— А вот второе — прямо про тебя. — Размешивая сахар, я пододвинул обе банкноты к участковому. — «Ничего не делать для других равносильно самоубийству».
— Я готов! — Участковый бережно свернул деньги пополам и накрыл шапкой.
Не знаю, чья там рыба с головы тухнет. Нашей, по-моему, без разницы. Прав был Руслан: «Зарплату ментам вовремя надо выплачивать».
— Тогда сделай вот что… Сделай милость: не говори никому, что мы с тобой встречались.
— И жене? — уточнил Егоров задание.
— Зачем знать ей про Бенджамина, друг мой? — пожал я плечами. — Пусть это останется вашей с ним тайной.
— Точно! — подтвердил Кутилин. — А то плакали твои «бабки» навзрыд!
— А мне очередное звание дали! — сменил тему участковый.
— Как?! Опять?! — пришел Кутилин в изумление.
— Что значит — опять?! — подскочил Егоров. — Семь лет прошло!
— Мать твою! Надо же, как время летит! — всполошился мой сосед. — Пойду портрет Бурчалкина дописывать! Не то и мои «бабки» плакали!
— Тогда и я пойду! — Егоров надел шапку и, не прощаясь, затопал по коридору.
«Тогда и я пойду», — подумал я, когда за участковым захлопнулась дверь.
Перед уходом я проверил, что там от меня еще осталось. Осталось прилично: около пяти тысяч долларов — Журавлев деньги вперед брать отказался, два паспорта: мой общегражданский и самопальный, производства фирмы «Проявитель» на имя господина Березовского, кольт армейский с запасной обоймой, предсмертный презент Руслана, записная книжка, сотовый телефон и никчемное теперь, а может, и «кчемное» удостоверение охранника «Дека-Банка». Честный вор Гудвин все мое принес со мной, включая изъятые у Караваева файлы приговоренных сотрудников «Третьего полюса». Рюкзак с разобранной винтовкой «Тигр», патронами к ней и оставшейся гранатой Гудвин спрятал в буксе вагона «Москва — Симферополь».
По бесплатному рекламному каталогу, регулярно попадавшему в наш почтовый ящик, я отыскал номер более-менее ближайшего автосалона в районе станции метро «Петровско-Разумовская» и справился о наличии автомобилей марки «УАЗ».
— Весь модельный ряд с гарантийным техобслуживанием, — был охотный мне ответ.
— Что советуете? — включился я в беседу.
— Модель 31514 пользуется спросом. Розничная цена шестьдесят пять тысяч рублей.
— А самая дорогая?
— Модель 31519, семьдесят пять тысяч рублей соответственно.
— И сколько это в деньгах?
— Понял. Три тысячи условных единиц, — отреагировал собеседник.
— Условились, — сказал я. — Оформляйте покупку. Отберите там лучшую и с полной комплектацией. Сотня сверху. Готовность через час. — И продиктовал паспортные данные.
— Сань! Тебя ждать?! — не отрываясь от мольберта, спросил в приоткрытую дверь мастерской Кутилин. — Или только на сороковины теперь объявишься?
— Ты смотри там, Глазунов, лишний глаз не добавь Бурчалкину! Он твоих новаций не оценит! — отозвался я, выходя на лестницу.
Покупка была оформлена в оговоренный срок. Франклин, заразный и твердый, как шанкр, действовал на мозги наших коммерсантов безотказно. С окончанием всех формальностей, сведшихся в основном к процедуре оплаты, директор автосалона торжественно вручил мне техпаспорт с транзитными номерами и лично повел осматривать приобретение. Новенький, словно сошедший с конвейера, «УАЗ» сиял изморозью на боках и капоте. Около него лениво копошились двое рабочих, добавляя какие-то железки, свинчиваемые тут же с соседних вездеходов аналогичной конструкции.
— Поставщики! Вечная история! Недокомплект. — Директор отрепетированно развел руками.
Любят у нас разводить. Даже новые товарно-денежные отношения не в состоянии поколебать твердыню советского производства.
— Да нормально! — пнув колесо, проворчал автослесарь. — Зверь-машина! Зуб даю!
Слишком гнилые были зубы у этого автослесаря. С такими зубами его божба звучала как откровенная профанация. И, доставая уже обещанную давеча сотню сверху, я вдруг передумал.
— Ну, тогда и у вас, пролетарии, считайте недокомплект! — огорчил я работников салона.
Наблюдал я как-то по телевизору гонки «Формулы-1» в Монте-Карло. Лидировал, как сейчас помню, Шумахер. Когда его «болид» на очередном кругу подкатил к боксу, дабы сменить сгоревшую резину, команда обслуживания поразила меня сноровкой, с какой провела все необходимые манипуляции. После того как я спрятал сотню обратно в бумажник, я понял, что команде Шумахера еще тренироваться и тренироваться.
