Она велела — именно велела, а не предложила, хоть это звучит и довольно странно, — принести после ужина мою работу, чтобы мы вместе могли заняться моей вышивкой. Я не сказала графине о том, что меня вообще может не быть дома вечером. Полагая, что она обязательно захочет проверить результаты моих трудов, я потратила на вышивание около часа, исколов себе пальцы и распоров больше стежков, чем сделала за сегодняшний день. Теорию я знала, но ни практики, ни терпения мне катастрофически не хватало, поэтому ни о каком мастерстве не могло быть и речи.
Спустя час, отбросив ненавистный кусок материи, я обнаружила, что дождь уже перестал. Тем не менее небо по-прежнему было затянуто серыми, тяжелыми тучами, в любой момент готовыми излить накопившуюся влагу, а ветер дул с такой силой, что макушки кипарисов раскачивало в разные стороны. Я натянула плащ и отправилась к нашему затворнику, чтобы хоть ненадолго вызволить его из темницы. Нам обоим просто необходим глоток свежего воздуха. Если мне удастся убедить его отрабатывать удар, а не прием мяча, то у нас останется возможность вернуться домой сухими.
Я удивилась, застав в комнате Пита Эмилию, укутывающую его в такие теплые вещи, которые, скорее, подошли бы для морозного дня где-нибудь в Монтане.
— Мальчику необходим свежий воздух, — проинформировала она меня. Между козырьком теплой шапки и шарфом, прикрывающим половину лица Пита, горели возмущением его глаза, с надеждой и мольбой взирающие на меня.
— Да, конечно, Эмилия. Даже если мы с ним и промокнем немного, ничего страшного. Вы можете быть свободны, я помогу ему одеться.
Она резко повернулась и вышла из комнаты, хлопнув дверью. Пит тут же сорвал шарф и бросил его прямо на пол.
— Никогда не носил никаких шарфов. Даже когда шел сильный снег.
— Мне тоже кажется, что сейчас он тебе совершенно не нужен, — согласилась я. — У тебя есть какая-нибудь легкая куртка?
Следом за шарфом полетело теплое пальто, которое напялила на него Эмилия.
— Я не надену пальто, ведь сейчас нет снега!
Порывшись в шкафу, я обнаружила легкую куртку из плотной шерсти, и мы решили остановить свой выбор на ней. Теплая шапка была бы отброшена вслед за шарфом и теплым пальто, если бы я не изъявила желания примерить ее. Она, естественно, оказалась мала мне, и я завязала ее под подбородком на манер русских бабушек. Пит просто зашелся от хохота и забыл о ботинках и перчатках.
Джо появился из-под кровати сразу же после ухода Эмилии, видимо, он тоже не любил эту женщину, что, впрочем, свидетельствовало о его уме. Он с радостью вцепился в отброшенный Питом ненавистный шарф, уволок его в угол и принялся жевать свою добычу. Пит с интересом наблюдал за тем, как его приятель расправляется с неугодной ему вещью, но мне пришлось объяснить мальчику, что шерсть опасна для кошек, и отобрать у Джо его игрушку.
— А он и в самом деле становится красавцем, — проговорила я, проводя рукой по гладкой шерстке на загривке у котенка. — Через несколько недель он будет толстым и гладким.
— Я расчесываю его ежедневно, — с гордостью сообщил Пит. — И ловлю блох. Они так громко щелкают, когда их давишь.
Мы с Питом выскользнули за дверь, когда Джой исследовал мячик, который Пит бросил под кровать. Пит плотно захлопнул дверь, предварительно удостоверившись, что котенок не сможет выбраться. Он серьезно относился к своим обязанностям, котенок действительно попал в заботливые руки. Я надеялась, что Джой скрасил одиночество мальчика и помог ему поверить в себя, о чем постоянно твердят психотерапевты.
Тяжелые ботинки Пита издавали при ходьбе упоительный грохот. Он успел пару раз пробежаться по лестнице вверх-вниз, пока я размышляла о Джое. Пит будет ужасно огорчен, если придется расстаться с котенком. И он будет прав. Нельзя научить ребенка ответственно относиться к животным, если ему приходится постоянно расставаться со своими любимцами. Я не представляю себе, какие существуют формальности при перевозе животных через Атлантику. У нас в Штатах не было никакого шестимесячного карантина, как это введено в Англии, тем не менее, видимо, придется сделать Джо несколько уколов и получить справку из ветеринарной клиники. С билетом, как я полагаю, никаких проблем быть не должно. Я буду просто счастлива раскошелиться на билет для Джо.
Нетрудно заметить, что я была абсолютно уверена в том, что мы с Питом непременно уедем вместе. Оптимизм — это неизлечимое заболевание.
Дэвид не желал отрываться от работы.
