Она смутилась, замешкалась и, запинаясь, пролепетала:
– Франко, ты единственный, кто можешь мне помочь.
– Правда? С чего это вдруг? – грубо буркнул я.
Её взгляд затуманился, показались самые настоящие слезы. В такие моменты я особенно восхищался Миланой, её точной, естественной игрой. Ощущал вдохновляющую энергию, исходящую от неё. Она обволакивала своей силой, заставляла подниматься к ней, на высоту её актёрского мастерства.
– Мне очень нужны деньги, Франко, – обречённо проговорила Милана. – И…
– И ты готова на любые условия? – быстро перебил я её, взял за руку.
Она отвела глаза и пробормотала:
– Не на любые, но…
– Тридцать процентов. Устроит? Дон Марчиано предпочитает пятьдесят, но я не такой жадный, – как можно небрежней бросил я.
Она вздохнула, прекрасные глаза наполнились до краёв искренней печалью, на миг стало по-настоящему стыдно, что я её огорчаю.
– Ты больше не любишь меня, я понимаю. Злишься на меня…
– Злюсь? Ну что ты. За что мне на тебя злиться? – со злой иронией процедил я. – Ты меня бросила, свидетельствовала против меня в суде, так что я получил по полной программе. Писал тебе каждый день, но не получил в ответ ни строчки. И почему я должен злиться? Ты променяла меня на этого нищего музыкантишку.
Казалось, я говорил вдохновенно, ощущая, что, получается, сказать именно так, как я бы хотел это сказать женщине, которую обожаю.
– Стоп! – услышал я недовольный окрик главрежа. – Верстовский слишком надрывно. Через край. Больше сарказма.
– Господи, да он все равно лучше не сыграет, уе… ще, – зашипел презрительно Розенштейн. – Закругляйтесь быстрее. Снимайте.
Верхоланцев отчеканил:
– Давид, не мешай.
Розенштейн набычился, но промолчал, лишь бросал злобные взгляды исподлобья.
– Продолжаем.
– Ты променяла меня на этого нищего музыкантишку, – повторил я, представив с иронией, что ситуация повторяется: Милана променяла знаменитого режиссёра на нищего репортёра.
– Франко, не мучай меня, я согласна на все твои условия.
– Хорошо, – я вытащил из внутреннего кармана пиджака конверт, сунул ей в руки и повернулся, чтобы уйти.
Я услышал тихий вскрик Миланы, но, не оглядываясь, направился быстрым шагом к выходу.
– Отлично! – заорал неожиданно Розенштейн, вскакивая с раскладного стула. – Вот так снимаем и идём вперёд.
Я вопросительно взглянул на Верхоланцева.
– Не спеши, Давид, – с кислым видом проговорил главреж, тяжело встал, опираясь на трость.
Прихрамывая, подошёл к Милане, поманил меня.
– Что плохо получилось?
– Нет-нет. Все нормально. Но…
– Что тебя не устраивает?! – я, Милана и Верхоланцев, все трое синхронно вздрогнули от визга «тёти Розы». – Все прекрасно, Верстовский лучше не сыграет все равно!
– Давид, дай мне сделать то, что я хочу, – холодно проговорил Верхоланцев. – Успокойся, мне нужно время.
– Зачем?! – не унимался «наиглавнейший церемониймейстер», распаляя себя все сильнее.
Его лысая макушка начала багроветь. Но Верхоланцев полуприкрыл глаза, очень спокойно ответил:
– Мне не нравится конец этой сцены. Семён, что ты на эту тему думаешь? – обратился он к скучающему в углу сценаристу. – Сухо, без эмоций. Давай подумаем, что можно изменить.
– Можно вот это, – быстро черкнув что-то в блокноте, сказал сценарист.
– Да, я помню, ты это предлагал, – кинув взгляд, произнёс задумчиво Верхоланцев.
– Дима, мы в график не уложимся! – не отставал Розенштейн. – Игорь Евгеньевич должен улететь через два часа.
– Давид, мне все равно, когда должен улететь Игорь Евгеньевич, – бросил, не поворачивая головы, главреж. – Закажи ему билет на другой самолёт.
– Он не успеет на спектакль! – зашёлся в истерике продюсер.
– Да всем насрать. У нас уговор был – никакой параллельной работы. Для Мельгунова я сделал исключение. Обойдётся хоть раз. Ну, так что, Семён, что ещё можешь предложить?
Они стали о чем-то беседовать, не обращая никакого внимания на красного, как рак Розенштейна, который чуть не лопался от злости. Продюсер потоптался на месте, пронзая меня лютым взором, будто считал главным виновником задержки. Удалившись к своему месту, шлёпнулся на возмущённо скрипнувший под массивной тушей стул.
– Олег, Милана, импровизируйте, – неожиданно предложил Верхоланцев. – Что-нибудь от себя. А мы посмотрим.
