Несмотря на то что она уже употребляла наркотики в ночном клубе, девушка все-таки сделала себе укол. Смерть наступила мгновенно — в шприце были две полные дозы, и введение такого количества наркотика в вену не могло не повлечь за собой передозировки. По свидетельству очевидцев, Нина Кравец употребляла только легкие наркотики — в таблетках и сигаретах, но никогда не кололась. Почему девушка решила попробовать сделать себе укол именно в тот вечер, установит следствие. Сейчас в процессе следственной работы остаются только две версии: трагический несчастный случай или преднамеренное самоубийство из-за несчастной любви…
Все. Сюжет журналиста закончился. Дальше на экране возникало мое лицо, и я произносила тот самый комментарий, повлекший за собой крупную ссору с Андреем. В продолжение программы шли другие сюжеты, и никто больше не возвращался к смерти студентки. Я вспомнила, как еще тогда для себя решила, что к этому происшествию действительно нет необходимости возвращаться. Девчонка нажралась наркотиков в ночном клубе, в результате чего у нее окончательно отшибло мозги, и тогда она сделала себе укол — либо по случайности (ничего не соображая), либо преднамеренно (в результате «поехавшей крыши» решив покончить с собой). Тогда, еще в процессе моей работы, версия о несчастной любви показалась мне сомнительной — ведь она жила в квартире вместе со своим парнем! И о том, что он хотел с ней расстаться, не было произнесено ни единого слова. Я еще не знала тогда, что она и Андрей…
Я внимательно просмотрела сюжет несколько раз, потом взяла чистый листок бумаги и составила для себя ряд вопросов.
1) Протокол вскрытия — была ли она беременна или нет?
2) Список тех, кто находился с ней в квартире, — имена и фамилии.
3) Все о ее парне — имя, фамилия, адрес, где учился, место работы, если он где-то работал.
4) Название ночного клуба, в котором они были 25 января.
5) Пришла ли Нина вместе со всеми или позже всех остальных? Если позже, то насколько? Отлучалась ли она в самом клубе, и если да, то куда?
6) Если Нина действительно встречалась с Андреем в это время, то почему его не вызвали в милицию как свидетеля для дачи показаний по делу?
7) Где именно Нина взяла шприц с героином и кто его заправлял? Почему внутри шприца оказалась двойная доза наркотика, которой можно было убить даже слона?
8) Кто-то из этой компании еще употреблял героин и если да, то кто?
1) Употреблял ли героин ее парень?
10) Почему никто, кроме Нины, не укололся?
11) Как она оповестила всех, что собирается это сделать? Просто залезла на стол посередине комнаты и объявила: «Я уколов не боюсь, если надо — уколюсь!»?
В общем, вопросов много, и это просто замечательно! Даже хаотичное подобие деятельности уже способно было возродить меня к жизни. Вопросы тоже схема, в пределах которой можно искать…
Вечером я позвонила Диме.
— Знаешь, спасибо тебе огромное. Я просмотрела кассету.
— Тебя по-прежнему занимает это самоубийство?
— Почему ты думаешь, что это было самоубийство?
— Я ведь тоже смотрел сюжет. Так что, будешь с этим работать?
— Мне бы очень хотелось, но существует слишком много белых пятен.
— Каких белых пятен? Я ничего не понимаю! Все было так хорошо сделано.
— Нет. И почему, я тебе объясню. Во-первых, мы больше не возвращались к этому сюжету и не сообщали о том, какой вердикт вынесло следствие.
— Трагический несчастный случай.
— Правильно, но ведь мы говорили об этом сюжете как о самоубийстве! И во-вторых, почему не упоминалось название ночного клуба? Без него картина выглядит неполной.
— Ты сама прекрасно знаешь почему. Вспомни, что говорил Филипп по этому поводу. Использование в сюжете названия фирмы, дискотеки, ресторана уже является рекламой. А за рекламу надо платить.
— Но не в криминальной же хронике!
— Ты как маленький ребенок! Значит, заплатили за то, чтобы это название не прозвучало в эфире.
— А я могу каким-то образом его узнать?
— А зачем?
— Видишь ли, моя передача выйдет в другом городе. А там это название уже не будет иметь большого значения.
— Хорошо. Я попытаюсь.
— Ты не пытайся, мне обязательно нужно.
— Я постараюсь, но ничего не обещаю.
— Ты ведь говорил, что согласен работать со мной!
— Я не отрицаю, но это будет очень сложно. В смысле, узнать название…
— А ты рассчитывал, что все будет легко и просто? Так не бывает!
