– Мы имеем право взять себе столько продовольствия и выпивки, сколько сможем заполучить, в качестве компенсации за утраченный заработок и в награду за отвоеванную свободу!
Вор в оленьем тулупе выдвинул одно-единственное требование:
– После целой жизни по строгому распорядку людям надо позволить неповиновение.
Была еще и четвертая группа узников, точнее говоря, сообщество, не признававшее никаких лидеров. Опьяненные свободой, они метались по лагерю, словно взбесившиеся лошади, вбегали в бараки и тут же выскакивали наружу, рылись в кладовых и каптерках, оглашая воздух нечленораздельными радостными воплями: то ли они сошли с ума из-за кровопролития, то ли были полоумными изначально и теперь дали выход своему безумию. Кое-кто уже спал в мягких постелях охранников: для них свобода заключалась в возможности закрыть глаза, когда они чувствовали усталость. Остальные добрались до запасов морфия или водки своих бывших мучителей. Смеясь, эти мужчины отрезали витки колючей проволоки, из которых плели украшения или венки, а затем надевали их на голову охранникам, издевательски величая их «сыновьями Божьими», а потом в шутку предлагая:
– Распять уродов!
Глядя на анархию, в которую все глубже погружался лагерь, Лазарь настойчиво шептал что-то на ухо Георгию, который переводил:
– Мы должны срочно взять съестные припасы под охрану, потому что голодному человеку нельзя есть сразу много, иначе он умрет. Нужно прекратить кромсать колючую проволоку. Она – наша защита от войск, которые обязательно прибудут усмирять нас. Об абсолютной свободе не может быть и речи. Мы просто не выживем.
Судя по сдержанной реакции вора в оленьем тулупе, наиболее ценная добыча уже была благополучно разграблена, а его соратники наложили лапу на бо́льшую часть припасов.
Рабочий с квадратным подбородком, имени которого Лев не знал, согласился с некоторыми из предложенных практических мер, но только после того, как будут незамедлительно наказаны захваченные в плен охранники.
– Мои люди жаждут справедливости! Они ждали этого момента долгие годы! Они вынесли неисчислимые страдания! И они не хотят ждать больше ни минуты!
Он говорил лозунгами, заканчивая каждое предложение восклицательным знаком. Хотя Лазарю явно не хотелось откладывать реализацию предложенных им мер предосторожности, ему пришлось согласиться с требованиями рабочего, дабы заручиться его поддержкой. Охранников будут судить. И Льва вместе с ними.
* * *
Один из сторонников Лазаря раньше был адвокатом – в прошлой жизни, как он выразился, – и вызвался играть первую скрипку в организации трибунала, который будет судить Льва и остальных. Он с большим удовольствием принялся разрабатывать соответствующую процедуру. После долгих лет подчинения адвокат с восторгом ухватился за возможность вернуть себе толику былой власти и авторитета, заговорив непререкаемым тоном опытного крючкотвора:
– Мы будем судить только охранников. Медицинский персонал и бывшие заключенные, которые стали работать на администрацию лагеря, являются исключением из этого правила.
Его предложение было встречено криками одобрения. Адвокат продолжал:
– Ступеньки, ведущие к кабинету начальника лагеря, олицетворяют собой стадии судебного разбирательства. Каждого охранника подведут к нижней ступеньке. Мы, свободные люди, будем перечислять примеры его жестокого обращения с нами. Если пример будет признан действительным, охранник поднимется на одну ступеньку. Если он дойдет до самого верха, то будет казнен. Если же этого не случится и охранник остановится на предпоследней ступеньке, ему будет дозволено спуститься по лестнице и сесть.
Лев пересчитал ступеньки – всего их было тринадцать. Поскольку процедура начиналась с нижней, получалось, что двенадцать преступлений означали смерть, а одиннадцать или меньше – жизнь.
Понизив голос, адвокат с подчеркнутой важностью провозгласил:
– Начальник лагеря Жорес Синявский.
Синявского подвели к нижней ступеньке, и он повернулся лицом к судьям. Плечо его было наспех забинтовано, чтобы остановить кровь и сохранить ему жизнь для проведения судебного разбирательства. Рука его бессильно висела вдоль тела. Несмотря на это, он улыбался, словно ученик, принимающий участие в концерте школьной самодеятельности, высматривая дружеские лица среди собравшихся заключенных. Представителей защиты или обвинения не было: от имени обеих сторон выступали узники. Вынесение приговора тоже было коллективным.
