Яковлев пожал плечами:
– Это вы у Грязнова поинтересуйтесь, я не просил вас будить. Сказал: буду ждать здесь.
– Да бог с ним, это я так, к слову. Почему ваш племянник молчит? Почему не хочет объяснить толком, что как было? Он замазан? Боится, что мы найдем что-то лишнее? Может, он хочет припугнуть кого-то на воле, но выдавать этого человека не собирается? Или он просто упрямый, как осел?!
– Как осел, – механически повторил Яковлев, глядя мимо Турецкого.
– И, наконец, в-третьих, что вы делали в Зеленых Холмах?
– В Буграх?
– Да.
– Выяснял, когда Игорь дежурил.
– Выяснили?
– Нет.
– А больше ничего не выясняли?
– Ничего. А вы, Александр Борисович, что там выясняли, позвольте полюбопытствовать?
– То же самое.
– И все?
– И все.
Турецкий опрокинул в рот последние капли. За его спиной кто-то проорал пьяным голосом: «Мужик, эй, мужик! Охренел? Все пиво выдул!…» Он еще раз оглядел свои заляпанные грязью брюки, порванный на плече плащ и понял, что выкрики адресованы именно ему. Нехотя развернулся.
Бесновался худосочный парень лет восемнадцати-девятнадцати, поддерживаемый под локоть приятелем. Этот выглядел посолиднее. Он цыкнул на дружка и протянул Турецкому двадцать рублей:
– Сбегай в ларек, дядя! Два «Златогорских» по семь пятьдесят. Сдачу оставь себе. Только не смойся, догоню – ноги повыдергиваю.
Яковлев молча подошел к нему и коротко двинул снизу в челюсть. Оба приятеля полетели кувырком, опрокинув столик, на который опирались, и соседний, и следующий. Официант от испуга присел под стойку. Пожалуй, в Буграх Яковлев просто разговаривал, подумал Турецкий.
Турецкий ценой немалых усилий сумел оформить все необходимые документы до появления Лии, он не хотел ее посвящать в открытие Яковлева-старшего раньше времени. Занимается поисками Абрикосова, ну и пусть себе занимается, решил Турецкий. Он оставил ей записку, в случае чего звонить на мобильный без всяких объяснений.
В десять часов эксперты прибыли на место, указанное Яковлевым, и приступили к извлечению пули по всем правилам: сфотографировали общий план места, измерили высоту пулевого отверстия в стволе над землей и относительно уровня дороги, угол входа и т. д. Только после этого спилили дерево и забрали для исследования срез высотой полметра, содержавший пулю. Во время этой процедуры Турецкий безбожно зевал, а разволновавшийся Яковлев, позабыв свою обычную суровую сдержанность, ходил подле него кругами и донимал научными вопросами:
– Можно ли сделать анализ ДНК по следам на пуле или отверстии в стволе?
Это Турецкий знал в точности.
– Нет, – объяснил он, – на пуле могло остаться ничтожно малое количество живой ткани, для ДНК-теста недостаточно. К тому же пуля слишком горячая, любая приставшая к ней органическая материя обугливается, не говоря уже о механических повреждениях.
– А когда будут результаты экспертизы? Когда можно будет с уверенностью сказать, что именно эта пуля убила Вершинина?
– Не раньше чем через неделю в здешних условиях, – ответил Турецкий.
– А в Москве?
– Быстрее не получится, выгадаем на экспертизе, потеряем на перевозке.
На самом деле Турецкий не был на сто процентов уверен, что пуля имеет отношение к убийству Вершинина, – только на девяносто девять. Но дело даже не в том. Он думал не столько про Яковлева, сколько про Друбича: если выяснится, что пуля из его пистолета, а эту часть экспертизы можно сделать быстро, то окончательных выводов можно и не ждать.
Он задремал, облокотившись на дверцу «уазика» передвижной судебно-криминалистической лаборатории, и опять его разбудил мобильный.
– Александр Борисович, Абрикосов нашелся! – радостно сообщила Лия.
– Где? – справился Турецкий.
– Леспромхоз «Сватово», двести километров от Златогорска. Распорядиться, чтобы задержали и отконвоировали к нам?
– Нет, это долго. Доехать туда можно?
– Доехать трудно, можно долететь. Как раз сегодня самолет туда идет с оборудованием, если поторопимся, можем успеть. Через час пятнадцать вылет.
– Замечательно, договаривайтесь с пилотами или с кем там надо и заезжайте за мной в гостиницу.
Агрегат, на котором они летели, только назывался гордо «самолет», однако походил он больше на ржавую бочку с крылышками и плелся со скоростью не самой быстрой электрички. И так его болтало, несчастного. Турецкий с парой чашек кофе в желудке еще ничего себя чувствовал, но Лия… Сидений нормальных не было, их устроили на больших деревянных ящиках, «важняк» отсидел себе все что мог, а Лию, желто-зеленую от непроходящей тошноты, в конце концов, уложил на свой плащ прямо на пол. Часа через три они наконец приземлились, и Турецкий некоторое время буквально не мог идти, земля под ногами дрожала и уходила куда-то в сторону.
