Со скуки я изучал типажи. Игроков в домино, маминых коллег. Забыл сказать, что отец-то мой был простым работягой, зато мать — директором детской библиотеки. За библиотеку я ей безмерно благодарен, потому что она не жаловала больничные, и с гипсом на сломанной руке или соплями в носу я оказывался там, среди книжных полок. Среди наваленных в книгохранилище журналов, которым пришел срок быть списанными из читального зала.
Именно среди этой макулатуры все и случилось: открылся невидимый кран, мысли потекли, словно вода, и я вдруг увидел свою жизнь с того момента, от той книжной полки, и до самого конца, до стакана с отравленным вином. А когда увидел, то уже ничего не захотел менять.
Меня как писателя она откровенно не жаловала. Моя читающая мать. Толстой, Достоевский, Пушкин, Гоголь — они были титаны! А Павел Клишин — бездельник. Когда я говорил, что прежде чем стать классиком, Пушкин был той же попсой, она возмущенно махала на меня руками: "Паша, не смей, это же святое!" Она хотела, чтобы я женился, остепенился и стал работать в газете. Был нормальным человеком, а не болтался по случайным женщинам, пробавляясь случайными публикациями. Словом был сыном, которым можно гордиться.
Мои родители три года назад погибли в автокатастрофе. Что поделаешь, автомобиль — самый опасный вид транспорта. Некоторые обстоятельства этой трагедии мне и сейчас не хочется вспоминать. Умерла их общая родственница, смерть на время примирила враждующих сестер, они вместе ехали на поминки. Отец вез обеих на своей старенькой «копейке», дело было зимой, дорога скользкая, а на шипованную резину мать все время жаловалась. Уже за городом машина вдруг потеряла управление на опасном повороте, вылетела с трассы и упала в кювет. Снега в том году было мало, а склон оказался слишком крутой. Несколько раз машина перевернулась. Вера сидела сзади, и осталась жива. Отделалась переломом и огромными синяками. Она-то все потом и рассказала, перемежая повествование словами: "Ну что я могла, Паша, а? Что я могла?" Я невольно морщился. По словам врачей, отец погиб сразу, а мать была еще жива, когда Вера выползала на шоссе в ужасном, по ее собственным словам, состоянии. Она все время при этом говорила, что машин на дороге не было, первый попавшийся, в конце концов, телефонный автомат не работал. — Но не думаю, что тетка слишком спешила. В итоге мать потеряла много крови и умерла от переохлаждения. «Скорая» приехала поздно.
Вера продала дом наших предков, очень выгодно продала, она это умеет, и у фирмы «Вера» появился еще одни торговый павильон. Я не возражал. Уступил ей сразу, подписал бумаги. Потому что просто не хотел ее видеть. Конечно же, она вовремя не вызвала помощь не из меркантильных побуждений, а просто потому, что на шоссе не было машин. К ней теперь все равно вернулось это зло: ее фирма обанкротилась. И я ни за что не скажу Максу, чтобы он отсрочил платежи, хотя и имею на него некоторое влияние. Да что там! Огромное! Даже слишком, чтобы он мог в чем-то мне отказать.
А что касается Софьи, она просто не знает, чего хочет. Этот избалованный ребенок ни в чем не знал отказа. Она уверена в собственной неотразимости, и, кстати, напрасно. Благодаря мне, она научилась навязываться. С некоторых пор Соня мне неинтересна, и я ее откровенно избегаю. Но она умеет доставать человека, и проявляет при этом сумасшедшую энергию. Мне жаль мужчину, на которого она положит глаз. Знаю, что Вера много пьет. Алкоголь поддерживает в ней иллюзию, что жизнь удалась, что все мужчины сволочи, и надо самой вбивать в стену гвозди, все до одного. Надо было познакомить их с Аллой, они похожи, только Алла более рационально использует мужчин. По крайней мере, она с ними спит. О любовниках Веры я не слышал.
Конечно, Вера на многое способна, она, как та лягушка в банке с молоком, будет работать лапками до тех пор, пока не собьет кусок масла и не вылезет вон. И самое главное, что из-за этого жирного куска она потопит всех, кто будет плавать в той же банке.
Впрочем, все это теперь от меня далеко. Я занят сейчас развязкой собственной драмы, и отпущенное мне время заканчивается. Поэтому…»
— Поэтому? Что поэтому? — заволновался Михин, тоже прочитав записи Клишина. — Больше у девушки ничего нет?
Алексей пожал плечами:
— Видимо, это все.
— Нет, каково, а? — возмутился вдруг Игорь, — и ты еще хочешь сказать, что Вера тут ни при чем?! Да она собственную сестру угробила! Пойдем отсюда, из этого гадюшника!
— Не доказано, — сказал Алексей, догнав его у калитки.
