Я знал, что на первом этаже находилась дверь, ведущая в подвал. Не встретив рабочих на лестнице, сообразил жопой: вскрыли, суки, замки и проникли в помещение, удобное для закладки коробов с тротилом и мешков с гексогеном.
Как и предполагал, дверь в подвал оказалась открытой. Из глубины прохладного помещения доносились глухие голоса. Совсем обнаглели, подлецы, решил я, и на цыпочках принялся спускаться вниз, держа у лица ТТ. Меня можно было снимать на пленку, как героя нашего времени. Жаль, что режиссеры и прочая киношно-мандовошная братия мережковала дряблые пуза свои на мусорных песках Анапы и думать не думала о проблемах сегодняшнего дня, козлы!
Двое в синих спецовках так были увлечены работой, что меня заметили лишь тогда, когда я рявкнул не своим голосом:
— Стоять, суки! Руки на голову! Стреляю без предупреждения! Я сказал!
Я произвел, не буду оригинальным, впечатление разорвавшейся бомбы. Работяги держали в руках некий прибор, похожий на адскую машинку. От моего вопля они его уронили на цементный пол. Аппарат жалобно брякнул стеклом и… я вдруг осознал, что ошибся! Ошибся, как картежник, взявший не тот прикуп, когда на кону — жизнь. Хорошо, что в моей руке дулился пугач, а то очередного нападения дурковая голова моя бы не выдержала.
— Ты, что, такой плохой человек, сделал? Буй с горы! Чудак! Парнокопытное животное! — даю перевод выговора пожилого специалиста, похожего чистой лысиной на народного депутата Ш. — Кто платить будет за аппарат? Пятьсот баксов, ё`мое!
— Стоять! — направил ТТ на чрезмерно возбужденного шандыбистого Ш. Пристрелю!
Молоденький работяга, похожий своей кучерявостью на народного депутата Н-цова, родившегося в эпоху кровавого беспредела, принялся одергивать старшего товарища:
— Дядя Костя! Дядя Костя! Я посмотрю! Я исправлю!
Что же выяснилось? Полный отстой! Полный! Оказывается, столичное Правительство дало указание службам вести поголовную борьбу с мышами и крысами, но на современном техническом уровне — аппаратами с низкими частотами под названием «Мелодия». «Мелодия», мать вашу так, против грызунов! Прелестно-прелестно!
И вот, ёкнувшись о цемент, это стеклянно-частотоея мандо приказало долго жить, Отмелодилось, так сказать.
Я повинился: мужики, я думал, бомбу закладываете, сами знаете, какие времена буевые, и пошарил в карманах для частичного пожертвования в пользу нищей московской мэрии во главе с неимущим нашим лысым Рамзесом в кепке.
— Какие крысы, мужики? — молвил я умную речь. — Ставьте так машинку, и будет нормально! Вот все, что есть, — и вручил пострадавшим две отечественные ассигнации на пять бутылок водки.
Дядя Костя Ш. и кудрявый Н-цов попались с пониманием, мол, что взять с бдительного сукиного сына, да ещё вооруженного до зубов, и на этом наш конфликт был исчерпан.
Черт знает что?! Разве можно так жить, все время, ожидая летального исхода. Каждый день — как последний!
Возвращаясь в гнездо родное, слышу трезвон домашнего телефона. Наконец-то! Совершив несколько кенгуровых прыжков, успеваю сорвать трубку.
— Это картинная галерея художника Дементьева-Пугач? — слышу манерный блядско-дамский голосок.
— Это мор-р-рг имени Лаванды, — гаркаю некультурно, — Обхуиновны!
Проклятье! Сколько можно издеваться?! Такое впечатление, что ОН в кремовых облаках резвится в свое благодушное удовольствие.
И снова телефонный звон: ну, Обхуиновна, погоди, хватаю трубку:
— Я же сказал, это мор-р-рг!..
— Мук`а! Ты что там, с утра пораньше жрешь? — слышу голос Антона Татищева. — Есть новости. Гони в магазинчик.
Я начинаю поспешные сборы — дан старт олимпийскому движению, и, возможно, последнему его этапу. И поэтому надо поспешать, чтобы другие не обошли на финишной прямой.
Вышел я из дома родного в «рабочем» состоянии: желтые ботинки, васильковые потертые джинсы, красная майка и белая хлопчатобумажная куртка свободного покроя. Плюс кепи с длинным козырьком и солнцезащитные очки. Симпатичнно-вызывающий видок, не так ли? ТТ тиснул под ремень, а мобильник — в карман куртенки. Г-н Стахов убедительно настаивал, чтобы я держал эту коробочку под рукой.