Абрикосов под охраной двух оперов из соседнего райцентра сидел в сарае для инструментов. Оказалось, опера искали на лесоповале кого-то совершенно другого, а на лодочника наткнулись случайно, лицо показалось знакомым, сверились со сводками по розыску и замели беднягу.
– Куда же вы исчезли, Алексей? – поинтересовался Турецкий, когда все формальности были соблюдены, опера с благодарностью отпущены, анкетные данные Абрикосова занесены в протокол и сознательный старичок, местный бухгалтер, принес сыщикам чаю. – Пока искали, ноги до колен стерли.
– Вода надоела, – буркнул тот в ответ. – Решил занятие сменить. На лесозаготовках и платят больше…
– Значит, вода надоела, а что ж друзьям не сказали, куда направились, родственникам? Волнуются они.
– Что зазря языком молоть, вот устроился бы как следует, тогда и написал бы.
– Понятно. А зачем мы вас побеспокоили, догадываетесь?
– Нет. – Абрикосов заметно нервничал, хотя изо всех сил старался виду не подавать, демонстрируя и выражением лица, и расслабленной позой: мол, недоразумение, разберемся быстренько – и на работу.
– Ясно. Вы когда с водохранилища уехали?
– Где-то на Майские.
– А точнее?
– Шестого или седьмого, не помню точно.
– Значит, с Вершининым на рыбалочку шестого мая сходили – и сюда…
– Как же я мог? – возмутился Абрикосов. – Вершинина еще до рыбалки застрелили, он и доехать…
– Вот видите, – оборвал Турецкий, – кое-что вы все-таки помните. А о том, как предупредили Вершинина, что испортили мотор лодки, помните?
– Какой мотор?
– Предупредили, нет вам смысла отказываться. И на почте в райцентре подтвердят, как вы звонили, и шофер Вершинина слышал обрывки разговора. Меня другое интересует, вы назвали Вершинину имя заказчика?
– Какого заказчика? В чем вы меня обвиняете?
– В трусости! – сорвался Турецкий. – Пока больше ни в чем, вы мне нужны как свидетель. Итак, назвали или нет?
– Нет.
– А мне назовете?
Бывший лодочник некоторое время помялся, как бы взвешивая все «за» и «против» и, наконец, еле слышно выдавил:
– Андрей.
– Андрей, а дальше?
– Но вы же имя просили…
Вот конь! – усмехнулся про себя Турецкий:
– А теперь прошу еще отчество и фамилию.
– Викторович. Друбич.
– Замечательно. А теперь подробненько с самого начала: когда он вас попросил испортить мотор, что говорил, чем пугал – короче, все-все-все.
– Но Вершинина же застрелили, – робко возразил Абрикосов.
– Тем лучше для вас, рассказывайте.
– Ну Вершинин сезон открывал где-то в середине апреля…
– В середине апреля лед еще стоял, – усомнился Турецкий.
– Не стоял. У нас там местами горячие ключи, вода никогда ниже градусов шести не опускается, а замерзает только по краешку у берега…
– Ладно, убедили. Итак, в середине апреля Вершинин открывал сезон, и?
– И они уехали после рыбалки, а Друбич потом вернулся и сказал, что надо перед следующей рыбалкой сломать мотор лодки и как бы случайно выложить спасательные жилеты, которые постоянно там, в ящичке специальном под сиденьем, лежат.
– Вот так вот просто сказал? И вы его подальше не послали?
– Не смог я.
– То есть?
– Ну он деньги предложил, много, а на мне как раз долг висел.
– Покер?
Абрикосов кивнул.
– Значит, деньги вы взяли, а потом совесть взыграла?
– И совесть, конечно. – Он исподлобья уставился на «важняка». – И испугался я тоже. Мне же за этот мотор и в тюрьму идти, хорошо, если в тюрьму. А могли же и прибить по-тихому.
– Хорошо, – закончил беседу Турецкий. – Поедете с нами в Златогорск, оформим надлежащим образом ваши показания, а пока отдохните в соседней комнате.
– Меня будут судить? – кисло поинтересовался лодочник.
– О предъявлении вам обвинения поговорим позже.
Итак, Друбич, соображал Турецкий. Против него показания Таи: раз был второй выстрел, – значит, Друбич причастен к совершенному убийству Вершинина; показания Абрикосова: Друбич готовил несостоявшееся покушение на Вершинина на водохранилище; и показания Лемеховой: Друбич был кем-то куплен, – значит, этот кто-то имел полное право заказать ему Вершинина. Но всего этого совершенно недостаточно для ареста. Тая под протокол ничего не скажет, Лемехова, если поймет, что ничего реального, осязаемого у нас нет, тоже откажется от своих слов, остается Абрикосов. А этого чертовски мало.