— На улице слишком сыро, — капризно заявил он, словно старая и больная дама.
— От сырости еще никто не умирал, — авторитетно заметил ему Пит.
— Почему бы вам не помочь мне? — предложил он.
— Но ведь я уже помогал тебе. Это уже просто нечестно, — объявил Пит, пританцовывая от нетерпения.
Когда, наконец, Дэвид все же появился в своей изрядно поношенной ветровке, которая, как он предполагал, защитит его от дождя, я спросила:
— У вас что-то не клеится с работой?
— Эти проклятые лоскуты не желают сохнуть при такой влажной погоде, — печально отозвался Дэвид. — А ведь я обещал Ее Высочеству, что покажу их завтра. Вся беда в том, что я не могу воспользоваться электрическими лампами. Ткань может моментально разрушиться.
— Да, плохо, — согласилась я.
— Хуже не бывает, — безнадежно махнул рукой Дэвид.
— Ну где же вы, идите скорее, — нетерпеливо закричал Пит.
Нам не удалось уклониться от игры, правда, мы просто перекидывались мячом, но тем не менее все равно промокли. Солнечные лучи лишь несколько раз с трудом пробились сквозь плотные облака, но тут же скрылись обратно.
Благодаря ботинкам и плотной куртке Пит не промок насквозь, но его брюки измазались до такой степени, что на них было просто страшно смотреть. Он несколько раз бросался за мячом на грязную и мокрую землю, хотя без этого можно было и обойтись. Я запросила пощады, чтобы он не промок до нитки.
— Беги в кухню и попроси Розу сварить тебе горячего какао или еще чего-нибудь, но непременно горячего, — предложила я мальчику.
— Она, наверное, уже испекла что-нибудь вкусненькое, — авторитетно добавил Дэвид.
Пит стремительно умчался в сторону кухни, пообещав оставить несколько изделий Розы и нам с Дэвидом.
— Может быть, поднимемся ко мне и выпьем по чашке горячего кофе? — спросил Дэвид.
У него в комнате имелась крошечная электрическая плитка. Мы сидели перед ней и ждали, пока закипит вода. Дэвид достал растворимый кофе, после эспрессо, к которому я привыкла, пить его было практически невозможно. Единственное преимущество этого напитка состояло в том, что он был горячим.
— Есть новости? — поинтересовался Дэвид.
— О чем вы?
— О вашем приближающемся отъезде. Вы и в самом деле уезжаете в конце этой недели?
— Думаю, да. Скорее всего, в воскресенье.
— А как же Пит?
— Я занимаюсь этим в данный момент.
— В самом деле? Вы выглядите страшно самодовольной. Чего вам удалось добиться?
— Я не могу сказать вам всего до тех пор, пока не буду уверена сама, но я действительно довольна. Полагаю, скоро произойдет что-то очень хорошее.
— Хорошее до такой степени, что вы сможете позабыть вашу недавнюю утрату?
От этого бестактного вопроса у меня захватило дыхание. А он, тем временем, продолжал с той же непривычной резкостью.
— Вы не похожи на безутешную вдову. Интересно все-таки, что представлял из себя ваш незабвенный супруг? Красивый, умный, сексуальный...
— Все верно, — холодно подтвердила я и, поставив чашку на стол, поднялась на ноги. — Да как вы вообще смеете!
— Подождите. — Его пальцы с силой вцепились в мою руку. — Я прошу у вас прощения, Кэти. Сядьте, пожалуйста.
У меня не было иного выхода. Он держал меня крепко, даже когда я села, но суровое выражение исчезло с его лица.
— Забудьте о том, что я только что сказал. Вы же должны понимать, почему я сморозил подобную глупость.
— Врожденная бестактность, я полагаю. Позвольте пройти.
— Я не отпущу вас до тех пор, пока вы не согласитесь выслушать меня. Когда вы появились здесь в то первое утро, я не мог поверить своим глазам. Я только отчасти шутил, говоря про чудесную лампу Алладина, которая исполняет желания. После того, как я узнал о гибели вашего мужа, я еще долго не мог прийти в себя. Мне не верилось, что вы свободны. Я не мог поверить, что вы существуете на самом деле, а не придуманы мной... Я ведь практически никуда не выходил и ничем не интересовался, кроме работы. А вы по-прежнему любите своего мужа... Вы не можете забыть его. Он был всем для вас, я же не значу для вас ровным счетом ничего...
— Да... — задумчиво проговорила я. — В вас нет... нет кое-чего, чем отличался мой муж...
— В таком случае, вы должны догадаться, почему я позволил себе заговорить в подобном тоне. Я не хотел обидеть вас. У нас с вами осталось лишь несколько дней, Кэти. Скорее всего, я больше никогда не увижу вас. Может быть, нам стоит вернуться к тому, что нас с вами связывало все эти дни?
