— Да что это?! Долго я буду выслушивать все эти ваши сопли? Говори прямо — спала с ним?
— Н-нет… — Она задыхалась и мотала головой, бессильно пытаясь освободиться.
— Дома у него бывала?
— Два… — Жанна глотала слезы. — Два раза.
Привозила документы с кафедры: У него болели Ноги, он не всегда мог приехать сам…
— Что он приставал к Пивоваровой — знала? Ну, хватит реветь, знала?!
— Нет… — Ей наконец удалось вырваться. Воротник был к тому времени наполовину оторван. Жанна теребила его, будто надеясь, что с помощью ниточек удастся пришить его на должное место. — Я ничего не знала. Она только сегодня сказала… Но она его ненавидела!
— И тогда ты взяла молоток, так?
Девушка подошла к шкафу, открыла дверцу и вгляделась в свое отражение. Пригладила волосы — медленными, заторможенными движениями. Голубкин наблюдал за нею настороженно. "Хороша! Что и сказать!
Не хватало мне Дани — так вот, подайте еще эту красавицу. Но тот сознался. Эта тоже во всем сознается. Надо бы позвонить в больницу — жив он еще? Если да — соседями будут".
— Сажайте! — Теперь она заговорила тише, все еще не отводя взгляда от зеркала:
— Мне все равно.
— Голубушка, — ласково произнес следователь, — на каких же основаниях я тебя буду сажать?
Алла Пивоварова не собирается подавать на тебя заявления. Мы-с нею уже пообщались и договорились.
Она все поняла. Может быть, Алла и странно выглядит, но девушка она добрая. Кстати, чем ты в первый раз ее ударила? Я просто так спрашиваю, из профессионального интереса.
— Вот…
Он проследил за ее указательным пальцем и вдруг расхохотался. Смех был более чем неуместен, но следователь ничего не мог с собою поделать. Жанна указывала на маленький чугунный бюстик, изображавший Максима Горького.
— Стало быть, у нас имеется соучастник! — Он взял бюстик, взвесил его в руке:
— А знаешь, милая, такой штукой ты могла ее запросто…
Они оба так и подскочили, услышав звук открывающейся двери. Время было уже позднее, и Голубкин никак не ожидал, что кто-то может заглянуть на кафедру.
Жанну — ту просто трясло.
Он сразу узнал Федора. Тот растерянно глядел на него и, казалось, был готов удрать. Но потом справился с собой и поздоровался. Затем обратился к методистке:
— Я уже сдал курсовую, но нужен был еще список использованной литературы… Вот — принес!
Та машинально кивнула, проводила его взглядом. За парнем закрылась дверь. Он ушел, сильно прихрамывая и робко оглядываясь через плечо. Жанна снова закусила пальцы и, не глядя на Голубкина, сказала:
— Это был он. Тогда, в субботу на кафедре. Я узнала голос. Второй был — он. Может, я не того человека ударила…
* * *
Он успел застать парня во дворе. С Жанной попрощался наскоро, сквозь зубы. Дал ей добрый совет — отправляться домой и больше в такие дела не ввязываться. Ей повезло, что жертва оказалась настолько кроткой. Та посмотрела на него таким взглядом, что Голубкина передернуло. "Жалей таких после… Ну что я с нею ношусь? Глупо! Расчувствовался, решил воспитать…
Признание есть, показания Пивоварова даст — она же за свою жизнь трясется! Вот убрать эту психованную методистку с дороги — сразу воздух чище станет".
Но попросту «убрать» девушку он почему-то не мог.
Две попытки убийства — разве малое основание для того, чтобы засадить кого угодно? И это значило — навсегда сломать ей жизнь, сделать безработной, записать в число изгоев. Он вспомнил Даню. Да, это его неподвижное лицо, похожее на маску, останавливало его от решительного и, конечно, верного шага. Мальчишка, двадцать лет. Две попытки самоубийства, и обе сделаны всерьез. Тут — две попытки убийства, и тоже всерьез.
«Да что в нем было, в этом Боровике, что заставляло их так его любить?! — думал Голубкин, торопливо сбегая по лестнице. — Или ненавидеть? Оба не могут говорить о нем спокойно. Теперь еще этот Федор…»
Парень расхаживал по двору, сильно припадая на хромую ногу и потягивая пиво из жестяной банки. Он казался очень усталым и едва смог поднять веки, чтобы взглянуть на Голубкина.
Тот пожал ему руку:
— Ну вот, и встретились. Как жена, дети?
— Спасибо, — тот осторожно высвободил из его ладони холодные пальцы. — Все здоровы. Правда, Новый год на носу, всем нужны подарки… Так что я с работой замотался. И еще сессия…
— Федор, ты был на кафедре в субботу? — прямо спросил его следователь. Вилять перед этим парнем он никакого смысла не видел.
