— И вы будете говорить правду?
— Не знаю. Там посмотрим. Но неправдивый ответ тоже несет в себе информацию. Если вы специалист, то вам подойдет любой ответ. В конце концов, не только жизнь, но даже любой диалог между двумя людьми — это игра. Кто-то в ней выигрывает больше, кто-то меньше. Давайте же поиграем. Согласны?
— Согласен. Но сначала вы ответите, где девушка?
— А я почем знаю? Последний раз, когда я ее видел, она заходила в парикмахерскую за два квартала отсюда. Возможно, она до сих пор еще там, — Карелин начинает противно посмеиваться. — Похоже, у вас нервы не в порядке. Черте что подумали? Решили, что я способен причинить вред такому симпатичному созданию? Хорошего же вы обо мне мнения! Я просто сказал, чтобы вы берегли ее только и всего: она вас любит.
— Мы так и будем разговаривать стоя? — говорю я, меняя тему разговора. — Учтите, вопросов у меня может быть много.
— Нет, — с готовностью отвечает он, — у меня есть план. Уверен, вам он понравится. Но для начала давайте, пройдемся. Не обижайтесь, но мне у вас не нравится. У меня есть на примете лучшее место.
— Что за место?
— Увидите в свое время.
Перед тем как уйти с Карелиным, я говорю охраннику:
— Когда придет Павел Олегович, скажите, что я ушел с Михаилом Карелиным. Он сам пришел в контору и захотел со мной поговорить. Если я не…
— Передайте Павлу Олеговичу, — встревает в разговор Карелин, — что Сергей Николаевич придет через три часа. Всего доброго!
Он поворачивается и выходит первым.
Когда я возвращаюсь с этого очень странного свидания, то вижу, что в «Зете +», несмотря на девятый час, все окна офиса освещены. Не иначе как Царегорцев, узнав от ребят, с кем я направился на прогулку, объявил готовность номер один. Возле конторы припаркована наша «Мазда», значит Альвареса, в связи с новыми обстоятельствами, отозвали с поста. Двери, однако, закрыты и приходиться звонить. Мне открывает охранник — любитель восточных единоборств. В руках у него помповое ружье.
— Это вы! — восклицает он. — А босс уже совсем извелся. Сказали, что придете через три часа, а уже прошло три с половиной. Павел Олегович никого домой не отпускает. Хотели уже вас разыскивать. Все путем?
— Лучше не бывает. Думаю, что теперь вы можете быть свободны. Я сейчас скажу шефу. Он вас отпустит.
Карелин не соврал, насчет того, что Тамарка была в парикмахерской: у нее новая прическа, которая ей идет и которая мне нравиться, о чем я тут же ей и заявляю. Она реагирует как-то не особенно, хотя обычно любит комплименты, из чего делаю вывод, что она волновалась более других. Я испытываю на своих коллег вполне обоснованную злость: уж секретаря-то можно было удержать в стороне от всего этого. Впрочем, злость моя, скорее всего, несправедливая, ибо у Тамары хорошо развита интуиция, она сама могла почувствовать, что что-то происходит.
— А где мой любимый начальник, у себя? Что он делает здесь в такое позднее время? — спрашиваю я.
Вопрос риторический и ответа не требует, я и так знаю, что Павел на месте и ждет меня и, тем не менее, Тамара на него отвечает.
— Палку на тебя он готовит, вот что он делает! Ждет, не дождется!
— Где был? — сразу набрасывается на меня шеф, без палки, но резко.
— В бане, — так же коротко и не менее резко отвечаю я.
— Слушай, Лысков, давай без шуток, — заявляет Царегорцев. — Мы же не для собственного удовольствия тебя дожидаемся.
— А я и так серьезно! В бане я был, в сауне, если быть точным.
— По-моему, он говорит правду, — заявляет глазастый Альварес, — вон какая морда крррааасная.
— Один? — спрашивает шеф.
— Кто в сауну один ходит? Туда надо ходить в дружеской компании. Моей кампанией был Карелин. Я же не виноват, что для разговора по душам, он выбрал именно это место! Между прочим, после бани, по традиции, полагается выпить. Вместо того чтобы наезжать на меня, лучше бы налил рюмочку.
Царегорцев осекшийся на полуслове смотрит на меня, потом вдруг улыбается, достает из шкафа две рюмки и пузырь «Smirnoff». Мне он наливает почти полную, себе на самое донышко.
— Лысков, — говорит он подобревшим голосом, поднимая свою рюмку навстречу моей, — ты забуревшая самонадеянная скотина.
— А ты, Царегорцев, самодур, тиран и эксплуататор, — отвечаю я и чокаюсь с ним.
