеевиче, естественно! Ничего бы не случилось, если бы он меня выслушал!
– Так это ты… убил папу, что ли? – едва слышно пробормотала Рита, тараща на Дмитрия глаза.
– Его надо было остановить, – вздохнул Митя, стукнув кулаком по мраморному порталу камина. – Иначе он уничтожил бы «Гелиос»!
– Какое ты имел право решать, что хорошо и что плохо для «Гелиоса»?! – взвизгнула девушка. – Это был папин театр, он его создал и мог делать с ним все, что захочет!
– Нет, дорогуша, не имел! – возразил Митя. В его голосе послышались стальные нотки, которых Рита раньше не замечала. – Если ты не забыла, именно мой отец помог твоему на первых порах, когда у него ни гроша не было за душой!
– Среди прочих, – заметила Рита. Теперь она понимала, сколь глубокая ненависть, оказывается, гнездилась в Митиной душе, тогда как он изо всех сил старался казаться милым и добродушным. Но зачем убивать отца? За то, что он отказывался признавать Митины заслуги, его преданность, трудоспособность и, самое главное, его талант, который, в отличие от байрамовского, не считал выдающимся?
– Не среди прочих, а самый первый! – взорвался Митя, подскакивая к ней и заставляя отшатнуться. – Если бы не я, никто и пальцем бы не пошевелил! На деньги моего отца твой поехал за границу. Потом мы с отцом нашли помещение и договорились об аренде… Это ведь гораздо позднее, когда каким-то непонятным образом Синявский нашел бабки, он построил нынешний «Гелиос», а тогда у него не было денег даже на то, чтобы снять хоть какую-то халупу! Это я лично уговаривал ребят уйти из Мариинки, где их будущее было более или менее стабильным, в никуда с человеком, который продолжит угнетать их и измываться, словно они – не люди, а его куклы-марионетки! А Байрамова здесь вообще не было… Но твой папаша изволил сказать, что с удовольствием променял бы десяток таких, как я, на одного Байрамова и при этом считал бы, что дешево отделался!
– Так ты поэтому…
– А ты бы как поступила? И не говори, что тебе самой никогда не хотелось его убить – не поверю!
Самое интересное, что и тут он прав. Раньше Рита ни за что не осмелилась бы признаться в этом даже самой себе, но после смерти отца много думала об их отношениях. Она пришла к выводу, что они представляли собой смесь любви и ненависти, но в одном Митя точно ошибался: ни она, ни Игорь никогда не забылись бы настолько, чтобы отнять чью-то жизнь в порыве злости, ненависти и зависти!
– Он выставил меня из кабинета, как будто я был щенком бездомным! – продолжал бушевать Митя. – Да еще это дурацкое завещание, в котором все остается тебе!
– Так ты и об этом знаешь?! – изумилась Рита. – Откуда?
– Какая разница – знаю, и все! Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, чем все закончится: Байрамов встанет во главе театра, а нам всем останется плясать под его дудку – не для этого я вкалывал как проклятый столько лет, мирился с «тараканами» твоего папеньки, ужом извивался, только бы порадовать его душеньку – тьфу, даже вспоминать противно!
В этот момент девушка услышала, как хлопнула входная дверь.
– Помогите! – закричала она во всю силу своих легких и снова закашлялась – действие хлороформа еще не закончилось. – Помогите, меня похитили!
Краем глаза она заметила, что Митя даже не шелохнулся – неужели он не боится, что кто-то придет к ней на помощь? В прихожей раздались быстрые шаги, и в гостиную вошел…
– Дядя Егор!
От облегчения Рита едва не разревелась.
– Какого черта здесь творится?! – пробормотал Квасницкий, переводя ошарашенный взгляд с нее на Дмитрия.
– Ну, – пожал плечами тот, – вы же хотели, чтобы проблема решилась – и вот, я ее решаю. Вернее, мы с вами ее решим, вдвоем.
Рита перестала понимать, что происходит.
– Ты с ума сошел! – воскликнул Квасницкий. – Развяжи ее немедленно!
– Да неужели? – неприятно ухмыльнулся Митя. – И что, вы думаете, она станет делать? Побежит в полицию, естественно, к своему приятелю, жаловаться! Нет, отпускать ее нельзя.
– Дядя Егор… – пробормотала Рита. – Что он такое болтает?!
– У вас есть знакомый нотариус? – игнорируя и ее слова, и замешательство нежданного гостя, спросил Митя у Квасницкого. – У таких, как вы, всегда имеется на примете парочка не слишком чистоплотных персон, к которым можно обратиться!