У того слегка дрогнуло лицо. Он переступил с ноги на ногу, банка с пивом хрустнула в нервно сжавшейся руке:
— Был. А что?
— Один?
— Нет, там еще одна девушка искала свои бумаги.
— Ты с ней знаком?
Парень пожал плечами и приложился к пиву. Отдышавшись после значительного глотка, он сообщил, что видел эту особу не раз, забыть ее, конечно, трудно, потому что выглядит она очень впечатляюще…'Но они не знакомы и никогда не общались.
— Так вот, — перебил его следователь, которому, похоже, предстояло выслушать подробное описание внешности Пивоваровой. — У этой особы сейчас крупные неприятности. И только потому, что она в тот день, когда вы копались в бумагах, плохо отозвалась о Боровине.
— Как? — Федор расширил серые глаза и снова поднес к губам банку, но от волнения промахнулся. Пиво потекло по воротнику куртки. — Почему?
— Так говорила она о нем плохо?
— Я не слушал… Может быть… — Парень окончательно растерялся. — Мне было не до нее… Я бумаги искал.
Голубкин многозначительно поманил его согнутым пальцем, призывая наклониться. Федор пугливо оглянулся, хотя во дворе никого кроме них не было. Окна института были темны — только на кафедре, где сидела Жанна, горел свет.
— У тебя семья, двое детей, — негромко произнес Голубкин. — И поэтому даю тебе совет — держись от этой девицы подальше.
И показал на освещенное окно. Парень оцепенел. Он посмотрел наверх с таким видом, будто увидел привидение. Следователь тоже поднял глаза. В проеме окна виднелся темный силуэт. Там стояла Жанна и явно высматривала что-то во дворе. Но уже стемнело, и ничего различить девушка не могла.
— Наедине с ней не оставайся, — поучал парня Голубкин. — Чтобы таких штук, как сегодня — не было! Если бы не я — она могла бы тебе и голову проломить. Скажем… Бюстиком Горького.
Федор что-то пробормотал и уронил в истоптанный снег полупустую банку пива. Следователь усмехнулся:
— Не бойся, я с ума не сошел. Может, я тут единственный, кто в своем уме, — проворчал он уже про себя.
— Она что — опасна?! — выговорил наконец парень. — Жанка? Эта дурочка?!
— Потому и опасна, что дура, — бросил Голубкин и взглянул на часы. — Решила, что Боровина убила либо та девчонка, которая была с тобой на кафедре, либо, получается, — ты.
— Я?!
— Потому что вы его ненавидели. Если заявится к тебе домой под каким-то предлогом — не пускай. Все, мне пора.
— Мне тоже… — Федор тоже захотел было посмотреть на часы, но их не оказалось. Тогда парень с отчаянием махнул рукой и сказал, что после смерти Алексея Михайловича все пошло наперекосяк. Никто толком не занимается, все только и шепчутся по углам об этом деле.
Работа у него тоже скоро кончится — ведь за него везде хлопотал Боровин. Придется искать что-то еще. Сессия на носу, а мысли о другом. И вот вам — методистка сошла сума!
Голубкин пожал ему на прощанье руку, еще раз повторил свои указания насчет Жанны и пожелал счастья в наступающем году. Тот едва шевельнул в ответ замерзшими губами. Уходя, Голубкин оглянулся на темный корпус института. Свет на кафедре все еще горел.
Ночной звонок
Она не уволилась, и ее не уволили, хотя скандал был грандиозный. В практике их телефона доверия такого случая еще не было. Сперва никто ничего не понимал.
Звонившие недоумевали и решали, что аппарат просто-напросто испорчен. Галина, слегка придя в себя, с ужасом думала о том, сколько голосов ночного города попусту билось в ее «мертвый» телефон. Ее мучила совесть, и в ту ночь она плохо спала, несмотря на то что дочка к ней ласкалась, а муж посматривал как-то заискивающе.
Кроме того, она вообще отвыкла спать по ночам и теперь не находила себе места. Ближе к утру на телефон позвонило начальство с проверкой. Обычный контрольный звонок. Но телефон не отвечал. Там тоже решили, что поврежден аппарат, перезвонили Галине на мобильный — никаких результатов. Она его отключила на ночь. Приехали и обнаружили, что психолог, обязанный нести вахту, не то что спит — такое еще можно было как-то объяснить! Попросту сбежал!
Утро началось с ругани в кабинете их заведующего.
Юлия выслушала много неприятных новостей о своем будущем — начиная с выговора, кончая увольнением.
Она даже не хмурилась. Когда ей приходилось туго, женщина обычно начинала думать о чем-то совсем постороннем. Сейчас она думала о Дане. Значит, все кончено.