Почти сразу же раздался нестройный хор голосов. Оскорбления слились в шумный и неразборчивый гвалт. Адвокат воздел обе руки над головой, требуя соблюдать тишину:
– Выступайте по одному! Вы поднимаете руку, я показываю на вас, и только тогда вы говорите. Возможность выступить получат все.
Он показал на пожилого заключенного. Рука его осталась поднятой. Адвокат заметил:
– Можете опустить руку. Говорите.
– Моя рука и есть доказательство его преступления.
Фаланги двух пальцев на руке отсутствовали, и вместо них остались лишь почерневшие обрубки.
– Обморожение. Рукавиц у меня не было. Минус пятьдесят градусов: стоял такой холод, что плевок не долетал до земли, замерзая на лету. Но он по-прежнему выгонял нас на работу, когда нельзя было даже плюнуть! Он выгонял нас на работу! День за днем! Два пальца – две ступеньки!
Его слова были встречены одобрительными криками. Адвокат одернул свой серый тюремный ватник, словно это был строгий костюм.
– Дело не в количестве пальцев, которые вы потеряли. Вы заявляете о нечеловеческих условиях работы. Преступление подтверждено. Но это – один пример и поэтому всего одна ступенька.
Из толпы прозвучал чей-то выкрик:
– Я потерял палец на ноге! Почему мой палец не считается за ступеньку?
Почерневших и деформированных пальцев на руках и ногах нашлось более чем достаточно, чтобы заставить начальника лагеря подняться на самый верх лестницы. Адвокат начал терять нити управления, будучи не в состоянии моментально придумать и претворить в жизнь новые правила, способные утихомирить возбужденную толпу.
Перекрывая всеобщий шум, Синявский вдруг вскричал громким голосом:
– Вы правы! Ваши травмы – это преступления. Каждая из ваших травм – преступление.
Начальник лагеря поднялся еще на одну ступеньку. Громкие возгласы и споры постепенно стихли. Собравшиеся стали слушать Синявского.
– Правда заключается в том, что я совершил больше преступлений, чем здесь осталось ступенек. Если бы лестница тянулась до вершины горы, мне пришлось бы подняться по ней до самого конца.
Адвокат, удрученный тем, что подсудимый нашел способ обойти его систему, поинтересовался:
– Значит, вы признаете, что заслуживаете смерти?
Начальник лагеря заговорил обиняками:
– Поднимаясь на ступеньку вверх, разве нельзя потом опуститься на ступеньку вниз? Если ты совершил дурной поступок, разве не можешь потом сделать добро? Разве не могу я попытаться исправить то зло, которое причинил?
Он показал на заключенного, потерявшего палец на ноге.
– Вы лишились пальца в результате обморожения, и за это я поднялся на одну ступеньку. Но в прошлом году вы захотели отправить свой заработок семье. Когда я объяснил вам, что в нашей несправедливой системе вы не зарабатываете столько, чтобы покрыть их потребности, разве после этого я не дал вам денег из своей зарплаты, дабы возместить разницу? Разве не я лично проследил за тем, чтобы ваша жена получила деньги вовремя?
Заключенный огляделся по сторонам, но ничего не ответил. Адвокат спросил:
– Это правда?
Узник неохотно кивнул.
– Правда.
Начальник лагеря сошел на одну ступеньку вниз.
– Разве нельзя мне опуститься на одну ступеньку за такой поступок? Признаю, что я сделал еще недостаточно для того, чтобы исправить причиненное мною зло. Так почему бы не позволить мне жить дальше? Позвольте мне провести остаток жизни, пытаясь возместить убытки! Разве это не лучше, чем просто убить меня?
– А как же те люди, что погибли по вашей вине?
– А как насчет тех людей, которых я спас? После кончины Сталина уровень смертности в этом лагере – самый низкий на Колыме. Это – результат проведенных мною реформ. Я увеличил вам паек. Я дал вам возможность отдыхать дольше, а работать меньше. Я улучшил медицинское обслуживание. Больные перестали умирать! Они выздоравливают. И вы знаете, что это правда! Вам удалось одолеть охранников только потому, что вы лучше питаетесь и больше отдыхаете, став здоровее, чем были когда-либо! Я – причина того, что ваше восстание вообще стало возможным!
Адвокат подошел к начальнику лагеря вплотную. Он был явно раздосадован тем, что его система не работает.
– Мы ничего не говорили насчет возможности спуститься на одну ступеньку.
Председательствующий повернулся к тройке лидеров:
