Не мириться с самим собою, - вот девиз наших доблестных пращуров дуралеев...
Почему агрессивные всяческие внешние недоброжелатели и терпели (и будут терпеть!) повсеместные поражения и разгромы.
Потому что мы, русские дурни, запросто, без раздумий призреваем личное мещанское счастье, в угоду идеальному, навеянному какими-либо заумными или простецкими мечтаниями о земном справедливом существовании...
Причем, идеалы-то все от пришлых чужеземных блаженных или свихнувшихся мечтателей, которые оказались подзабыты или вообще маловостребованные там, у себя, на чужой стороне...
Вот я, со своей сверхразумной башкой, занимался проблемами, которые исподволь оказались востребованы советским имперским ВПК, - военная промышленность стала нашим могучим покровителем (крышей по теперешнему) и одновременно же не скупердяйским спонсором...
Но вскоре распалась советская империя, - распалась, в сущности, именно от нелогического дуболобства, которое внедрили в наши простодушные души наши же вожди-руководители-кормчии... Которые, в свою очередь, заразились, кто осознанно, а кто и по вековечной русской дурости, идиотскими мечтаниями о красивой буржуазной жизни, о сверхчудесной макроэкономике, о каком-то расчудесном Рынке, который всех по справедливости напоит, накормит и приоденет по самой распоследней моде...
И кому я сейчас нужен со своими элитарными мозгами?
Бандитскому россиянскому Рынку не нужны мои знания и откровения, этому монстру, в сущности, противопоказано иметь дешевые источники энергии... От дешевых не дорогостоящих сверхмощных экологически безопасных источников энергии, - один разор и никакой бандитской (первоначальной!) прибыли...
В сущности, мои мозги нынче как бы законсервировались. И если, в первые недели отлучения от работы, от лаборатории, я полагал, что вскорости всенепременно же сойду с ума от ничегонеделанья, - оказалось совсем наоборот!
Оказалось, что во мне давно жил некий самодостаточный индивидуум, которому наплевать на мой гениальный (или где-то рядом) мозг. Причем, этому существу жилось до последнего времени очень даже недурно.
И жить бы и жить ему, да однажды посреди ночи заявились ночные гости-пришельцы...
От того ночного кошмарного визита начался как бы второй виток жизни моего второго "я", с которым я только-только начинал мирно по обывательски общаться, - находить какие-то общие точки соприкосновения...
Я ведь сейчас совсем не тот человек, который когда-то недосыпал, недоедал, вскакивал посреди ночи, и бросался на компьютерные клавиши, доверяя им нечто сверкнувшее, еще неосознанное...
И я совершенно же не тот положительно серьезный парень, который играючи освоил несложную (но достаточно специфическую) оперативную и операторскую работу в Службе безопасности Банка "Русская бездна"...
И Нинель Валерьевна, наш очаровательный вице-президент, я полагаю, не узнала бы сейчас в этом человеческом обмылке, того удалого сексуального пахаря-партнера, пред которым она с такой чарующей девичьей доверчивостью заголилась для обоюдной утехи-случки...
... То, что меня ожидало, после того, как я наконец-то решился окончательно очнуться...
... Я всего ожидал, - нежась в этом вязко дерьмовом, бесконечно тянущемся лазаретно-казематном интеллектуальном прозябании рядового индивидуалиста, имеющего отличие в виде нелегального псевдонима "первосвидетель", - но подобного превосходного мистификаторского преображения, в котором...
Я имел честь общаться с самим собою, - именно с самим собою! во плоти и...
И вновь я предстал в качестве главного с в и д е т е л я неизъяснимо прельстительной чарующей мистификации...
С Е Г М Е Н Т - IV
1. Провидческие случайности, которые ожидаешь
"Господа, весьма презагадочные и престранные события, произошедшие с вашим покорным слугою, вынудили меня обратиться к несвойственному моей природе и призванию занятию: сделаться личным летописцем собственных недавних странствий-мытарств.
Господа, спешу вас тотчас же уведомить, что, будучи воспитанным, в истинной православной вере, и, обладая природной смиренностью духа, тем не менее, с бесстрастием реагировать на (непредусмотренное, а по совести сказать, весьма преподлое) появление в моей почтенной благонамеренной жизни сих необыкновенных приключений, я полагаю научиться в процессе изложении сей душещипательной примечательной истории. Потому как зело еще кровоточит бессмертная душа моя...
