— И чего теперь? Прикажешь грудью его кормить?
— Он, наверное, не отказался бы.
— А ты?
— Обо мне нечего и говорить…
Окружающие женщины относились к нему одинаково: исключение составляли его нынешняя жена и Надежда. Для них он не был секссимволом.
— Дальше-то что? — Люська чуть придвинулась.
— Ключи у него пропали. В курсе?
— Нет.
— Неизвестно, в чьи руки попадут. А в квартире есть, наверное, чем поживиться.
Люська сразу ухватила суть, как ухватил бы мент.
— Хорошо, что ты сказал.
Дружба с представителями правоохранительных структур всегда приносила свои плоды. Дальше разговор пошел деловой.
— Какие были у тебя ключи? Сложные?
— Думаешь, я разбираюсь? На смотри…
Ее ключи оказались в верхнем ящике стола.
— Вот!
Игумнов даже не стал их рассматривать.
«Заводские со знаком фирмы, как те, что Никола увел из 33-го… Другие такие же висели в передней на гвоздике. Это — третьи… Три пары — и все фирменные…»
Мысль неожиданно вильнула в сторону.
«Какие же у хозяина — у Джабарова?! Может были и четвертые фирменные?!»
— Советуешь сменить замки? — Люська ждала совета.
— Не надо. Достаточно поставить один дополнительный замок. На всякий случай…
— Ты прав!
Момент немедленно близости был упущен.
Люська взглянула на золотые часики на груди. Поднялась. Ее время было тоже строго расписано.
— Появишься еще?
— Ну! — Игумнов встал.
— Оставь телефон. Запиши вон на том календарике. Я, может, позвоню.
Настольный календарь был импортный. Дареный.
Игумнов написал:
«Бакланов»… — И телефон 7-го ГАИ.
— Это дежурный, он позовет.
На секунду она жарко прильнула к нему — все могло закончиться иным. Но время ушло.
— Ну, давай!
На улице было все также нешумно. Игумнов снова увидел атлета с его короткой трубкой. Заметив выходящего, тот демонстративно отвернулся, сделал несколько шагов вдоль тротуара.
Машину Игумнов нашел на том же месте, в переулке.
Кроме заместителя в ней находился еще Карпец. Младший инспектор наблюдал за входом в кафе из подъезда соседнего дома, оттуда и увидел своих.
— Мусы и Эдика нет?
— Не появлялись.
Цуканов сообщил новости:
— Я проверил версию насчет «залетного мокрушника». В Нерехте за кражу из универмага никто не разыскивается. За мокруху тоже. Николе в камере гнали туфту…
— А что насчет Николы?
— На фабрику приезжали двое, спрашивали насчет Анчиполовского…
— Менты?
— Они показали удостоверения… — Цуканов продолжил. — Один русый, с копной. Симпатичный…
— Волоков.
Все становилось на свои места.
— Итак… Его не знают в Управлении эксплуатации памятников… Игумнов свел вместе свои подозрения. — Потому, что он там никогда не работал!
Цуканов спросил чисто формально:
— Ты считаешь?! — Ему все уже достаточно обрыдло.
— Он только значился. Это документ прикрытия…
— До пенсии не дадут доработать!.. — Цуканова аж передернуло. Честно говорю! Только этого еще нам не хватало, Игумнов… Они действительно сотрудники спецслужб! Действующие или бывшие. Какая разница. Помнишь, Алкаш сказал Качану: «У него хитрая работа…»
— Заказник?
— А там все из конторы! Поэтому и иностранец-охотник. И связь с отделенем милиции… Менты или комитетчики. Или и те, и другие…
Сегодняшние противники могли запросто оказаться вчерашними коллегами. Опасность такая с каждым годом становилась все реальнее.
— Надя наведет справку в московском главке… — Ее сокурсница по Высшей школе милиции теперь работала на Петровке,38, в кадрах. — Потом решим…
Игумнов обернулся к младшему инспектору:
— Ты остаешься. Мы погнали. Звони!
ГОЛИЦЫН, ВОЛОКОВ
«Жигуль» снова вел Голицин.
Он не упустил случая сесть за руль. Банде могло понадобиться умение каждого водить машину.
— Тут направо…
Волок прокладывал маршрут.
Район был незнакомый — Серпуховской вал, Серпуховская застава. Старая схема успела устареть. На месте нанесенных на бумагу тупичков тянулся могоподъездный дом — длиннющий лежащий небоскреб.
— Врубаю вторую…
Голицын чувствовал себя в своей тарелке.
