— В народе так не говорят.
— Да что вы?
— Эта известная фраза принадлежит Хармсу.
— Хармсу? — переспросил Игнатий. — Это кто-то из ваших американских профессоров?
Молодой человек деликатно промолчал.
— Что поделать, мой юный друг... Мы народ простой, американских университетов не заканчивали. Будучи примерно одних с вами лет, я прослушивал семилетний курс в другом достойном учебном заведении, — он умолк. — Это был хороший курс, смею вас уверить. Знания, полученные в тех аудиториях, мне очень пригодились в жизни. Ну да ладно... Что там в Лондоне?
— Всю последнюю неделю Виктор вел себя странно. Он заметно нервничал, дергался — наши люди за ним присматривали и отметили это. Слонялся по городу. Зачем-то отправился в Уимблдон.
— На турнир?
— Турнира в это время не было. Весь теннисный бомонд в этот момент находился в Париже, на Роллан-Гаросе... Открытое первенство Франции.
— Не люблю теннис, — поморщился шеф. — Пижонский вид спорта. — Он сделал долгую паузу. — Так что там? Я вас перебил, извините.
— На одном из кортов тренировались детишки. Он вертелся вокруг него. Разговаривал с какой-то девчушкой.
— Что за дети?
— Наши. Федерация командировала туда группу особо одаренных ребятишек.
— Он что, педофил?
— Не знаю. Но все это находится за пределами логики и здравого смысла.
— Вы хотите сказать, что мы теряем контроль над "Уилсоном"?
— Пока не знаю. Мы над этим работаем.
Игнатий облокотился на столик и, подперев щеку кулаком, уставился на помощника:
— Молодой человек... А это не ваши дела?
— Что вы имеете в виду?
— А то, — Игнатий медленно облизал верхнюю губу, на которой остался налет кофе, — что этот Виктор, как будто бы ваш протеже. Однокашник, так сказать, с которым вы делили комнатку в студенческой общаге в Кентукки...
— В Иллинойсе, — поправил помощник.
— Какая разница... Кстати, почему у него русское имя? Кто он по национальности?
— Англичанин. Почему вы думаете, что Виктор... — помощник сделал ударение на последнем слоге, — русское имя?
— Да так, мы народ простой, — развел руки в стороны Игнатий. — Американских университетов...
— Знаю, знаю. Не кончали.
— Прекратите хамить.
Молодой человек поправил галстук и, презрев прежние намеки, демонстративно посмотрел шефу прямо в глаза.
— А вы полагаете, Провернуть этот ваш идиотский лондонский проект, связанный со сведением каких-то личных счетов, было просто? Я не знаю, чем уж вам так насолил ваш старинный друг Аркадий Борисович, но вы думаете, —- продолжал он, не обращая внимания на нетерпеливый жест Игнатия Петровича, — было просто убедить эту хитрую лису, Аркадия Борисовича, что "Уилсон" — это именно та фирма, которая ему нужна для откачки денег в офшоры из его холдинга? — Он помолчал. — Как минимум четыре поколения предков Виктора действовали на британском рынке. У этого семейства безупречная репутация. Что касается фирмы "Уилсон", то ее еще в 1989 году зарегистрировал отец Виктора. А потом подарил сыну... Так что это безупречно чистое прикрытие для такого рода операций. И они, заметьте, находятся под нашим полным контролем.
— У вас все?
Игнатий выплюнул зубочистку, вынул из розетки, стоявшей по соседству с кофейной чашкой, новую, поднял на уровень глаз, любуясь идеальной формой деревянной иглы, и медленно отправил ее в рот. Потом неожиданно что есть силы шарахнул кулаком по столу. Чашка подпрыгнула, кофе брызнул на дорогой светлый пиджак молодого человека. Тот не шелохнулся.
— Скажите, — тихо произнес Игнатий, глядя на капавший со стола кофе, — у вас в самом деле нет никаких эмоций? Или просто ваши нервы сделаны из нержавейки?
— Я не задумывался об этом. Мне некогда. Тем более сейчас, когда ситуация развивается непредсказуемо.
—Сволочь.
— Как вам будет угодно.
— Я не в ваш адрес... Этот ваш Виктор, судя по всему, большая сволочь. Мы мало ему платили?
— Нет. И платили много, и много обещали. По результатам дела, когда все деньги холдинга будут под нашим контролем, он должен получить очень хороший процент от общей суммы. Это бешеные деньги.
— Я никогда не верил "двустволкам". Пусть наши коллеги в Лондоне сидят у него на хвосте. Постарайтесь перекрыть ему доступ в офис. В дом тоже.
— Он живет в гостинице.
— Значит, в гостиницу. Пусть спит на скамейке, как клошар.
— Клошары — это в Париже, а не в Лондоне.
