«Она не одна, кто-то слушает наш разговор», — догадался Петр.
— Кошелев не сделал мне ничего плохого. Он только сажал моих друзей и знакомых, — сказал он, чтобы прервать затянувшуюся паузу.
— Хочешь, мы поможем его разоблачить? Организуем кампанию в западной прессе, напечатаем здесь твои статьи. Ты сразу станешь богатым человеком.
— Конечно, хочу, — легко согласился Петр.
— Тогда прекрати этот шум вокруг Австрийской площади, и все будет в порядке! — Катя облегченно вздохнула.
— Боюсь, от меня мало что зависит. Многие заинтересованы! — сказал он заглянувшему в дверь Чернову.
— Ты о чем, Петруха?
— Иди, пиши приказ по редакции: мол, я, Пэ-Аа Рубашкин, с сего дня приступил к исполнению обязанностей главного редактора. Или скажи Татьяне пусть сочинит. Она лучше знает, как надо.
— У тебя с головкой все в порядке? — Чернов выразительно покрутил у виска пальцем.
— Если коротко, то в порядке. А если подробней, то полный абзац!
— Давай подробности…
— В мэрии создана комиссия под председательством Чауса. Ее выводы: Кравцов ни в чем не виноват, его оклеветали. Дальше — все, как в моей статье: заговор, КГБ, коммунисты, рука Москвы и всякое такое. Ефремов, как всегда, узнал первым и задним числом оформил отпуск и мое назначение. Хуже всего, что я прозевал дату. Теперь выходит, что в день выхода той статьи главным был Рубашкин. Кстати, кто подписал тот номер?
— Я подписал, точно помню, — сказал Чернов. — Ефремов позвонил, что задерживается и чтобы его не ждали. — Помолчав, он добавил: — Его по большому счету и судить нельзя. Сколько раз он тебя предупреждал, что доиграешься.
— Я и сам понимаю, — уныло согласился Петр. — А что теперь делать убей Бог, не знаю. Короче: готовь приказ. А там видно будет.
Петр долго сидел, глядя в запыленное, давно не мытое окно. Потом пришла секретарша с подготовленным приказом.
— Я телефониста вызвала, пусть переведет ваши номера в кабинет Главного.
— Зачем? — удивился Петр. — Я здесь останусь, пусть сюда звонят.
Она кивнула и, взяв подписанный приказ, ушла к себе. А Петр, полистав блокнот, нашел телефон Микина.
— Александр Вадимович, — сказал он, когда тот снял трубку, — это Рубашкин звонит.
Пришел Степанов и, по-хозяйски шлепнув Иру, довольно улыбнулся:
— Совсем другое дело. Теперь — хоть на Елисейские поля. Хочешь в Париж, Петруха? Да брось ты эту сумку к…ной матери!
— А джинсы? — пожалел Петр.
— Туда же. Что мы, тебе новых не найдем?
Они спустились в ярко освещенный вестибюль. Десятка два ранних гостей терялись в его пространстве. Едва заметным жестом Степанов остановил скользящего мимо официанта и взял два фужера.
— Это хорошо, что ты мне попался. «Папа» велел отбирать вашего брата. Сказал: «Штучно и с разбором!» Я и подумал: самое время тебя в люди вывести. Кого ж, если не тебя? Давай за успехи!
Фужеры сдвинулись звонко, и хрустальные отзвуки сопроводили первый прохладный глоток восхитительного шампанского. Петру не хотелось вдумываться в слова, так приятна была встреча с Юркой, буквально излучавшим приветливость и дружелюбие. Был, был такой талант у Степанова, и он умел им пользоваться.
Вышколенная девица подхватила фужеры, едва они опустели.
Петр хотел спросить про парикмахершу, но Степанов уже тянул за рукав.
— Пора в дозор, — сказал он. — Сам не проверишь- напутают обязательно.
В большом зале горели только редкие лампы на стенах. Было сумрачно и темно. За окнами метались и гнулись под хлещущими струями дождя тяжелые ветви деревьев.
— Эй, кто-нибудь, — крикнул Степанов, — свет включите!
Люстры вспыхнули одна за другой, вычернив все, что было за стеклами. Роскошный стол с длинными крыльями и маленькой поперечиной вытянулся на две трети зала. Радужно сверкал граненый хрусталь, белизна скатертей и салфеток слепила глаза. Чего только не было! Ростбифы, загадочно очерченные изумрудной зеленью, перемежались глубокими блюдами, наполненными черной и красной икрой, мерцавшей каждой крупинкой. Тут же изысканные тартинки разных форм и начинок, рыбные и мясные деликатесы всех видов копчения. А рядом — молочные поросята с коричнево-золотистой корочкой. От всего этого великолепия как не почувствовать обильного слюноотделения и хруста на зубах?
