Илона сопровождала его целый день. У нее есть еще одно немаловажное достоинство, перед которым меркнут недостатки, — она умеет отвлекать внимание партнера. Сколько Мирон таким образом добился подписей в свою пользу — трудно сосчитать. Однако, сидя рядом с ним на заднем сиденье, она постоянно оглядывалась.
— Ты кого-то увидела? — осведомился он.
— Дома скажу, — рассеянно пробормотала она и снова оглянулась.
Едва Илона вошла в дом, кинулась бегать по нему, словно ужаленная. Мирон Демьянович встревожился, ему только помешанной не хватало, ходил за ней по комнатам. Она подлетала к окнам, чуточку приоткрывала шторы, потом неслась в другую комнату и снова — к окну. Но вот Илона на минутку задумалась и внезапно помчалась на второй этаж.
— Ты скажешь, в чем дело? — выйдя из себя, спросил он.
— Помолчи, пожалуйста… — бросила через плечо Илона, полностью сосредоточившись на щели в шторе. — Есть… Вижу…
— Что, что ты видишь?
— Иди сюда, — не оглянувшись, позвала Илона. Он подошел, с подозрением глядя на нее, она же уступила ему место. — Посмотри, только осторожно.
Мирон Демьянович взялся за шторы, прильнул к щели глазом:
— Что я должен увидеть?
— Чуть-чуть вправо смотри. Машину синего цвета видишь? «Шестерку»?
— Цвет не могу определить — сумерки.
— Тогда поверь мне на слово. — Илона взяла его за локоть и отвела от окна. — Эта машина ездила за нами весь день.
— Не может быть!
Мирон Демьянович хотел ринуться к окну, посмотреть еще раз на автомобиль, но Илона его удержала:
— Ты мне не веришь? Так вот слушай. Когда я вышла из своего дома, мы переговорили с тобой, ты сел в машину и уехал. А во дворе сразу же за тобой поехала эта «шестерка»…
— Ты так сразу обратила на нее внимание? — с сомнением произнес Мирон Демьянович. Непонятно, в чем он сомневался, но Илона не придала этому значения:
— Не сразу. Когда ты вернулся, я вышла тебя встречать и увидела «шестерку», она была облезлая, поэтому бросалась в глаза. У меня развита наблюдательность от природы. Я еще подумала, что видела эту машину во дворе. А сегодня опять увидела ее. Она поехала за нами, постоянно встречалась там, где мы были, я даже номер запомнила. Мирон, что это значит?
На его лбу выступили мелкие капли пота, он опустился в кресло, чувствуя дрожь во всем теле. Вот и на него началась охота, убийца выжидает, ему нужен удобный момент, и тогда он выстрелит. Страшно, очень страшно потерять жизнь. К счастью, убийца не подобрался к Мирону Демьяновичу, но это пока. Выстрелить он может в любой миг, например, когда Мирон будет заходить в банк. Или выходить. Или в другом месте неожиданно… Он опустил голову, казалось, от вибрации в теле отрываются внутренности.
— Мирон, ты не ответил, — напомнила о себе Илона. — Что все это значит?
Он поднял на нее затравленные глаза и тягуче произнес, освобождая шею от галстука:
— Меня хотят убить. Я получил ужа, как Кривун, а это знак.
Он сказал так убежденно, что Илона попятилась, округлив глаза. Она кусала губы в замешательстве, но в голову ее был вмонтирован электронный счетчик, который сразу же подключился к работе. Илона поставила руки в боки и неторопливо заходила по комнате. А Мирон Демьянович не в состоянии был ворочать извилинами от страха, водил за ней глазами, ждал, что она придумает.
— Та-ак… — протянула Илона, хмурясь. — Значит, тебя тоже… Предупреждение ты получил, осталось… Когда у нас самолет?
— Завтра в пять с хвостом, — выдавил он.
— В пять… — повторила она, продолжая хождение. — Если он…
— Кто? — совсем растерялся Мирон Демьянович.
— Тот, кто хочет тебя убить! Если он поймет, что ты линяешь, то убьет тебя в том же аэропорту.
Пот стал липким и ледяным. Мирон Демьянович поник, как засохший цветок на клумбе, а внутренности кричали: жить хотим!
— Надо что-то делать… — вымолвил он растерянно.
Илона подсела к нему на подлокотник кресла, обняла за плечи:
— Успокойся. В твоем положении нужна холодная голова. Давай сделаем так… Дождемся темноты, когда трудно будет определить, кто за рулем, к тому же в твоей машине тонированные стекла. Я выеду из гаража на твоей иномарке, надеюсь, «шестерка» поедет за мной…
— С ума сошла? А если они тебя?..