Выпиваем одновременно. Сидящий рядом Вано, которого забыли пригласить в долю, обижено сопит.
После того, как мы покинули помещение офиса, то какое-то время просто шли вдоль по улице. Успокоившись, я решил ни о чем Карелина не спрашивать, предоставив ему вести свою игру. Пусть пока будет, как он задумал. Одновременно с этим пытался угадать, как ему удалось вычислить нас так быстро? Взвесив все возможности, я решил, что это связано с нападением на Хрулева. Наши ребята, когда заступают на охраняемый объект, таскают на груди бирку, на которой есть фотография владельца, фамилия, имя и отчество, а также печать нашей конторы. Когда они не на посту, то бейджик снимается и носится просто в кармане и в ряде случаев может служить удостоверением личности. Вырубив Колобка, Карелин в первую очередь хотел узнать, кто этот человек, который следит за ним, поэтому он и обыскал его, а чтобы замести следы, инсценировал ограбление.
Итак, объявив архиепископу о своем желании отказаться от сана священника и получив от него добро, он, пока мы с Альваресом рассусоливали, сразу же поехал на свою квартиру, переоделся и занялся вплотную «Зетой +». Такое его поведение свидетельствовало, что Карелин относится к тому типу людей, которые считают, что самый лучший способ защиты — это нападение. Он узнал, где мы находимся, расспрашивал Тамарку, а потом стал следить за офисом. То, что возле дома его караулят, было исключительно его предположением, основанным на вполне логичном тезисе — раз мы его потеряли, значит, единственное место, где мы сможем опять его найти, будет его домашний адрес.
Мы удалились от офиса шагов этак на двести, когда он резко бросил мне:
— За нами идет ваш человек. Скажите, нет лучше, дайте ему знак, чтобы он возвращался назад, иначе я откажусь от своих намерений.
Я обернулся и действительно увидел среди прохожих фигуру сотрудника «Зеты +». Встретившись с ним глазами, я показал ему кулак и махнул рукой в сторону конторы. Если и Колобок так же следил за Карелиным, как этот боец, то не удивительно, что Карелин его сразу же расшифровал.
В который раз, я не мог не восхититься наглостью этого человека. Совершить ряд кровавых преступлений, знать, что тебя пасут и заявиться вот так вот смело в нашу контору. Естественно, я вообразил, что он уже захватил Тамарку в заложницы. Дело в том, что на какое-то время я, наверное, испугался, и Карелин это заметил. Ему это понравилось. Правда испугался я в большей степени за Тамару, но это нисколечко не радует. Я предстал перед ним своей слабой стороной и этим при случае он может воспользоваться.
Пока мы с ним молча шагали бок о бок, как хорошие знакомые, я понял, зачем он это затеял. Он хотел, чтобы я предъявил ему обвинение, потому что за ним тянутся грехи, много грехов, и он не знает, из-за какого именно мы занимаемся его персоной, не знает, что нам может быть известно о нем. Связано ли это с событиями десятилетней давности или с кровавой местью бывшему судье, либо с присвоением денег и наездом на Воронова. Это-то он и хочет узнать. Хочет понять, чего ему надо опасаться и какие ответные шаги предпринимать. И все-таки он странный. Другой бы на его месте, подхватил чемоданчик с бабками и был таков. Этот нет. Он не хочет просто бежать. Он сам идет навстречу опасности. Или же очень уверен в своих силах и считает, что частная структура — это не правоохранительные органы, и она не может представлять для него большой опасности.
То, что он для разговора решил пригласить меня в сауну, нелепо только на первый взгляд. Он, как и архиепископ Феодосий, вообразил себе, что раз мы детективы, значит, ходим с карманами битком набитыми шпионской аппаратурой; в нашей конторе стоит только нажать невидимую кнопку, вас сразу же начнут прослушивать, просматривать, записывать, просвечивать и рентгеноскопировать, а в подошвах моих ботинок, кроме микрофонов и видеокамер, имеется еще спаренный пулемет, ну так… на всякий случай. В сауне, где люди, как правило, ходят в чем мать родила, у меня не будет возможности использовать весь своей секретный арсенал.
В действительности все гораздо более проще, прозаичней. Нет, я бы не отказался и от этих чудо-ботинок с чудо-подошвами, и от фотографирующих пуговиц, и от универсальной отмычки, спрятанной возле молнии на ширинке, только увы, не всегда наши желания совпадают с нашими возможностями. Если бы у меня были деньги на всю вышеперечисленную хрень, я бы положил их в банк и, бросив работу, жил на одни проценты.