Пролетарский район жил своей привычной жизнью: с авиационным гулом по проспекту рогатились тучные троллейбусы с темнеющим людским нетто и брутто, на пятачке у продмага кишело неимущее шаркающие население, местные алкаши копошились близ пункта приема стеклотары. Ничего не изменилось. Меняются режимы, а народец как был жалок и убог…
Рабство — наше национальное богатство; с этим рождаемся, с этим умираем. Так было, так будет. Так будет? Не хочу пополнять ряды покорных и несчастливых. Пистолет — лучшее средство от такой жизни. Пулю в лоб — и никаких вялотекущих проблем, смердящих трупной жижей разложения.
Однако не будем о грустном. У меня есть миллион $, и я его вырву, даже если придется бить влёт тех, кто считает себя вправе распоряжаться моей замусоренной жизнью.
Магазин стройматериалов был мне хорошо знаком. До армии я около трех месяцев трудился разнорабочим и знал все его закоулки, где в свободную минутку щупал молоденьких, повизгивающих от удовольствия продавщиц.
Решив сократить путь, прогулялся дворами и вышел к цели с тыльной, так сказать, стороны. При магазине имелся огромный двор, где хранили во всевозможных видах тары доски, линолеум, обои, банки с краской и прочая утварь, необходимая для тех, кто жаждал приукрасить свой быт. Бетонный забор защищал хозяйственное добро, однако для избранных в нем имелся лаз для удобства хода за горюче-смазочными материалами. По народной тропе я хаживал немало, неизменно возвращаясь с несколькими бутылками общенародной живой воды. Однажды по неопытности даже разбил несколько «мерзавчиков» о бетон, и был осужден старшими товарищами.
Уверен, все меняется, а подобные лазы остаются. Без них нет полноты душевной в нашем человеке, ей-ей. И сколько бы эти прорехи не бетонировали, они были, есть и будут.
И оказался прав: за гаражами, в кустах, за картонными коробами… Здравствуй, лазейка моя, прими своего старого знакомого!
Оказавшись на территории, спокойно потопал в сторону служебного входа, лавируя меж контейнерами, мешками с цементом и ящиками. И был неприметен для тех, кто въезжал в парадные ворота. Это был джип, поплоше, чем у «охотника на людей», но тоже с некими видами на грозный и непобедимый Т-34. Закатив в дворик, внедорожник притормозил у двери с надписью «Посторонним вход запрещен».
Я, было, решил, что братки прибыли на совет к вору в законе Антею, да вдруг из авто появился… Анатолий Кожевников! Опытный трейдер и добрый мой учитель по валютной бирже. За ним выходили из машины ещё трое граждан в штатском с бесцветными физиономиями любителей ломать через колено чужие судьбы.
Кого угодно я мог встретить на этом дворовом складе. Может, даже господина президента, пожелавшего от скуки ознакомиться с ассортиментом стройматериалов. Но увидать трейдера, да ещё в такой двусмысленной ситуации?
Я растерялся до такой степени, что, снимая солнцезащитные очки, вышел из-за контейнеров с распростертыми объятиями:
— Анатоль! А ты, какими здесь судьб… — и запнулся, увидев его выражения лица, а, увидав его (злобно-пугливое), остановился, как вкопанный, осененный догадкой: ба! вот мой враг № 1!
Я все ломал голову, кто знает о миллионе долларов, помимо тех, кому положено это знать? И никак не мог подумать о трейдере, который находился тогда рядом с нами. Вот что получается: трейдер на самом деле оказался сексотом. Ну, времена, ну нравы!..
Это были последние секунды относительно спокойного и растительного моего существования. События, доселе со мной происходящие, не до конца, скажем так, угрожали моей безопасности. Даже когда меня месили прикладами, я был уверен в благополучном исходе. А что теперь?
Замешательство опытного игрока на поле жизни было недолгим, коротким оно было, как разряд страстной молнии днем. Бесцветный человечек молвил своим спутником нечто, и я понял: надо спасать свою шкуру. Кинувшись под защиту контейнера, услышал характерное цоканье пуль по металлу. Цок-цок-цобе! Ничего себе — встреча друзей?
Ну, сучьи дети, не я первым начал!..
Вырвав ТТ, укатился под защиту бруствера из цементных мешков. Мои враги не предполагали, что я способен на адекватные действия. И за это поплатились.
Тот, кто первым вымахнул из-за контейнера, запнулся о мою пулю. Она тюкнула его в плечо, и отбросила к земле.
Этот единственный выстрел произвел неизгладимое, как говорится, впечатление. Привыкли не получать отпора, твари невыразительные! Так получите!
Хорошо ориентируясь на местности, я переместился за штабеля досок, по ним вскарабкался на контейнер и получил возможность сверху контролировать обстановку. Двое тащили окровавленную тушку в джип, а сам г-н Кожевников угадывался в глубине его салона.
