Мишка потоптался, отвел глаза и ответил.
- Я это всегда знал. И Рыжий тоже... Поэтому он больше никогда не просил у меня "сорок". Прощай.
Он махнул рукой и, опустив голову, пошел к самолету. Он несколько раз оглядывался, словно хотел сказать ещё что-то, но так и не сказал.
Ждать, пока крылатая машина вырулит на старт и поднимется в воздух, Павел Сергеевич не стал.
Гомель-Москва 1968-98 г-г.
Яров перевернул страницу. Следующий рассказ того же автора назывался "КРИК", но никакого отношения к Ярову не имел. Он быстро нашел предисловие и в нем прочел, что Автор предложил редакции подборку нескольких рассказов из своего сборника "Избранное" - рассказов разных лет. И большинство этих произведений ранее не публиковались, поскольку не проходили цензуру. А сейчас он их слегка поправил, но в целом оставил в первозданном виде.
Яров даже зубами заскрипел - в его, Ярове рассказе, ничего не было поправлено, кроме названи: вместо "Удар ножом", его переименовали в "Каждому свое". Все в рассказе оставалось на своих местах, слово в слово, запятая к запятой! И теперь Яров понимал лучше, чем тридцать лет назад, что рассказ претенциозен, мутен по мысли и откровенно безпомощен.
Недаром тогда в редакции "Сельской молодежи" завлитературным отделом Витя Вучетич сказал уважительно, но не без иронии.
- А ты, оказывается, палач в душе, Илюшка! Дрянь рассказ, да и сущность его какая-то непонятная. Но нутро свое показал - ты палач! Ты страшный человек, я теперь тебя даже боюсь!
Еще через тридцать лет собственный сын Ярова уловил в этом найденном им рассказе тоже, когда сказал: "Батя, ты сам себя плохо знаешь! Судя по рассказу твоему, ты человек совсем другой натуры, чем представляешся!"
Яров напряг память, стараясь из сотни лиц тех далеких лет, нащупать физиономию этого Ник. Лазунова. И наконец вспомнил облик какого-то пухлого, рано лысеющего студента литературного Института, одного из сотен соискателей литературной славы, стаями бродящих вокруг издательства "Молодая Гвардия". Колька Лазунов - по кличке "Лизун". Всеми правдами и неправдами пробивался на страницы журнала, а зависть к "удачливым" откровенной слезой истекала из его глаз.
Сам Яров, написав ещё пару таких же слабых рассказов, пришел к категорическому, хотя и горькому убеждению, что никаких талантов у него нет. И закончил на этом свою творескую деятельность - лишь единственный рассказ "Кролик", напечатнный в том же "СМ", остался как память случайного успеха. А имя Лизуна он ещё встречал потом изредка то в газетах, то в журналах, кажется он ещё барахтался и в телевидении, но никакого сколь-либо приметного успеха не имел.
А теперь - издает "Избранные рассказы" из своей многолетней творческой деятельности! Ай, да Лизун! Все-таки вылизал себе след в отечественной литературе!
... Поутру Яров все же не удержался от того, чтобы на титульной обложке журнала не найти телефона редакции в Москве и не позвонить туда. Не то чтоб он собирался предьявить свои права на рассказ,а уж тем более требовать гонорар. Просто хотелось бы взять координаты Лазунова и спросить его, как это он стал литературным вором?!
Но в десять часов в редакции трубку никто не взял, и Яров подумал, что либо этот журнал уже обанкротился, как многие, либо сохранились старые традиции - ранее одиннадцати часов в редакция никого нет, вся жизнь начинается во второй половине дня.
Он все же дождался половины одиннадцатого и повторил свои попытки. Со второго звонка трубку сняли и веселый девичий голос отрапортовал.
- Ежемесячник "Московский вечер"!
Девочка оказалась бойкой и мысль схватывала на лету. Едва Яров принялся обьяснять ситуацию, едва в своих претензиях назвал фамилию Лазунова, как она крикнула со смехом.
- Минутку! По поводу Лазунова поговорите с Федором Афанасьевичем!
Яров слышал как она крикнула: "Федя, подойди! Это опять Лазунова мордуют!", следом за тем в трубке прозвучало сдержанно.
- Здраствуйте, как вас зовут?
- Илья Яров, я только хотел сказать...
- Хотели сказать, что Николай Лазунов присвоил ваш старый рассказ? тут же перебили его.
- Да.
- Вы не первый. Но не думаю, чтоб вы могли удовлетворить свои претензии даже финансовой стороны. Наш журнал приносит вам свои извинения, но помочь ничем не может.
- Я ничего не понимаю. - прервал Яров хорошо поставленную речь редактора.
