— Что с вами, Фран? Надеюсь, вас не вырвет?
Я задрала голову и увидела склоненное надо мной лицо Парри. Мне удалось слабо проговорить:
— Нет, не вырвет… Как вы ухитрились упустить его?
— Должно быть, он спрятался в подвале, за трубами. А потом незаметно выбрался на улицу. Но не волнуйтесь, мы обязательно его возьмем! — Он сел рядом со мной на корточки и продолжал: — Кстати, ваш дружок-шотландец позвонил нам — ну, тот, художник. Сказал, что, по его мнению, вас похитили.
— Так и есть, меня в самом деле похитили, — ответила я. — Связали, замотали голову, привезли сюда и заперли в комнате…
— Ну, сейчас-то вы в порядке, — перебил меня Парри. — Похоже, они вас не обидели… Даже одежду оставили.
Не в первый раз логика Парри ускользала от моего понимания. Более того, его слова были крайне оскорбительными, но, по крайней мере, излечили меня от временной слабости.
— Одежду? — рявкнула я. — При чем здесь одежда?!
— Ваш Роберт Бернс сообщил, что нашел на полу ваш костюм. Он решил, что вас похитили в одних трусах. — Парри ухмыльнулся. — Ну ничего, может, в следующий раз повезет, да?
— Да замолчите вы! — простонала я. — Мне и без вас плохо!
Парри посерьезнел:
— Да… Вас что, били по лицу?
А я и забыла о следах крови!
— Ударилась о дверь, — объяснила я, — когда вылезала через фрамугу.
— Это на вас похоже, — кивнул Парри. — Вы никогда не учитесь на своих ошибках!
Я посмотрела ему через плечо в дальний конец крыши. Лорен окружили полицейские и врачи. На нее изливали тонны нежности и заботы. Мне стало обидно. Меня не утешал ни один человек, даже сержант Парри. Пусть хотя бы похлопал сочувственно по плечу…
— Кстати, — сказала я. — Вам следует кое-что знать насчет Лорен Сабо…
Тут Лорен подняла голову и увидела, как мы с Парри переговариваемся у парапета. Посмотрев на меня в упор, она вдруг пошатнулась и очень правдоподобно лишилась чувств.
Конечно, все сразу переполошились, стали вызывать скорую помощь и так далее.
— Бедняжка, — заметил Парри, вскакивая на ноги. — Как она настрадалась!
Пока я не стала его разубеждать. Мне уже приходилось видеть сценические обмороки; Лорен справилась совсем неплохо. Но, чтобы выпутаться, ей придется применить все свои таланты!
Лорен увезли в карете скорой помощи в больницу для осмотра. Меня увезли в участок и велели дать показания.
Пришел инспектор — тощий, бледный. Мне показалось, он на что-то обижен. Судя по всему, на то, что его дернули на работу в выходной. Судя по пятну томатного соуса на галстуке, он приехал прямо из-за стола. Видимо, в своем невезении и начинающемся несварении желудка он обвинял меня. Я-то по глупости вообразила, что он… да и все они… обрадуются, поздравят меня и поблагодарят за то, что я выполнила их работу.
Вместо этого меня усадили на жесткий стул, угостили чашкой отвратительного чая и велели изложить мои приключения на диктофон.
В менее чем удобной обстановке кабинета для допросов я рассказала им все. Ничего не упустила. К нам присоединилась женщина-констебль. Инспектор достал из кармана упаковку желудочных пастилок и стал их жевать. Кроме того, он несколько раз раздраженно вздыхал, но не произнес ни одного слова. Даже Парри перебил меня всего два раза. Женщина-констебль, правда, нетерпеливо ерзала на стуле, слушая мой рассказ, но Парри утихомирил ее одним взглядом. К тому времени, как я закончила, все выглядели одинаково угрюмо, и до меня наконец дошло: я вовсе не героиня. Все наоборот. Я здорово им напортила.
Я сделала то, чего они терпеть не могут. Представила дело с совершенно иной точки зрения. Следовательно, их ждет куча канцелярской работы.
Инспектор поднялся, сунул в карман тюбик с пастилками, отряхнул брюки и объявил, что передает все дело в руки сержанта. Мне он сухо кивнул с порога, правда не глядя в глаза.
С его уходом обстановка в кабинете немного изменилась, правда, не в лучшую сторону. Может быть, старший по званию ушел, не желая ничего знать о том, как его подчиненные будут извращать мои показания? Впрочем, ему, наверное, просто не терпелось вернуться домой к десерту.
Парри поднял голову на засиженную мухами лампу дневного света под потолком и принялся задумчиво жевать концы усиков. Женщина-констебль наконец обрела дар речи и спросила, не хочу ли я что-то изменить в своих показаниях или добавить к ним. Я ответила: нет, не хочу. Я все сказала.
— Промотайте-ка назад, — распорядился Парри.
