Уставшие и напереживавшиеся девушки сдвинули стулья и табуретки и устроились спать на них, отыскав где-то пару относительно чистых одеял. На улице был ещё не очень поздний вечер, а здесь, в комнате, из-за загораживающей свет стены за окном, было почти темно.
Девушки о чем-то ещё некоторое время пошептались, а парни уснули почти сразу, сраженные усталостью и ещё в большей степени, поглощенным спиртным. Я лежал, глядя в потолок, ожидая прихода сна. Лежал и думал, что надо уходить. Похоже, что парни склонялись к тому, чтобы сдать все же товар, получив отступные, но не думаю, что я при таких раскладах входил в их планы, да и девушки теперь, исходя из последних событий, тоже были под вопросом. Вряд ли они входили в дальнейшие планы моих бывших друзей.
Если для меня держаться вместе было ни чем иным, как желанием иметь более менее боеспособную группу, которая могла все же дать отпор, я-то знал, что одиночка на войне — это практически заведомый покойник. Но для моих компаньонов держаться вместе было не более чем гарантией того, что в любой момент можно сдаться майору, вернуть товар, деньги, и получить свои отступные. Но товар и деньги надо было вернуть полностью. А это значило либо делиться, либо отобрать у других.
По частям майор индульгенции не выдавал.
Я лежал, смотрел в окно, за которым возвышалась стена. Я лежал и думал о том, что есть в этом что-то символическое, в том, что мы лежим, подложив под головы сумки, набитые деньгами, на драном тряпье в грязной комнате, в заколоченном доме с окнами, выходящими на высокую стену, символ тупика и безнадежности.
Усталость все же подкосила меня. Незаметно пришел сон, нажал мне тяжелыми пальцами на веки и погрузил мою память в темноту и беспокойный покой.
Примерно через два часа, когда все стихло, и все уснули, приподнялся на локте Лешка, оглядел комнату и выполз ужом из-под укрывавшего его рванья. Он постоял на четвереньках, чутко прислушиваясь, задумался над Серегой, решая, будить ли его, не стал этого делать, и пополз тихо по полу, волоча за собой свою и Серегину сумки. Подтащил их к дверям, оставил там, прошел на кухню, ступая тихо, на носках, замирая при каждом шорохе. Там он отвернул на полную обе горелки и газ в духовке, осторожно открыв дверцу плиты, вернулся в комнату, зажег свечу в стакане, поставил её на пол, и подхватив две сумки, торопливо вышел из квартиры.
Перед выходом он убедился, что свеча в стакане горела ровным тусклым светом, газ шипел, заполняя кухню и вползая в комнату. Взрыв был неизбежен.
Лешка торопливо уходил вверх по Старосадскому переулку, направляясь в сторону центра, к Маросейке, чутко вслушиваясь в вечернюю тишину, ожидая взрыва за спиной. Он жалел немного об оставленных сумках, но не очень. Времени переложить товар и деньги у него не было. А брать на плечи пять сумок и тащить их на себе через всю Москву было более чем рискованно. Человек, увешанный пятью сумками, не мог не вызвать подозрений. К тому же у остальных сумки были под головами, взять их тихо он все равно не смог бы.
К тому же он втайне надеялся, что после взрыва на месте нашей ночевки обнаружат не только изуродованные трупы, но и остатки наркотиков и денег. Хотя деньги ему было очень жаль. Но взамен он получал возможность уйти чисто. После взрыва, обнаружив на месте останки тел, наркотики и деньги, решат, что погибли все.
От наркотиков же надо было срочно избавиться. Лешка твердо решил идти в посольство США, он точно знал, что своих граждан Штаты не выдают и бьются за каждого до последнего. Нужно было только придумать историю пострашнее про русскую мафию, которая пыталась шантажировать его, захватила и его и его невесту…
В этот момент его рассуждений за спиной грохнуло. Грохнуло, когда прошло больше времени, чем он предполагал. Алексей уже стал беспокоиться, все ли сделал правильно, не задуло ли свечу сквозняком в тот момент, когда он выходил из квартиры.
Вот в этот момент и рвануло. Рвануло так, что даже на удалении от Старосадского задрожали окна в домах. Именно в этот самый момент в душу Лешки, которую тоже тряхнуло взрывом, закралось сомнение, и решительность его поубавилось.