- Дело в том, что сам Николай Васильевич Лазунов скончался год назад. А его вдова распродает литературное наследство везде, где может. Часто происходят накладки. Вы понимаете?... Вряд ли вы будете спорить с несчастной вдовой. Не так ли?
- Конечно. Спасибо. - ответил Яров и положил трубку. Все идет по правилам - вдова использует те шансы, что остаются. И путается в архивах мужа. А самого Лизуна уже нет на этой земле. Но хоть чего-то на литературном попроще он добился. Хотя бы после смерти.
Яров подумал, что в отличии от настойчивого Лизуна, он сам - проявил в свое время малодушие. Все начинания жизни бросал на полдороге, не завершив - даже поражением - ничего. Замыслы тонули в сером песке будичной жизни, без попытки борьбы за них. Надо было работать, шлифовать свои способности, быть может достиг бы какого-то уровня. Либо в литературе, либо в педагогике, либо в игре на балалайке. Во всяком случае жил бы с Большой Мечтой и целью. Жил интересно в кругу людей, близких ему по духу и стремлениям.
Не получилось - досталась монотонная Школа. В ней для Ярова всегда и все было пресным - не его место, не его стезя. Рассуждать теперь на эти темы было уже безнадежно глупо. А травить свою душу ненужными анализами прошлого - глупее во сто крат.
Яров глянул на часы и убедился, что время идет к полудню. Пора ехать и открывать свою торговлю, вновь погружаться в дела, очень далекие как от Высокой Литературы, так и Школы. Он подумал, что из собственной личности, протоптавшейся по земле почти шестьдесят лет так ничего конкретного и не получилось - ни Учителя, ни Писателя, ни Отца семейства. Ну, что ж, "Каждому свое", как мудро переименовал Ник. Лазунов его, Ярова, рассказ "Удар ножом".
Каждому свое, а потому было уже пора возвращаться к своей табачной торговле и той круговерти, которая этот бизнес сопровождала.
...Через пять минут Яров попал под сплошной поток дождя. Вода заливала ветровое стекло так, что "дворники" едва справлялись с работой. К тому же стекла запотели и пришлось их протирать изнутри.
Яров уже входил в свой поворот, когда, бросив взгляд в сторону, увидел, что у газетной палатки его соседей стоят несколько человек, под зонтами - торговля шла и в дождь, как рыбалка. В следующий момент он разглядел фигуру Рола в темном длинном плаще, а большой зонт над ним держал охранник. Под этот зонт Рол притягивал к себе Аян, смеялся, обнажая крупные зубы. Девочка отталкивала его своими тонкими руками, удерживала на лице улыбку, но ухаживания бесцеремонного Рола её явно раздражали. Ярова же эта картинка так взбесила, что он развернулся только за поворотом. Он тормознул возле шашлычной, вышел из машины и укрылся на веранде. Здесь, за столами, не столько лакомились шашлыками, сколько прятались от дождя.
Яров встал под навес и обернулся. Рол под зонтом телохранителя все ещё хохотал, а сквозь стенку дождя вдруг прорвался Пащенко с двумя громадными букетами цветов в руках. Рол взял у него букеты и с поклоном подал Анне Павловне и Аян - откуда только куртуазность в этом медведе появилась! Вся эта картина доводила Ярова до полного бешенства. Он вышел из под навtса, сделал несколько шагов и заорал во всю мочь:
- Рол! Ты ко мне?!
Тот обернулся, присмотрелся и помахал рукой, давая знак, что сейчас подойдет.
Яров прошел под навесом шашлычной в зал и занял свободный столик, не понимая, от чего его трясет настолько, что он не может уцепиться ни за одну логическую мысль в вихре злости.
Рол появился минут через пять - без охраны. Плюхнулся за стол и тут же проорал через плечо.
- Воробей! Я сегодня попробую отравится твоим шашлыком! Смотри, худо тебе будет, если вечером в больнице с дрисом окажусь! Четыре порции!
- Сей момент, Василий Петрович! - радостно ответил Воробей, а Рол уже повернулся к Ярову и сказал благодушно.
- Ну, привет. Тебе где черти носили, почему не торгуешь?
- Ты знаешь. Я наркотой торговать не буду.
- Улажено. - поморщился Рол. - Сбросишь товар. Я Алика Черного попросил, чтоб он тебя в это дело не втягивал. Что ты мне ещё хотел сказать?
- А Хлебников?
- Что Хлебников?
Яров оглянулся - в зале кроме них никого не было, но тем не менее он заговорил тихо.
- Рол, здесь нечисто. По моему идет массированая торговля наркотиками.
- А какое мне до этого дело, Яров? - громко оскорбился Рол. - У меня свой бизнес! Как ты мне стратегию жизни наполеоновскую нарисовал, так я и действую! Еще год другой и ни одна комиссия, никто во всем свете честного нефтяного короля Роликова ни в каком криминале не уличит!
