Игорь поочередно смотрел то на один орден, то на другой, как будто играл в детскую игру «Найди десять отличий». Но искал он всего одно отличие.
И очень скоро его нашел.
На ордене в альбоме у звезды было восемь лучей, а на портрете юного Павла – семь.
– Эврика! – воскликнул Игорь.
Хотя он и сам не знал, какой вывод сделать из своего открытия.
Портрет Павла – фальшивка?
Но если художник старательно подделывал его, если он состарил краски, навел кракелюры – неужели он не мог правильно изобразить старейший и высший орден Российской империи?
Нет, здесь кроется что-то другое… Наверное, он нарочно исказил орден, с какой-то определенной целью…
Как бы то ни было, нужно было продолжать работу над картиной.
Игорь достал скальпель, осторожно соскреб несколько крупинок краски с края холста, поместил краску в специальную реторту, добавил к ней химические реактивы. Теперь нужно было следить за цветом получившейся смеси.
Через пятнадцать минут смесь реактивов в реторте приобрела характерный голубовато-серый оттенок. Это свидетельствовало о присутствии в красках свинца невысокой степени очистки, который использовали производители до начала девятнадцатого века.
Проверив краску, Игорь перешел к холсту.
Сначала он внимательно осмотрел его изнанку, определил характер плетения, тип нитей. Затем отрезал крошечный кусочек ткани от края, загнутого за подрамник, и положил его на предметное стекло микроскопа, чтобы исследовать при большом увеличении. Наконец сжег этот кусочек и провел химический анализ входящих в него веществ.
По всему выходило, что холст, во всяком случае, старше двухсот лет, а возможно, относится к еще более раннему периоду. В этом, впрочем, не было ничего странного – многие художники повторно использовали холсты, на которых уже была какая-то более ранняя живопись.
Впрочем, это интересно проверить…
Игорь включил специальную лампу, которую используют для исследования глубинного слоя красок, надел поляроидные очки и снова посмотрел на портрет…
И теперь он увидел под изображением юного наследника престола другую картину. Тоже портрет, но, судя по смутным, расплывчатым очертаниям, это был портрет пожилого человека в необычном головном уборе.
Игорь немного отступил от картины, еще раз внимательно посмотрел на нее… и сердце у него забилось от волнения.
Неужели это то, о чем он думает? Неужели он находится на пороге открытия, о котором мечтает каждый искусствовед?
Он снял очки, взял в руки картину, перевернул ее.
Он уже изучал изнанку холста, но теперь, после того, что он увидел в поляризованном свете, он смотрел на этот холст другими глазами. Да, несомненно, ткань старше, чем он предполагал. Она относится не к восемнадцатому, а к семнадцатому веку… более того, это, несомненно, голландский холст… неужели он прав?
И тут Игорь заметил то, что проглядел при первом осмотре изнанки портрета. В уголке, возле самого подрамника, он увидел едва заметную закорючку, сделанную обычной шариковой ручкой. Подпись. Причем подпись хорошо ему знакомую.
Когда Игорь был еще студентом, ему часто приходилось видеть эту подпись в собственной зачетной книжке. Это была подпись его учителя по Академии художеств, старого, хорошо известного искусствоведа и реставратора Антона Платоновича Старицкого.
После окончания академии Игорь стажировался в его мастерской, участвовал в реставрации многих выдающихся картин, по результатам этой работы написал совместно с Антоном Платоновичем несколько серьезных статей. Он многому научился у Старицкого и поддерживал с ним прекрасные отношения.
В первый момент Игорь почувствовал разочарование.
Выходит, Старицкий уже держал в руках этот портрет, изучал его – а значит, он уже сделал открытие, на которое надеялся сам Игорь. Но тогда почему он не опубликовал результат этой работы? Ведь это была бы настоящая сенсация!
Игорь потянулся к телефону, набрал номер Старицкого.
Услышав хорошо знакомый голос, он проговорил:
– Здравствуйте, Антон Платонович! Это Игорь, Игорь Венедиктов…
– Игорь! – В голосе старика прозвучала искренняя радость. – Рад вас слышать! Надеюсь, у вас все благополучно?