— Что-то еще?
— Да. Мне нужно, чтобы ты пошел в милицию и поднял это уголовное дело. Меня интересуют протокол вскрытия, фамилии свидетелей и осмотр места происшествия…
— Ты сошла с ума?
— Нет. Это просто моя работа.
— Знаешь, я чего-то не понимаю…
— Спроси — я все тебе объясню.
— Твои действия немного не похожи на обычную подготовку сюжета.
— Потому, что в нашей стране никто так не работает. А я хочу, чтобы моя работа была очень качественной — на цивилизованном уровне. Я очень хочу получить это место. Для меня это шанс возродиться к жизни! Снова почувствовать себя человеком. Понимаешь, кроме меня, есть и другие претенденты. И вполне возможно, что руководство того телеканала решит не брать человека с подмоченной репутацией. Жену заключенного, приговоренного к смертной казни. А я не хочу и не могу повсюду носить за собой этот крест. Поэтому хочу сделать такой фильм, чтобы они поняли: они не могут меня не взять. Показать такое криминальное расследование, которому не будет конкурентов. И чтобы провела его женщина, знакомая с милицией только по детективам. Ничего не понимающая ни в милиции, ни в уголовном розыске, ни в юриспруденции. Женщина, доведенная до предела, до края… — Остановившись, чтобы набрать воздуха, я вдруг почувствовала, как на мою руку, держащую телефонную трубку, падает какая-то горячая жидкость… Телефон сразу стал мокрым. Я потеряла над собой контроль, я говорила совсем не то, что надо… Но что же я имела в виду, господи? Какое расследование? О чем же я говорю?
— Танечка, успокойся… все будет хорошо… только не плачь… не нервничай. Танечка… Я тебе помогу… все достану… успокойся… Не надо отчаиваться. Я все понимаю.
Понимает? Как может — он, если я сама не в силах себя понять? По моему лицу по-прежнему градом катились слезы… Из последних сил сдерживаясь, я сказала:
— Достань мне хотя бы фамилии свидетелей и протокол вскрытия… Если нужно заплатить в ментовке, я заплачу… Только достань все это завтра, обязательно…
— Успокойся, я все достану.
Но я уже повесила трубку, чтобы, почти ослепнув от слез, безнадежно уставиться в одну-единственную точку сужающейся вокруг меня пустоты…
Ровно через двое суток все было кончено. От происшедшего остались только единственная старенькая кассета и боль, которую уже никто не смог бы в моем сердце стереть. Я не понимала сама, что произошло. Это было так быстро, так стремительно, словно фантастический бег через времена и пространства из одного измерения в другое. И в конце единственной реальностью осталась лишь боль — тоже участок пройденного мною пути. Кассета была не в счет. Я не собиралась ее использовать.
Я не понимала, что произошло. Какие-то встречи, воспоминания, люди… И наконец полная ясность во всем (через двое суток все было полностью закончено). И дрожащие островки моих рук, пытающихся ухватить невозможное. После разговора с Димой я попробовала для себя уяснить, что могла сказать такого, чтобы заставить действовать человека, которому было наплевать на меня точно так же, как и всем. Я давным-давно не верила в любовь, в людей, в добрые побуждения и угрызения совести. После всего, что я пережила, верить в это было по меньшей мере смешно. Заставить действовать его могло только одно из двух: либо выгода для себя, либо угроза.
Утром около одиннадцати часов раздался телефонный звонок.
— Я достал протокол. Ты могла бы приехать?
— Протокол вскрытия? Весь?
— Ты смеешься? Конечно, нет. Только самые главные выписки.
— Как тебе это удалось?
— У меня знакомый директор морга. В свое время я сделал ему большое одолжение, а теперь он мне отплатил. Помог достать этот протокол — ведь вскрытие производилось в морге, в анатомичке. И копия протокола хранится в морге. А оригинал — в ментовке.
— Прекрасно! Где встретимся? Ты же знаешь — на студию приехать я не могу.
— Я забыл. Извини. Хорошо, я сам к тебе приеду.
Копия протокола вскрытия Нины Кравец, погибшей в ночь с 25 на 26 января от передозировки наркотиков, была на нескольких листах, вырванных из школьной тетрадки. Очевидно, писал какой-то полуграмотный санитар — левой ногой и в нетрезвом состоянии. Подобный факт поразил меня больше всего (рваные листки, надписи от руки, необязательность и полуграмотность).