Констебль послушно нажала кнопку, и мы прослушали еще раз мой рассказ. Мне показалось, что я говорила достаточно внятно. Более того, учитывая мое состояние, по моим представлениям, я справилась очень даже неплохо.
— Значит, вы во всем совершенно уверены? — уточнил Парри.
— Да, сержант, — ответила я, — совершенно уверена. Если нужно, я выступлю на суде и дам показания под присягой.
Они по-прежнему не смотрели мне в глаза; более того, стали еще уклончивее. Мне предложили еще чашку чаю и туманно намекнули на то, что, возможно, нам придется встретиться еще раз.
Я успела налиться чаем до краев, устала и хотела одного: попасть домой. Придя в особенно плохое настроение, я так им и сказала и добавила: если они распечатают мои показания, я их подпишу.
Сержант с констеблем переглянулись. Констебль выключила диктофон. Парри с серьезным видом наклонился вперед.
— Послушайте, Фран, — сказал он. — Вы выдвинули очень серьезные обвинения. Ради бога, если у вас есть хоть малейшие сомнения, смягчите свои показания сейчас, до того, как что-нибудь подпишете. Вы же не хотите, чтобы ваши показания в суде расценили вымыслом, который невозможно подтвердить!
— Поймите, — вторила ему констебль, — едва ли вы можете ожидать, что мисс Сабо подтвердит ваши слова о ее причастности. Вы, по сути, обвиняете ее в сговоре с целью вымогательства денег у собственного отца.
— Я ее не обвиняю, — возразила я. — Она сама мне все рассказала.
Женщина-констебль неприязненно поморщилась:
— Она сделала признание при свидетелях?
— Никакого признания она не делала, как вы выражаетесь. Она рассказала мне обо всем, потому что пыталась привлечь меня на свою сторону. Кстати, Сабо ей отчим, а не отец. Если вы не заметили, Лорен сообщила, что Сабо много лет избивал ее мать. Один раз им даже пришлось спасаться от него в приюте. Кстати, это легко проверить. В приюте должны были сохраниться записи. — Я все больше раздражалась. Так почему-то происходит всегда, если мне приходится иметь дело с полицией.
— Мы все проверим, — мрачно пообещал Парри. — Но Сабо вряд ли понравится то, что происходит.
Мне было совершенно не важно, как Сабо отнесется к моему рассказу. Если Лорен говорила правду, значит, он получил по заслугам за свои грехи и ему не на что жаловаться. Как аукнется, так и откликнется…
— Знаете, вы создаете для девушки массу неприятностей, — обвиняющим тоном заявила сотрудница полиции.
— И для нас тоже, — вставил Парри, для которого личные интересы всегда стояли на первом месте.
Меня одолели сомнения. Может быть, в самом деле оставить Лорен в покое? В конце концов, она и ее покойная мать и без того достаточно страдали… Многого от меня не требуется, на что недвусмысленно намекали мои собеседники. Может, пойти им навстречу?
Мне всего-то и надо извиняющимся тоном промямлить: наверное, я все неправильно поняла. И все сразу вздохнут с облегчением. Именно этого добивались от меня сержант Парри и женщина-констебль со стальным взглядом. Инспектор с несварением желудка тоже будет очень доволен. Будь я на месте Лорен, поступила бы я так, как она? Разве у нее нет права заставить Сабо страдать? Ему я ничего не должна…
С другой стороны, возразила я своему сердобольному внутреннему голосу, я ничего не должна и Лорен. Если бы ей удалось одолеть меня в схватке за мобильный телефон, вряд ли мы сейчас были бы живы. Кстати, она ведь знала, что Мерв и Баз заперли меня, связанную, этажом ниже! И ей не хватило порядочности хотя бы спуститься и проверить, дышу я или нет. Дрянная эгоистка! Хотела нажиться нечестным путем, вот пусть теперь и расплачивается.
И полиции я потакать не собиралась. Они тоже хороши — давят на меня, чтобы я изменила показания, зная, что я устала и нахожусь в состоянии шока. Никаким правосудием здесь и не пахнет — для них важнее всего избежать неудобства для себя!
Но я крепко схватила правосудие за хвост и не собиралась его отпускать. Был еще один вопрос, который значил для меня гораздо больше, чем все, что мы обсуждали до сих пор. Я не забыла, как небрежно Лорен отмахнулась от бедного Алби. Я от него не отмахивалась и не собиралась допускать, чтобы полицейские о нем забыли.
— Слушайте, — сказала я, — я сыта по горло всей семейкой Сабо. Я рассказала вам все, что знаю, а уж вы разбирайтесь с ними сами, как хотите. Вы получили Лорен Сабо живую и невредимую. Ее папаше не пришлось платить выкуп. Можете приписать всю славу себе. По-моему, вы так или иначе это сделаете и даже не подумаете поделиться со мной! Но мне плевать. Больше меня заботит память о несчастном Алби.