– Более-менее… но я звоню вам вот по какому поводу… вы ведь занимались портретом Павла Первого в юности? Я заметил на изнанке этой работы вашу подпись и хотел бы спросить…
– Вот что, Игорь. – Голос Старицкого стал настороженным. – Не хотите ли вы приехать ко мне, навестить старика? Что-то давненько вы у меня не были…
– Приехать? А когда?
– В моем возрасте, Игорь, ничего нельзя откладывать. Приезжайте прямо сейчас.
Игорь понял: разговор предстоит не телефонный и очень важный.
– Хорошо, Антон Платонович! – проговорил он жизнерадостным тоном. – Если вы не возражаете, я прямо сейчас и приеду!
– Вот-вот, приезжайте! Чайку попьем! – Старицкий заметно обрадовался, что Игорь понял его с полуслова.
Прежде чем отправиться к Старицкому, Игорь снял картину с мольберта, бережно завернул в чистый холст и спрятал за шкафом. Выходя из квартиры, включил сигнализацию и запер дверь на все замки.
Если он прав, сейчас в его квартире находится целое состояние.
Антон Платонович встретил его в явном волнении.
Он запер дверь за Игорем и провел его в свой кабинет.
– Я понял, что это не телефонный разговор, – проговорил Игорь, усевшись в удобное кресло.
– Совершенно верно, – подтвердил Старицкий. – Как эта картина оказалась в ваших руках? Вам передал ее Басманов?
– Леонид Басманов умер, мне дала эту картину его дочь. Но когда я внимательно изучил ее, я понял, что под портретом Павла… впрочем, что я вам говорю, ведь вы и так уже все знаете!
– Да, под портретом Павла находится работа Рембрандта – «Старик в чалме». Эта работа принадлежала какое-то время прусскому королю, потом она пропала и считалась безвозвратно утерянной.
Несколько лет назад Леонид Басманов купил у интеллигентной старушки, наследницы старинного рода Мелидовых, портрет императора Павла Первого в юности. Портрет хранился в их семье на протяжении многих поколений, старушка была последней в роду. Когда-то она хотела передать этот портрет в Эрмитаж, но хранитель, с которым она разговаривала, заявил, что портрет – новодел, не имеет художественной и исторической ценности. Старушка обиделась и в конце концов продала картину Басманову. Сама она вскоре умерла. А Басманов попросил меня провести ее атрибуцию.
Вот тогда-то я и обнаружил под живописью восемнадцатого века другую, более раннюю, провел необходимые исследования и сделал вывод, что под портретом Павла скрыта работа Рембрандта. Вывод, конечно, не окончательный, для его подтверждения нужно снять верхний слой, изучить холст современными методами… ну, что я вам говорю, вы все это прекрасно понимаете.
– Почему же вы не продолжили исследования и не опубликовали результаты? – удивленно спросил Игорь.
– Такова была воля владельца картины. Басманов очень хорошо заплатил мне за работу, но попросил держать ее результаты в тайне, до тех пор, пока он сам или его наследники не разрешат их обнародовать. У него были для этого какие-то очень серьезные причины.
– Да, достаточно серьезные… – протянул Игорь, – но теперь, я думаю, ситуация изменилась.
Галина попросила о встрече председателя совета директоров «Гамма-банка» Николая Васильевича Бондаренко.
Бондаренко, один из богатейших людей в городе, известный меценат и филантроп, принял ее почти сразу.
– Я хорошо знал вашего отца, – сказал он, когда Галина вошла в его кабинет и села в удобное кресло. – Леонид был опытным бизнесменом и достойным человеком. Примите мои искренние соболезнования в связи с его смертью…
– Спасибо. Но как вы понимаете, Николай Васильевич, я пришла к вам по делу. После смерти отца я должна была принять руководство банком, такова была его воля. Но преступная деятельность нашего управляющего Груздева привела к тому, что банк находится на грани банкротства…