— Прямо здесь? Не думаю. Они будут выжидать, когда я окажусь в безлюдном месте. А я там не окажусь. Повожу их часик, потом выйду где-нибудь возле магазина, покажусь им. Я позвоню тебе и сообщу, едут за мной или нет. Если они поедут, садись в мою машину и сматывайся отсюда.
— Куда? — безнадежным тоном спросил он.
— В гостиницу. И сиди там до самолета.
— Не могу я сидеть. Мне надо перевести деньги.
— Слушай, какие деньги? — закипела Илона. — Тебе смерть грозит, а ты про деньги думаешь. Переведешь потом как-нибудь. Я сказала — сидеть в номере, значит, сидеть! Вряд ли они знают, что ты завтра собрался лететь, следовательно, не будут ждать тебя в аэропорту. Мы встретимся на регистрации. Для верности измени внешность. Одежду найдем дурацкую, на голову наденешь кепку, очки… Давай собираться.
Она хотела встать, но он притянул ее, поцеловал в губы и улыбнулся:
— Все-таки ты меня любишь.
— Пф! — фыркнула Илона, передернув плечами. — Просто я хочу в Монако.
Такова она есть. Но именно этим Илона и притягивала Мирона Демьяновича.
— Неплохо, — похвалил ее Валдис, подцепив вилкой еще один кусок мяса. — Каюсь, я думал, ты не знаешь, как выглядит сковородка.
— Раньше у нас в семье была традиция — воскресные вечера. Мы с мамой готовили, потом садились за стол, смотрели телевизор, разговаривали. А потом всем стало некогда. Папа часто по вечерам бывает на банкетах, мама ленится, я потеряла интерес к совместному творчеству на кухне. Ух, люблю вкусно поесть.
— А кто не любит? — Валдис подлил ей и себе вина, поднял бокал и хотел сказать тост, но Ника его упредила.
— А давай без всяких пожеланий? Просто так? — Выпили. — Чья это гитара?
Валдис оглянулся, будто не знал, что у него в квартире висит на стене:
— Моя. Я когда-то играл, потом тоже стало некогда.
— Сыграй, — потребовала она.
Валдис не стал ломаться, снял гитару со стены, присел на софу и тронул струны. Гитара расстроилась, видимо, он действительно редко играл на ней. Валдис подтянул струны, взглянул на Нику с лукавством и как выдал пассажи! Потом заиграл знакомую мелодию, но Ника не угадала, что это за произведение, она только в изумлении приоткрыла рот. Прозвучала последняя нота, настала тишина, Ника не сразу произнесла:
— Никогда бы не подумала… Здорово. А теперь спой.
— Пою я хреново, — сознался Валдис.
— Все равно спой, — настойчиво сказала Ника.
Он запел. Да, голос неважный. Нет, голос никакой, но разве это главное? Ух, как классно командовать. Классно, когда твои желания выполняют по первому требованию! Сразу внутри растет что-то незнакомое, расправляет плечи, приподнимает подбородок, а все тело окутывает невидимая дымка. Или это мозги у нее в дымке? Впрочем, мозги сейчас лишние, сейчас, когда полумрак заполнил комнату, когда звучит красивая мелодия и душевный голос Валдиса. Он же поет для нее одной, как натуральный трубадур для прекрасной дамы. А дама стоит на балконе, тает и млеет, вот-вот закончится песня, трубадур вскарабкается по дереву на балкон, и она наградит его поцелуем… Ника настолько вжилась в образ средневековой дамы, что, едва Валдис закончил, тихо попросила:
— Еще.
— Сядь ближе, а то я не вижу, кому пою своим противным голосом.
— Мне нравится, — перепорхнула на софу Ника.
Ей не пришло в голову включить свет. Какой свет! Он развеет атмосферу таинственности, уничтожит чары, когда маленькая комната превращается в огромный мир, где есть только два человека, а за пределами стен никого. Валдис пел, потом просто играл, потом они еще выпили, помолчали. Молчание было несколько натянутое, словно сейчас что-то должно произойти и да, произойдет, потому что Валдис положил ладонь на ее руку. Ника испуганно отдернула ее, а чтобы нивелировать неловкость (повела-то себя как дура), она вернулась к животрепещущей теме, без которой просто никак нельзя было обойтись в этот дивный вечер, — к убийствам:
— Знаешь, я все время представляю себя на месте тех женщин…
— Зачем? — Он придвинулся, якобы заинтересовавшись.
Ника хотела отодвинуться, но это будет совсем глупо, она же не ребенок. Валдис так близко, ближе, чем в машине, и от этой близости у Ники началось сердцебиение, но она продолжала:
— Понимаешь, стоит представить всю гадость…
О-о-ой! Горячая рука Валдиса прошлась по ее плечам, развернула Нику к нему, вторая рука… при чем здесь руки, когда его губы бессовестно гуляют по ее шее и лицу? И так нежно гуляют… то есть целуют…