– Да ты о чем вообще?! – заорал Квасницкий. – Зачем ты ее похитил, ее же искать станут, неужели не понимаешь? Как теперь выпутываться из ситуации, в которую ты меня втянул?
– Я втянул?! Да я все предусмотрел! Вы добываете нотариуса и тащите сюда. Рита переписывает театр на вас – и дело в шляпе!
– Да кто тебя просил, идиота! – буквально взвыл Квасницкий. – Она бы и так согласилась, надо было немного подождать!
– Что, и тут решили без меня обойтись, да? – Митя вдруг расхохотался, запрокинув голову. Затем его смех резко оборвался. – Ну что за невезенье, что за судьба такая? Почему все пользуются мной, когда им выгодно, а потом выбрасывают на помойку?
– С чего ты взял?
– Рита никогда не подписала бы бумаги, если Байрамов не получит свою долю. Но вам, видимо, на это наплевать… А может, так даже лучше для вас? И вы – тоже выбрали Байрамова?
– Не неси чушь!
– Помните, что мне обещали? Что Байрамов вылетит из «Гелиоса», а я получу место художественного руководителя?
Рита могла только таращиться на этих двоих, которых еще недавно считала близкими друзьями. А что теперь? Они заставят ее передать театр Квасницкому, а потом – убьют? Это казалось невероятным, но иного выхода не видела даже она: живая девушка имела бы возможность заявить о том, что подпись ее вынудили поставить, кроме того, она была нежелательным свидетелем, от которого по-любому необходимо избавиться. Господи, так весь этот сыр-бор из-за «Гелиоса»?! Ей не нужен этот театр, она ведь совершенно не разбирается в отцовском деле! Неужели ей придется погибнуть из-за него?
– Я-то думал, мы похожи, – покачал головой Митя, снова обращаясь к Квасницкому. – Хотя бы в том, что касается баб!
– Замолчи! – приказал Егор Стефанович, но Митя, видя, что тому неприятен новый поворот разговора, решил надавить на больную мозоль.
– Синявский, может, и не считал меня своим другом, – сказал он, – но он многим со мной делился. И даже тем, что в молодости вы, Егор Стефанович, оказывается, являлись страстным поклонником Натальи Ильиничны!
– Мамы?! – пробормотала Рита, не веря своим ушам. Так вот почему ей всегда казалось, что в присутствии Егора Стефановича мать чувствует себя не в своей тарелке! Но отец ведь сам приводил его в дом, Квасницкий считался другом семьи!
– И Синявский, как и Байрамов, полагал, что можно увести у друга женщину и остаться в хороших отношениях – конечно, ведь таким, как эти двое, все прощается! – не умолкал Митя, медленно кружа по комнате, как боксер по рингу.
– Зря я с тобой связался, – сквозь зубы прошипел Квасницкий, снимая наконец перчатки и бросая их на пуфик у камина. – И что нам с ней делать? Ее же станут искать!
– Она «уехала» на собственной машине, – возразил Дмитрий. – Если ее и хватятся, то не раньше утра.
– Ну и что? Дальше – что?
– Вы у нас – мозг, вот и думайте! – пожал плечами Митя. – Я ее к вам привел, а дальше – не моя забота!
– Можно было предполагать такой исход, неуравновешенный идиот! Надо было сдать тебя в полицию сразу после убийства Григория!
– Вы знали? – спросила Рита.
Лицо Квасницкого вытянулось. Он медленно подошел и, глядя на нее сверху вниз, проговорил, как ей показалось, с сожалением:
– Прости, милая, теперь ничего не изменить. Клянусь, я этого не хотел… черт, я даже не предполагал, что Дмитрий на такое решится!
– Вы знали о том, что Митя убил папу, и не предполагали, что он способен сделать это вновь?!
– Знал? – встрял танцовщик и снова захихикал. – Да он же все и придумал! Это я пытался договориться с твоим папашей, чтобы не идти на крайние меры. Я даже рассказал ему о том, что надумал его дружок, но он стал орать на меня, назвал ненормальным, сказал, что…
– Ты и на четырех ногах не сделаешь того, что Байрамов сделает на одной!
Голос раздался так неожиданно, что все, находящиеся в комнате, одновременно вздрогнули. Рита не сразу поняла, что он исходит из прихожей – там были высокие потолки, а стены облицованы натуральным камнем, и звук сопровождало многократное эхо. Рите показалось, что она сходит с ума, что при данных обстоятельствах было бы неудивительно. Но еще большее впечатление эти слова, произнесенные голосом Григория Сергеевича, произвели на Квасницкого. Он подпрыгнул от неожиданности, словно его ужалил скорпион, и начал крутить головой во все стороны, пытаясь определить направление звука.