Он хотел заявиться в посольство, сказать, что его захватили бандиты с целью выкупа, но ему удалось бежать. Так же он намеревался сообщить, что бандиты связаны с коррумпированными правоохранительными органами, надеясь, что ему не придется в таком случае давать показания российским следственным органам, отправив его поскорее в Штаты. Но только теперь он сообразил, что ломится в посольство с сумками, полными денег. Естественный вопрос, откуда у жертвы мафии, вырвавшейся с трудом из её лап, такие деньги в наличии. Наркотики он так или иначе собирался выбросить, но теперь ему стало жалко и наркотиков. Это же были огромные деньги.
Алексей замедлил шаги и стал думать. Он думал долго, и придумал. Резко свернув, пошел осторожно, прижимаясь к стенам, в сторону Покровских ворот, где долго стоял напротив старого восьмиэтажного дома, украшенного нелепой лепниной в стиле советского ренессанса.
Он долго стоял перед домом, до боли в глазах высматривая возможную засаду. Наконец, решившись, собрался с духом, неумело перекрестился, перебежал улицу и вошел в подъезд, с трудом, наваливаясь всем телом, открыв массивные двери.
Навстречу ему, из-за столика, стоявшего возле лифта, поднялся пожилой мужчина в аккуратно отутюженной синей форме. Он вопросительно смотрел на Лешку сквозь выпуклые линзы очков в толстой роговой оправе холодными, как каменные ступени, глазами.
— Простите, вы к кому? — остановил он Лешку жестом.
— Я к Вилли Брайану, — торопливо ответил Лешка, понимая, как нелепо он выглядит в этом респектабельном доме, в огромном холле, среди дубовых панелей и громадных лестниц, с двумя сумками на плечах, усталый, растрепанный и грязный.
Дом этот был ведомственный, здесь проживала бывшая советская высшая номенклатура и их семьи. В последние годы многие из них, переживая не лучшие времена, от чего за долгие годы безбедного и бездумного существования отвыкли, стали сдавать свои элитные квартиры иностранцам.
Квартиры эти охотно снимали иностранные журналисты, референты, средней руки бизнесмены, ехавшие в Россию. Квартиры были большие и удобные, в самом центре, в охраняемом доме, что в криминогенной Москве было не последним делом.
— Как прикажете доложить о вас? — уронил на Лешку тяжелый взгляд дежурный, потянувшись к внутреннему телефону.
— Скажите ему, что пришел Алексей Волгин, просит его спуститься, я кое-что принес для него, а паспорт оставил дома.
Услышав про отсутствующий паспорт, дежурный окончательно раздавил взглядом Лешку, и быстро набрал номер.
Алексей молился про себя, чтобы непутевый, ветреный и сверхобщительный Вилли оказался дома. Алексей стоял, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, старательно прикрывая ремнем сумки дырку в куртке и кровавый потек на плече. Рана была ерундовой, пуля прошла по касательной, но плечо все же болело.
Вилли оказался дома, удача медленно и нехотя, но все же возвращалась к Алексею. Он встал поближе к стене, отвернув раненое плечо от дежурного, и пока ждал Вилли, под взглядом охранника превратился в горсточку пепла.
Вилли вышел из лифта с дымящейся сигарой во рту, розовощекий, рослый, под стать Алексею, но более полный и лысый. От него пахло лосьоном, дорогим одеколоном, дорогими си гарами и дорогим ароматным коньяком. Вилли любил все дорогое.
Вилли любил жить, не считая денег. Журналист он был посредственный, очень неряшливый, отчаянный и беспринципный скандалист, снискавший себе не самую лестную популярность среди коллег, которые брезгливо сторонились его, что ни в малейшей степени не смущало жизнерадостно репортера.
Про него самого и его умение жить не по средствам в журналистских кругах ходило много разных слухов. Его сторонились, им брезговали серьезные журналисты и приличные люди, зато к нему липли сомнительного рода коммерсанты, дельцы, спекулянты, а среди представителей желтой прессы он был признанным королем.
Чурались его не зря. Вилли не брезговал никакими заработками. Он выполнял в России мелкие поручения ЦРУ, серьезные дела ему не доверяли, собирая информацию и раздавая поручения средней руки агентам вроде Алексея, с которым и познакомился именно таким образом. В награду за эти услуги ЦРУ и ФБР закрывали глаза на множество сомнительных сделок и спекуляций Вилли, да подбрасывали ему порой жареные факты для его скандальных публикаций.
Ходили также упорные слухи, что он пользуется не вполне бескорыстной дружбой одного высокопоставленного чиновника Канадского посольства. Говаривали, что Вилли умело использует некоторые слабости канадского дипломата, оказывает ему услуги, а по его каналам отправляет из России с канадской диппочтой кое-какие раритеты, в частности, редкие книги, украденные из государственных библиотек, рукописи, автографы знаменитостей, что-то еще.