— Да не цепляйтесь вы к словам! Пусть дергается. И нервничает. Если в самом деле окажется, что он хочет и рыбку съесть, и... Ну, вы понимаете, на что сесть. Так вот, если дело обернется так... Вы знаете, что предпринять.
Молодой человек потер воспаленные от бессонницы глаза.
— Вы упомянули тут о нервах из нержавейки... Об отсутствии эмоций...
— Я не прав?
— Да нет, правы. Но мне тоже время от времени надо расслабляться. Так же, как и вам, когда вы сидите за рулем этой махины и гоните по бетонке как сумасшедший.
— Ну так расслабляйтесь.
— Вы не обидитесь?
— Смотря что вы имеете в виду. Если вы предложите мне сейчас встать раком и попросите разрешения употребить меня, то, возможно, обижусь.
Молодой человек рассмеялся. Игнатий поймал себя на мысли, что, пожалуй, впервые слышит его смех за время их совместной работы.
— Так не обидитесь?
— Нет.
Молодой человек подался вперед, дотянулся до розетки с зубочистками, вынул одну и сломал ее в пальцах. Потом еще одну. И еще. Он сидел в кресле, блаженно улыбаясь, и ломал тонкие деревянные иглы — одну за другой, одну за другой.
— А вы большой сукин сын, — отметил Игнатий, когда розетка опустела.
— Именно за это вы мне и платите, — с улыбкой откликнулся помощник.
С минуту Игнатий молчал, глядя на летное поле.
— Вы сказали — знаете, что предпринять, если...
— Я уже предпринял, — перебил его молодой человек. — Согласен, Виктор большая сволочь. Я от него ничего такого не ожидал.
Игнатий приоткрыл рот.
— Это ведь ваш единственный друг, насколько я понимаю...
— Мы говорим о бизнесе или о каких-то возвышенных материях? — усмехнулся молодой человек. — Если о втором, то давайте порассуждаем. Если о первом, то тут все ясно. В бизнесе друзей нет и быть не может.
— О первом. Вы правы. Да, кстати... Вы, я знаю, курите. Так курите, не стесняйтесь.
— Спасибо. — Помощник вынул из кармана красную пачку, с наслаждением закурил.
— Бросить не хотите?
— Хочу. Только не предлагайте мне все эти патентованные способы. Это шарлатанство.
— Ну что вы! — Игнатий полез в карман спортивного комбинезона и протянул помощнику сжатый кулак. Помедлив, разжал его.
На ладони лежала маленькая бархатная коробочка наподобие тех, в каких хранят кольца, серьги и прочие драгоценности.
Шеф открыл коробочку. В ложе из гранатового бархата лежала удивительной красоты зубочистка; черное дерево, маленькая рукоятка — из слоновой кости, скорее всего.
— Коллекционный экземпляр, — пояснил Игнатий. — Берите. В наши времена таких, конечно, не было. Мы жевали простые спички. Копейка за коробок. Но мне именно это помогло бросить курить.
Молодой человек затушил сигарету в пепельнице, аккуратно, двумя пальцами, вынул раритет из бархатного ложа, поднес его к лицу, любуясь совершенством формы этого крохотного произведения искусства.
— Берите, берите, — подбодрил помощника Игнатий. — Эта штучка пропитана быстродействующим ядом.
Помощник улыбнулся:
— В чувстве юмора вам иной раз не откажешь.
— Спасибо на добром слове... Да, кстати. Представьте себе, я знаю, кто такой Хармс.
— Я в этом не сомневался.
Он вставил зубочистку в рот, пожевал ее.
Игнатий пристально следил за тем, как глаза молодого человека расширяются и он судорожно сжимает зубы — яд действовал быстро, — и наконец за тем, как помощник, в последнем инстинктивном порыве цепляясь за ускользавшую жизнь, отталкивается от спинки кресла, падает вперед и так лежит в траве, разбросав руки, словно матерчатая кукла.
Игнатий вздохнул, вынул из кармана мобильник, набрал номер и сказал:
— Ребята, вы тут нужны.
Через несколько минут к летному полю подскочил джип. Из него вышли четверо. Игнатий развел руки в стороны.
— Извините, ребята, но так получилось, — он пнул носком ботинка безжизненное тело. — Я вас прошу... Уберите куда-нибудь эту яйцеголовую сволочь.
Тело погрузили на заднее сиденье.
— Этот парень слишком легко и цинично сдал своего лучшего друга... — Игнатий провел ладонью по груди, точно успокаивая внезапно возникшую в сердце боль. — Ничто не помешало бы ему точно так же сдать своего старшего товарища, — он покосился на пепельницу, в которой валялись обломки зубочисток. — Но дело даже не в этом.
Ребята кивнули, сели в джип и уехали. Игнатий присел на корточки, пошарил рукой в траве. Потом встал на четвереньки и медленно начал ощупывать землю: сантиметр за сантиметром.