— Принимай, начальник! — Автослесарь вытер ветошью руки и пот со лба. — Теперь будешь гонять, пока сам не сломаешься!
Чаевые были отработаны честно. Честно были и выплачены.
— Последний вопрос, — обратился я к директору. — Нельзя ли отогнать этого красавца вместе со мной на Бескудниковский бульвар?
— Толян! — окликнул директор перекуривающего у ворот паренька. — Желание клиента для нас — что?!
— Желание клиента — не вопрос! — Толян воткнул сигарету в сугроб и сел за руль. — Прошу на козлы!
Час отъезда — час приезда. Открыв мне дверь, Журен ко побледнел.
— Ты с кем там сцепился опять?! — Выглядывая из комнаты, Лара запахнула халат.
— Здравствуй, Лара! — сказал я, отдирая от себя приятеля.
Не удостоив меня ответом, она прислонилась к косяку.
— Ну ты!.. Ну ты!.. Ты в другой раз предупреждай, когда из могилы полезешь! — нашел наконец Андрей верные слова.
— Мне уйти? — Я посмотрел на мрачную Лару.
— Я тебе уйду! — набросилась она на меня. — Я тебе уйду! Ты хоть знаешь, что твой дружок, пока тебя не было, натворил?! Он руку человеку сломал на поминках!
— Правда?! — развернулся я к Андрею. — Ты сломал живому человеку руку?! Жаль, что я это зрелище пропустил! Человек, между прочим, тебе спасибо просил передать! «Скажи, — говорит, — своему дружбану спасибо!»
— А пусть он свои руки держит подальше! — От чего Кутилин должен держать подальше руки, я и сам догадался. — Тоже мне Шишкин! Пусть лучше спасибо скажет, что я ему шею не сломал!
— Человек всего только хотел проверить изгиб моего бедра, — пояснила ехидно Лара. — И как же он теперь, бедняга, пишет без правой?!
— Он из Тулы. — Я снял куртку, намекая тем, что готов быть их гостем.
— Блоху на скаку остановит, — буркнул Журенко.
— Судя по накалу страстей, вас можно поздравить?! — Я перевел взгляд с Лары на Андрея и обратно.
— Во! — Она показала мне кулачок с тонким обручальным кольцом на безымянной фаланге.
— Во! — Я бросил Андрею ключи от машины с брелоком «УАЗ».
Поймав на лету ключи, он их недоверчиво осмотрел.
— Это мне?!
— Это вам! — уточнил я.
— Нет! — замотал он лохматой буйной головой. — С какой стати?!
— С такой стати, что это — нам! — тут же вступилась за меня Лара.
— Предлагаю равноценный обмен, — разрешил я затруднения Журенко. — Этого «козла» за моего «Уленшпигеля».
Так и договорились. А договорившись, перешли в комнату, где я узнал от Андрея свежие подробности, сопутствовавшие моей кончине.
— Из прокуратуры через день позвонили, — поведал Андрей. — Снова, думаю, Задиракин станет алиби мое проверять. Не тут-то было. Прихожу — там другой мужик, Заклунный Антон Кимович, меня дожидается. И ты знаешь, что он мне первое сказал?!
— Что здесь вопросы задает только он?
— Чур твоя ошибочка! — усмехнулся Журенко. — Он сказал: «Спрашивайте, Андрей Георгиевич! У вас, наверно, к следственным органам давно вопросы накопились!»
— Лихо! — признался я. — И что дальше?!
— Накопился, говорю, один. Где тот хмырь… следователь, извиняюсь, нынче сидит?!
— Под следствием, — отвечает. — Да вы спрашивайте, спрашивайте… За что под следствием? За то, что мерзавец и преступник.
— А что с Угаровым случилось? — обнаглел я вконец.
— Вот! — Заклунный достал из ящика стола газету какую-то, вроде не нашу, не московскую, и положил перед собой. — Это вопрос, на который я и обязан ответить! И не только вам. Что случилось с Угаровым и со всеми остальными сотрудниками вашей финансовой лавочки. И я отвечу на него, дайте только срок!
— Это вы, — говорю, — дайте срок всем гадам, кто за этим делом стоит… Короче, свой мужик этот Заклунный. Тебе бы к нему.
— Обожду пока. — Я принял из рук Лары чашку с кофе. — Ты, случайно, не в курсе, где управляющий нашим банком господин Савинов квартирует?
— В курсе, — подтвердил Андрей. — И как раз — случайно. Как-то весной шофер его, Мельник, желтухой заболел. А сменщика прислать не успели. Савинов и попросил меня подбросить его до хаты. Я ему даже сумку с продуктами на этаж поднял.
— На этаж — это хорошо, — напрягся я, отставляя кофе. — Найдешь хату?!
Лара встревоженно молчала, прислушиваясь к нашему диалогу. Есть такой вид молчания: «женское тревожное». Но Лара молчала как человек, стойко и терпеливо. И я еще раз про себя поздравил Андрея с удачным выбором.