— Ну, Васильич, — сказал Степанов подошедшему метрдотелю, — запускай своих обалдуев.
Тот обернулся и махнул рукой: «Давай». Петру показалось, что оба взволнованы, а Степанов выглядел еще и необычно серьезным. Тут же через настежь распахнувшиеся двери бесшумно втянулись вереницы официантов в черном с белоснежными манишками. Каждый держал в руке обернутую салфеткой бутылку. Они застыли вдоль стен на равном расстоянии друг от друга. Степанов, Васильич и следом Петр двинулись вдоль неподвижного ряда.
Обойдя всех, остановились в центре.
— Ну, Васильич, с Богом! — сказал Степанов, и обернувшись к официантам: — Всем все ясно? Если что — шкуру спущу. Кто меня не знает узнает!
В этот момент в кармане у Степанова тихонько затренькал сотовый. Он коротко послушал и как-то обреченно сказал Петру:
— «Папа» приехал. Пошли!
Вестибюль уже гудел голосами. С высоты лестничного пролета движение людей казалось величавым и осмысленным, а у дверей гардероба медленно змеилась промокшая очередь.
— Сейчас… — начал Степанов, но открылась входная дверь и разговоры смолкли. По опустевшему в центре проходу к лестнице быстро шел Собчак: в смокинге с антрацитно блестящими отворотами. Было что-то театральное в этом стремительном проходе сквозь расступающуюся толпу, которая усиливала эффект отчетливым сходством со зрительным залом.
— Ну как, готово? — спросил Собчак, протягивая Степанову руку.
— Все на уровне, — ответил Степанов и отодвинулся в сторону так, что Петр оказался лицом к лицу с мэром. — Вот, Анатолий Александрович, — мой друг, знаменитый журналист Рубашкин…
Петр всегда определял отношение человека к себе по его рукопожатию. Рука Собчака была ни жесткой, ни мягкой, — она была никакой.
— Очень приятно, вы ведь работаете в…
— В «Невских вестях», — машинально продолжил Петр.
Искорка интереса мелькнула в глазах мэра, но тут же сменилась вежливой улыбкой
— Да, конечно, Ефремов вас очень ценит. Следует особо поощрить Юрия Григорьевича за инициативу нас познакомить. Надеюсь на долгое сотрудничество — я скажу, чтобы вам выписали постоянный пропуск в мой секретариат. Я всегда помогаю нашей демократической прессе, а сейчас, в сегодняшних условиях, неформальные контакты с ведущими журналистами особенно важны.
Петр хотел возразить, что он вовсе не ведущий и тем более не знаменитый, а Ефремов никак не мог отзываться о нем хорошо. Но ответ вовремя не сложился, и он только благодарно улыбнулся. Степанов незаметно тронул его за локоть и сказал, обращаясь к Собчаку:
— Пойдемте, Анатолий Александрович, посмотрим.
Петр почувствовал себя лишним и у дверей зала, где они со Степановым уже были, свернул вбок. Не зная, куда деться, зашел в первую попавшуюся комнату с двумя напольными зеркалами и глубокими креслами вокруг тяжелого овального стола.
Он курил уже третью сигарету из взятой у Степанова пачки, когда в комнату заглянул Яковлев.
— Ты что здесь делаешь? — искренне удивился он, заметив Петра.
— Шел по улице, сзади машина, очнулся — сижу и в галстуке, — пошутил Петр, вставая навстречу. Они не виделись несколько лет, но никакого стеснения между ними не возникло — слишком необычным было их знакомство почти пять лет назад. Яковлев работал тогда главным инженером какого-то жилищного треста и среди претендентов на руководящие кресла всерьез никем не котировался. В 93 м, когда Яковлев неожиданно стал первым заместителем мэра, многие удивились. Многие, но не Петр, хорошо помнивший, с каким азартом и ожесточением Яковлев боролся за победу на выборах в Ленсовет и как ловко устроил, что о его неудачной попытке заняться политикой все забыли.
— Хорошо, что я тебя встретил, — есть вопросы, — сказал Яковлев, усаживаясь рядом и приветливо улыбаясь. — Да, вопросы есть…
— Давай!
— Ну, не сейчас же. Хорошо бы встретиться в неформальной обстановке. Кстати, ты же хорошо знаешь наших журналистов — кто из них потолковее?
— Кого ты имеешь в виду — газетчиков, телевизионщиков?
— Ну-у, вообще, — неопределенно протянул Яковлев, — тех, кто занимается городом.
— С 5-го канала — Дегтерев, он сейчас ведет цикл «Реформа и власть», Потапенко из «Невского времени», Горшков — из «Смены», да мало ли…
— Давай пообедаем на следующей неделе. Позвони- я дам тебе прямой телефон. — Яковлев написал номер на визитной карточке и протянул ее Петру.
