Когда «шестерка» тронулась, Марина обернулась к Кортневу и спросила:
Скажите, Игорь, вам не приходилось видеть среди сотрудников компании «Троя» субъекта, напоминающего обличьем киношного вампира? Я тоже с ним не знакома, но краткое описание его внешности, которым меня снабдили мои друзья, по-моему, весьма красноречиво.
Игорь вскинул глаза к обитой изнутри синтетическим материалом крыше «шестерки» и задумался. Зрительная память у него была великолепной, поэтому он не сомневался, что вспомнит человека, о котором упоминала Летова, если ему хотя бы раз довелось его видеть — пусть даже мельком.
Ни он, ни Летова не заметили, как стоявшая неподалеку от полиэтиленовой закусочной небольшая машина корейской марки «Киа» неожиданно тронулась с места и покатила вслед за ними. За рулем корейского автомобильчика сидела изящная хрупкая брюнетка лет двадцати шести с сиявшими азартом черными, будто из полированного агата, глазами.
Всю первую половину следующего дня Мамонов проверял данные, которые, как утверждал Гвоздь, ему удалось выколотить из Тимонина «короткими хлесткими вопросами». Очень быстро выяснилось, что напуганный Тимонин был, однако, себе на уме и кое-какие факты исказил. Как сказал Черкасов, он давал верные ответы лишь на те вопросы, к которым не был готов, и в этом смысле метод блиц-допроса Гвоздя оправдал себя полностью. Врал же он в тех случаях, когда у него имелись тщательно отработанные заранее запасные версии. Они срывались у него с языка с большей легкостью, чем истинные, потому что — если уподобить память колодцу — находились ближе к поверхности. Так, адрес и телефон матери Штерна оказались чистейшей липой.
Мамонов, признаться, Тимонина в расчет не принимал — так, мелкая сошка. Возможно, при случае Штерн использовал его в своих интересах, но в суть чрезвычайно прибыльного и столь же опасного ремесла, которым занимался, не посвящал. «Сукиному коту» это было ясно, как дважды два, но Гвоздя на розыски Глебушки он все-таки направил — тем более что десантник был готов разорвать Тимонина при встрече на куски, а это являлось гарантом того, что Гвоздь достанет его хоть из-под земли.
А Мамонову снова приходилось плясать от печки. Вызвав «ягуар» с шофером и прихватив с собой маленького юркого Шнелля, он покатил по знакомому уже адресу — в МАХУ. Теперь, однако, его целью были не пьяные разговоры с натурщицей Наташей, а встреча с официальными лицами, которых он в свой прошлый визит в Академическое художественное училище не застал.
Впрочем, в деканате он пробыл недолго. Сбежав по ступеням к своей большой тяжелой машине, Мамонов сразу же схватился за трубку мобильного телефона и торопливо набрал номер Черкасова.
Александр Николаевич? Чрезвычайное происшествие. Личные дела Игоря Кортнева, Сергея Штерна и еще четырех студентов одного с ними года выпуска похищены.
Да ну? — совершенно искренне удивился Черкасов. — Кто бы мог подумать? И когда это случилось?
Деканатская дама утверждает, что не видела их уже очень давно, — виновато произнес Мамонов, как будто это он был ответственным за пропажу.
Врёт она, твоя деканатская дама, как последняя блядь! — заорал в трубку Черкасов. — Иначе она не стала бы утверждать, что не видела дела именно этих студентов. Ведь архивные папки всем этим канцелярским крысам до лампочки — они их под ножки столов подкладывают! А уж в сами папки не заглядывают никогда — даже под угрозой расстрела. Так почему она запомнила именно эти? — Черкасов с минуту помолчал, а потом добавил другим, уже более спокойным голосом: — Не сомневаюсь, что ещё два дня назад все личные дела стояли на месте, потому что были никому не нужны. Иди и нажми на нее как следует! Наверняка до тебя к этой вобле из деканата кто-нибудь приходил и забрал эти папки. Не бесплатно, как ты понимаешь — оттого она и молчит, как партизанка на допросе. Так вот, узнай хотя бы, как выглядел этот любитель запыленных папок.
Всё сделаю, как вы велели, Александр Николаевич, — отрапортовал Мамонов, но потом вдруг замялся. Черкасов ощутил его сомнения даже на расстоянии.
Ну, что там у тебя еще?
Дело в том, Александр Николаевич, что в деканате полно народа, поэтому надавить на нее, как вы изволили выразиться, будет… хм… несколько затруднительно. При всем том ждать, когда закончится рабочий день, я просто-напросто не могу — времени нет. Если за лапками и вправду кто-то приходил, то он и без того опередил нас — и весьма основательно.