Обязуюсь, вести повествование, со всей возможною прилежностью и пунктуальностью, сообразуясь не важностью, но очередностью приключений и прочих незначительных происшествий, каковые всенепременно же дадут пищу для читательского умонастроения и умозаключения.
Обязуюсь, вести данное повествование, соблюдая порядочную композиционную внятность и стройность, дабы облегчить усвоение излагаемых событий.
Я льщу себя дерзкой надеждою, что все ниже упрежденные презанятные (презанятные, полагаю, по прошествии времени) приключения, кои произошли с вашим покорным слугою, кои же со всей устрашающей правдивостью запечатлелись моим разумом, и кои я осмелюсь пересказать в предельно субъективном (следовательно, доподлинном) виде, будут небезынтересны для моих любознательных приятелей и милосердных читателей.
Этими, в сущности, сумбурными, нелитераторскими, но уверяю вас весьма правдивыми эпистолами русского человека, превратностью судьбы попавшего в иную неизъяснимую жизнь, я полагаю остаться (или, хотя бы задержаться) в благодарной памяти моих любознательных неравнодушных соотечественников.
А посему, милостивые государи, извольте: вот оно порядочное первичное приключение, на подлое начало коего я желаю обратить ваше покорнейшее внимание..."
... Я вчитывался в пожелтевшие рукописные с дореволюционной самодержавной орфографией строчки велеречивого хроникалиста, желавшего, видимо, буквально с первых абзацев понравиться потенциальному читателю, привлечь его дражайшее внимание очередной графоманской безделицей...
Впрочем, одолев первые страницы "Доподлинного повествования о необыкновенных приключениях русского мещанина в иных жизненных сферах", я уже не раздражался от манерной стилистики и прочих "нелитераторских" потугов давно почившего эпистолярщика.
Однако, я остался равнодушным к всякого рода авторским отступлениям, рассуждениям, диалогам благополучно сгинувших, в сущности, мифических персонажей.
Пространные и престранные внутренние монологи, бытовые мелочи и подробности, посреди которых довелось пожить заглавному персонажу-повестователю, который (не смотря на все его искренние эпистолярные ухищрения) все равно же виделся мне чрезвычайно надуманным, кокетливым с ненарочито убогим багажом умственных познаний...
Эти исписанные, блекло лиловым утонченно чиновничьим уставом, листы были заключены в почерневший, местами, покрошенный и выеденный мышами, покоробленный давней влажностью, взятый антикварным тленом и прочими вещественными атрибутами неумолимого времени, переплет из ощутимо зернистой (схожей с солдатской пупырчатой кирзою) добротно толстенной свиной кожи.
Сочинительский фолиант размером и емкостью с доброкачественный генеалогический альбом.
Если бы не импозантная долговечная обложка, оснащенная витиеватыми зачернено бронзовыми застежками, я бы подумал, что имею дело с натуральной амбарной книгой из чудом сохранившегося семейного архива, какого-нибудь замоскворецкого русского купца-лавочника, некогда заносившего туда, с помощью грамотея приказчика всяческие сальдовые счета...
Сей старинный рукописный том, был с доверительной доверчивостью перепоручен мне моим многоуважаемым многоученым соседом, Василием Никандровичем, в знак соседской приязни (и, видимо, моей не скаредности по части эпизодических займов до лучших времен) в день моих святых именин, еще в оные счастливые времена, когда я только осваивался с долгочаянным холостяцким одиночеством, оживляя своим (разумеется, и Фараоновым, в основном клозетным) духом подзабытые и позаброшенные (впитавшие в себя чужую арендную человеческую ауру) родные стены своей однокомнатной малогабаритной секции-крепости...
Вжившись в манеру письма неизвестного давно почившего доморощенного сочинителя, вдруг обратил внимание, что мысли мои приобрели несколько утрированную многоречивость и этакую изящную двусмысленную невнятность...
Правильно премудрые глаголют, - с кем поведешься, от того и наберешься!
А я поводился с этими рукописными текстами достаточно плотно и длительно.
И увлекся я этими странными староманерными записками по одной простой причине, - что-либо подобное мистификаторское до сих пор мне не доводилось штудировать.
Хотя читатель я с матерым стажем, и помимо собственной вполне приличной библиотеки, интересуюсь и библиотечными спецфондами, - вернее, сказать, когда-то в глупой не ведающей времени студенческой юности злоупотреблял времяпрепровождением в читальных залах столичных библиотек...