Я недоуменно взглянул на него, увидев мою растерянность, главреж ободряюще улыбнулся.
Мы начали обыгрывать сцену, по-разному. Верхоланцев постоянно оставался недоволен. Наконец, после того, как я отдал Милане конверт, она вдруг быстро подошла ко мне и бросилась на шею. Я растерялся, но буквально через мгновение пришёл в себя, прижался к её губам, ощущая, как обволакивает облако пьянящего аромата духов.
– Стоп! – услышал я крик главрежа.
Я боялся повернуться к нему и увидеть на его лице бешеную ревность, но вместо этого услышал его удовлетворённый голос:
– Отлично, вот так и будем снимать. Кирилл, ты готов? Ну что, Давид, согласен?
Розенштейн перестал храпеть, укрытый газетой, встрепенулся и пробормотал сонно:
– Да-да, конечно. Так и будем.
Мы сняли один дубль, потом другой. Я компенсировал, хотя бы частично, разлуку с Миланой, получив официальную возможность целоваться с ней здесь, на виду у всех. После шестого дубля, Верхоланцев, наконец, резюмировал:
– Снято. Перерыв, потом будем снимать с Мельгуновым. Давид, его светлость соизволит выйти к нам? Или нам опять ждать придётся? – ядовито добавил он.
– Не волнуйся, – важно ответил Розенштейн. – Но имей в виду, Дима, снимаем с первого дубля и без репетиций.
– Понял-понял, – на лице Верхоланцева возникло кислое выражение. – Как обычно. Пусть он только в форме будет.
Передёрнуло от мысли, что придётся встречаться с премьером. Я так радовался, когда удавалось избегать его.
– Олег, возьми себя в руки, – услышал я голос Миланы. – Ты не на казнь собираешься. Пойдём в кафе, перекусим.
Свернув за угол, мы обнаружили вывеску маленького кафе, стилизованное под деревянный коттедж – у окна буквой «П» стояли деревянные диванчики, обшитые полотном нежно-салатового цвета. Нашли уютное местечко в дальнем углу. Мягкий солнечный свет, струился из высоких окон, создавая уютную атмосферу.
– Верхоланцев так охрану и не приставил к тебе, – проворчал я, когда мы присели за столик.
– Приставил, – усмехнувшись, подтвердила Милана. – Шляются теперь за мной, как привидения. Достали. Я их отпустила пока. Ты же сможешь меня защитить, – добавила она наигранно томно, погладив меня по руке
– Это совсем не смешно. Сама была свидетельницей.
– Олег, я тебе сто раз говорила – это был несчастный случай. Ты нервничаешь, вот тебе и мерещится что-то странное. Лучше, поведай, куда ты пропал. Не звонил, не интересовался, что со мной, – в голосе не звучало недовольство, скорее ирония.
– Я занят был.
– И все? Так занят, что не мог вспомнить обо мне?
– Я все время о тебе думал. С ума сходил.
– Думал, с ума сходил, – передразнивая меня, повторила Милана. – Банальности.
– Ну, не такие уж банальности. Избавил семью знакомых от кучи призраков. Они пригласили меня для этого. Удалось вывести на чистую воду местного колдуна. Трудно, я тебе скажу, пришлось.
– Хвастун. Охотником за приведениями себя мнишь.
– Серьёзно говорю. Весь дом был напичкан аппаратурой, которая вызывала полтергейст. Я нашёл, и всё вывернул к чёртовой матери. Прежний хозяин дома установил, а его никчёмный сынок-уголовник воспользовался, чтобы новым владельцам мстить. Довёл нынешнего хозяина до инфаркта. Это все очень серьезно, Милана.
Она нахмурилась:
– Это вызывало призраков? Каким образом?
– Миниатюрные голографические проекторы за незаметными панелями. Очень эффектно. Представь – гаснет свет, панели отъезжают, возникает завывающая, парящая над землёй фигура в саване. Все устройства питались от внешнего аккумулятора.
– Значит таким образом можно и в других местах вызывать привидения? – спросила Милана нервно.
– Конечно! Я тебе об этом толкую! Это все происки местного экстрасенса.
– Того самого, к которому ты все время ходил? Я тебе говорила, что он – жулик. А ты не верил.
– Не так все просто, Милана. Поверь. Он не жулик. Он действительно этой аппаратурой снабжает, но при этом необычная сила у него есть.
– Какие вы мужики все-таки наивные. Ткнули носом, а ты все равно веришь. Дурачок.
– Глупо звучит, но верю. Он сказал, что может провести ритуал. И я стану свидетелем убийства Северцева. Увижу все своими глазами.
– Наивный ты, Олежек. Это только в кино бывает, да в дурацких книжках. Почему он раньше не предложил это сделать? – странное беспокойство почудилось в словах Миланы.