М-да, незадача, — проворчал Черкасов. — Надо срочно что-то придумать, чтобы выманить эту крысу на улицу…
Гвоздь с Турком поехали по адресу, указанному в паспорте Тимонина. С этим Гвоздь особенно не спешил — не больно-то верил, что застанет Глебушку дома: если парню хватило ума складно врать, когда ему к горлу приставили нож, то уж сообразить, что это не останется без последствий, он был прямо-таки обязан. Гвоздь больше рассчитывал на родственников замухрышки. Не на жену, конечно: стоило бросить на Глебушку взгляд, как становилось ясно, что у этого неряхи с неопрятной бородой жены нет и быть не может. А есть у него, скорее всего, пожилая и немощная мать, которая — даже при большой любви к сыну — не в силах отнести в чистку его грязный плащ, выстирать ему джинсы или хотя бы в малой степени наладить его быт.
Гвоздь почему-то склонялся к мысли, что мать у Глебушки именно немощная, а не старая. Хотя заскорузлому графику можно было дать навскидку лет сорок, а то и все сорок пять, по паспорту он оказался старше своего тридцатилетнего приятеля Штерна всего на два года.
«Не мужик, а прямо помазок какой-то, — размышлял Гвоздь, пока Турок, лихо выкручивая руль, кружил по переулкам в районе Таганки, отыскивая указанные в Глебушкином паспорте улицу и дом. — А все потому, что в армии Тимонин этот, скорее всего, не служил и дисциплины настоящей не знает. Небось и за матерью своей не больно-то ухаживает», — покачал головой Гвоздь, будто ему и впрямь было какое-то дело до матери Тимонина. Впрочем, в каком-то смысле предстоящее свидание и в самом деле затрагивало недоразвитые чувства десантника.
Гвоздю мало улыбалась перспектива иметь дело с больной женщиной.
«А вдруг она парализованная? — невольно задавался он вопросом. — Лежит себе на кровати в луже мочи и не разговаривает, а только мычит. В принципе, — подумал Гвоздь, — это объясняет, почему Тимонин похож на жопу, но только мне от этого не легче. Вряд ли из такой что-нибудь вытянешь. Хоть огнем ее пали».
Дом, где согласно штампу о прописке проживал Тимонин, оказался вполне приличным и сравнительно новым — не таким, как большинство окружавших его строений, которые, казалось, реставрации уже не подлежали.
Вперив взгляд в табличку с названием улицы и номером дома и еще раз сверившись с Глебушкиным паспортом, Гвоздь после некоторых колебаний вошел в чистый, ухоженный подъезд и, захлопнув за собой дверцу лифта, поднялся к квартире № 40.
Сразу к квартире пройти не удалось: лестничную клетку, на которую выходили три двери, перекрывала еще одна — стеклянная, запиравшая вход в «предбанник». Рядом со стеклянной дверью висели три пластмассовых четырехугольника с номерами квартир — № 40, № 41, № 42 — и были вмонтированы три звонка — абсолютно одинаковых.
Вопреки обыкновению, Гвоздь, прежде чем приступить к делу, заколебался. В голову ему неожиданно пришла старая охотничья пословица — «сороковой медведь — роковой», — и он невольно отдернул палец, уже занесенный над кнопкой.
Это, однако, продолжалось не более минуты. Десантник помотал головой, будто отмахиваясь от наваждения, пробормотал — «Тьфу ты, напасть какая!» — и, вторично протянув к звонку руку, надавил на черную пуговку.
В левой руке он держал раскрытый паспорт Тимонина, который должен был послужить ему пропуском для проникновения сквозь стеклянные двери «предбанника» в квартиру № 40, где — по его расчетам — маялась тяжким недугом несчастная Глебушкина мать.
Борь, а Борь, что это за тачка за ними пристроилась? — спросила Валентина, когда немногословный Боря вырулил на автостраду и поехал так, чтобы не терять из виду кургузой, будто срезанной, кормы корейской машинки.
Да что тебе за дело, какая тачка? — проворчал Борис, втыкая себе в рот «пегасину» и вдавливая в гнездо прикуриватель. — Ну «киа» корейского производства — очередная азиатская мыльница. Ты лучше на водителя посмотри. Ума не приложу, кто это?
Борис придавил педаль газа, и его москвичонок немного прибавил прыти. Расстояние между автомобилями уменьшилось, и Борис с Валентиной чуть не прилипли к ветровому стеклу, пытаясь рассмотреть, кто же сидит за рулем машины, которая, будто приклеенная, следовала за бежевой «шестеркой».
Деваху эту не знаю, но уже хорошо, что это не домашний вампир Шиловой, — с удовлетворением произнес штатный водитель агентства «БМВ», получивший, наконец, возможность увидеть аккуратно подстриженный девичий затылок, который едва возвышался над подголовником сиденья.