Пальцы в гоночных с вырезом перчатках словно впечатались в баранку. Рулевое управление, руки, плечевой пояс — затянутый в пуловер торс — все было одним целым вместе с послушной машиной.
«Главное — набить руку»
В любой момент каждый из них завтра уже мог запросто оказаться на месте водилы.
Волок качался рядом.
— Обгоняй травай.
— Остановка…
— Все равно никто не выходит.
Мысли Голицына заняты были и другим.
Съезд заканчивал работу.
С реализацией проекта надо было спешить. После того, как делегаты разъедутся, план операции можно было использовать разве только в сортире.
Второй заход предстоял очень скоро. Может уже завтра. Но Смердов уперся — проверка мужика, предложившего Волоку строительный домик, должна была доведена до конца.
«Этот Анчиполовский весь вечер мотался у магазина, ждал Волока. С чего бы?! Представляете, если Волок уже в разработке?! Если его пасут?!»
Заместитель начальника по оперативной работе — следовало отдать ему должное — был агентурист и обычно с хода просекал чужую агентурную комбинацию — милицейскую, комитетскую…
Психология, агентурной работы, в сущности, у тех и других одна да и приемы тоже.
«— Именно Волок был ему нужен! Строительный вагончик — только повод. Познакомиться, войти в доверие. Вот была его цель!»
— Волок-то зачем?!
— Это и предстоит установить! Но сначала — Кто он, Анчиполовский? Кто его подослал?
Волок отставил схему:
— Вон указатель! «Гамсоновский переулок»!
Переулок показался коротким, жилых домов вокруг видно не было. Далеко позади, на другой стороне Большой Тульской на несколько кварталов тянулся длиннющий высокий домина. Там же проходила оживленная магисталь.
— Где же он тут живет? Это же фабрика!
Проходная оказалась современной, светлой.
Вахтер — лысоватый, полный, в валенках с галошами — издалека взглянул на красную книжечку в руках Голицына, рассматривать служебное удостоверение не стал.
— Анчиполовский? Ефим, что ли?
Пока Голицын вел переговоры, Волок пялился на нежную молоденькую телку, ждавшую кого-то здесь же, в проходной и демонстрировавшую ему полное небрежение.
Вахтер почесал лысину:
— Так он же в Столбовой! В дурдоме!
Голицыну показалось, что он ослышался.
— В дурдоме?
— Ну! Здесь он фактически только прописан, а находится там, на излечении!
— Давно?
— Несколько лет! — Вахтер ничего не подозревал. — Я уже и забыл, как он выглядит…
— И не выходит?!
— Нет, он в буйном отделении…
Волоков оставил телку. Поинтересовался:
— А родственники у него есть? Мать, жена…
— Нет! Сестра есть.
— Она тут живет?
— Отдельно! Вообще, вам лучше с соседями поговорить, — вахтер открыл дверь, показал направление. — Сейчас по дорожке. И в конец двора. Двухэтажный дом.
Дорожка вела вглубь корпусов. За стенами ближайшего цеха часто и громко, не прерываясь ни на секунду, стучала какаято мощная установка.
— Вот тебе и Анчиполовский… — заметил Голицын.
Они шли по пустому фабричному двору. По случаю партийного праздника тут и там тянулись лозунги. Полотнищи призывали работать сегодня лучше чем вчера, а завтра лучше, чем сегодня.
— Что теперь скажешь?
Волоков заметил беспечно:
— Подумаешь! На каждом дежурстве кто-нибудь обязательно соврет свой адрес! Каждый выкручивается как может…
«Вот уже кто не знает паники!»
Голицын даже позавидовал.
— Примитивный ты мужик, Волок! А если Смердов прав и нас взяли в разработку?! «Каждый…» «Выкручивается…» Как тебе только офицерские погоны дали?!
Волоков не обиделся.
— Между прочим я даже на переподготовке был взводным!
— Оно и видно! «Взводный!» Волок — ты и есть волок! Темный, как лес!
— Голицыны тоже — не все князья!
— Тут ты прав… — Голицын во-время дал задний ход. — Вон он, по-моему!
Невзрачный двухэтажный дом тянулся к забору, дальше за ним, виднелась подвеска контактной сети. За забором проходила железная дорога. Выше виднелся Автозаводской мост через Москва-реку. И дома на другом берегу.
Вокруг на фабричной территории было пусто. Из-под неглубокого снега виднелись остатки разбитых ящиков, ржавые трубы, щебенка.
— Квартира два.
Каменная лестница была безупречно чистой — ее, скорее всего, терли регулярно. И, должно быть, с песком.