— А ты сам у нее спроси. Ничего, следователь ее дожмет!
— Сделай мне ксерокопию этих листков.
— Зачем?
— Собираю произведение в целом, — вздохнул Алексей.
— Понравилось, что ли?
— Ничего. Кстати, про Макса кусочек прочитал?
— Ну и что?
— А ты не думаешь, что это тот самый Демин?
— Уговорил. Личность надо устанавливать. — Они уже были у дома Леонидовых. — Тебе позвонить?
— Не зайдешь?
— У меня дела.
— У меня тоже. Завтра с утра в Москву ехать. Ну, давай.
Они распрощались. На крыльцо вышла Саша.
— Что это вы там так раскричались?
— А ты спала?
— Уснешь тут! Слушай, эта твоя Соня — истеричка. Ты ее опять завтра повезешь?
— Не знаю. Я рано поеду.
— Пойди отдохни, — улыбнулась Саша. — И я рядом с тобой полежу.
Уже лежа на террасе Леонидов неожиданно рассмеялся.
— Ты что? — поднялась на локте жена.
— Никогда не думал, что окажусь таким бестолковым свидетелем! В тот вечер, когда убили Клишина, здесь настоящее столпотворение было: Солдатов на своей машине приезжал, потом появился Аллин «форд», Гончаров на старых «Жигулях», и бог знает, кто еще! А я спал, как сурок, и ни черта не слышал! Свидетель!
— Ну, во-первых, здесь, как пятничный вечер, появляется много машин. Люди едут на дачу. Я уже давно перестала смотреть, кто приезжает и зачем. Почти всю ночь шум моторов, фары светят, дверцами хлопают. А ночью молодежь начинает ночные купания устраивать, костры жечь, музыку слушать. Во-вторых, Клишинская дача — последняя в нашем ряду, у леса стоит. С той стороны проселочная дорога, поэтому не обязательно через деревню проезжать, можно заехать в те ворота, в которые сам Павел и заезжал. В-третьих, ты в тот день очень устал. Ну откуда мы знали, что на соседней даче случится убийство?
— И чего мы с тобой именно в тот вечер гулять не пошли?
— Ну, знать бы, где упасть…
— Понятно. Дачи, дачи! Человека убьют — никто и не услышит. Не страшно тебе?
— А у меня баллончик с дихлофосом на окне, если кто полезет, я брызну.
— Ох уж мне эти народные средства! Давно надо было газовый пистолет привезти. Ты сама подумай — рядом убийца разгуливал, а мы дрыхли!
— У тебя тоже много врагов? Признавайся! Выдавай свои тайны! Что ты натворил, пока меня дома нет?
Он вдруг вспомнил Соню и закрыл глаза:
— Сплю.
— Устал? Ладно. Отдыхай, Леша, а мне не спится. Пойду возьму книгу…
Алексей не помнил, как задремал, а проснулся, услышав женские голоса. Разговаривали на улице. Он насторожился.
— Я бы на вашем месте за мужем следила, а то он на всех женщин вешается. Пока вы тут с животом на даче сидите, Лешенька развлекается, как хочет, и не только со мной!
Леонидов кубарем скатился с кровати, на цыпочках подошел к окну. Отодвинул занавеску и увидел, как со своей стороны навалилась на забор Соня и нарочно говорит громко, чтобы слышно было не только Саше, которая тоже стояла у забора, но с противоположной стороны. Он замер от ужаса: что сейчас будет! Но Александра, вопреки ожиданиям, сказала очень спокойно:
— Не надо считать меня глупее себя. Девушка, я старше вас на десять лет и кое-что в жизни повидала. Вы сейчас по-детски мстите моему мужу за то, что он знает правду и о вас, и о вашей матери, про ваши аферы с завещанием и то, что вы здесь незаконно находитесь. Не надо, это не пройдет.
— Да он спал со мной, слышите, спал!
— Не выдавайте желаемое за действительное. Вы себе льстите. Вы давно около моего дома крутитесь, и около моего мужа, но у нас в семье все в порядке. Не поссорите нас, не получится.
— Да сами у него спросите! Кобель ваш Леша, как и все! Да хотите, я в деталях вам все расскажу?
— Да? А видеокамеры у вас с собой случайно не оказалось? — с откровенной иронией спросила Александра.
— Представьте себе, нет! Бедновато живет ваш коммерческий директор! Нет у вас видеокамеры! Да я докажу сейчас, что дома у вас была! Опишу ваш убогий интерьер!
— Это ничего не значит. Мой муж — вежливый человек, если бы к нему пришли гости, он не стал бы держать их на пороге.
— Дура! — не выдержала Соня.
— Я уже слышала, как вы, девушка, можете устраивать скандалы.
— Кретинка! Бывают же такие дуры!
