— …его сердце, — договорил инспектор. — Да, ясно.
— Очень похоже на святого Лаврентия, — уточнила я, — которого, как вы знаете, поджарили на решетке.
— Благодарю тебя, Флавия, — сказал инспектор Хьюитт. — Полагаю, ты убедительно изложила свою точку зрения.
— Да, — признала я несколько самодовольно, — это да. Это все?
Сержант Грейвс широко улыбался над блокнотом, словно Скрудж над своими гроссбухами.
Инспектор Хьюитт нахмурил брови с выражением, которое я уже видела: с видом невыносимого любопытства, удерживаемого в прочной узде годами тренировки и сильным чувством долга.
— Думаю, да, за исключением одного-двух пунктов.
Я одарила его превосходной сияющей улыбкой: сплошь зубы и растянутые губы. Почти возненавидев себя за это.
— Да, инспектор?
Он подошел к окну, сложив руки за спиной, как мне уже доводилось видеть в нескольких случаях. Наконец он повернулся.
— Может, я брожу в потемках, — сказал он.
Если он ждет, что я начну возражать, ему придется ждать, пока не явятся коровы в бордовых пижамах.
— Твои наблюдения касательно смерти Руперта Порсона более чем блестящи. Но как бы я ни пытался, я никак не могу проследить ход твоей мысли относительно смерти Робина Ингльби. Сапожки — да… возможно. Это предположение, допускаю, но не уверенность. Слабая улика, когда дело дойдет до суда. Если дело вновь откроют, так вот. Но нам потребуется больше чем пара детских сапог, если мы хотим одержать победу над их светлостями.
Его интонации были почти умоляющими. Я уже решила, что некоторые мои наблюдения останутся навеки запертыми в моей голове: самородки дедукции, которые я сохраню для личного удовольствия. В конце концов, в распоряжении инспектора намного больше ресурсов, чем у меня.
Но потом я подумала о его прекрасной жене Антигоне. Что она подумает обо мне, если узнает, что я разрушила его планы? Одно было точно: это положит конец моим мечтам о том, чтобы выпить чаю в саду их со вкусом украшенного особняка.
— Ладно, — неохотно сказала я. — Есть еще несколько вопросов. Первое: когда Дитер примчался обратно на ферму, после того как обнаружил тело Робина в лесу Джиббет, окна дома были пусты. Никто не ждал его прихода, как можно было бы ожидать. Наверняка мать пропавшего ребенка сходила бы с ума в ожидании хоть какого-то известия. Но Грейс Ингльби не несла вахту у окна. И почему? Причина проста: она уже знала, что Робин мертв.
Где-то за моей спиной у викария перехватило дух.
— Ясно, — кивнул инспектор Хьюитт. — Очень любопытная теория… очень любопытная. Но ее все еще недостаточно, чтобы построить дело.
— Допускаю, — согласилась я. — Но есть кое-что еще.
Я по очереди окинула взглядом их всех: викария, инспектора Хьюитта и сержанта Грейвса, жадно обративших ко мне лица и ловивших каждое мое слово. Даже неповоротливый сержант Вулмер отвлекся от полировки своих сложных линз.
— Волосы Робина Ингльби всегда были как стог сена, — рассказала я. — Взъерошенные — вот, пожалуй, подходящее слово. Это можно видеть на его фотографиях. Тем не менее, когда его нашли на виселице, его волосы были так аккуратно расчесаны, будто он только что встал с кресла парикмахера. Мэг очень точно отобразила это в рисунке. Видите?
Все дружно втянули воздух, столпившись над страницей из моего блокнота.
— Такое может сделать только мать, — договорила я. — Она не смогла удержаться. Грейс Ингльби хотела, чтобы ее сын хорошо выглядел, когда его найдут повешенным за шею в лесу Джиббет.
— Господи боже мой! — сказал инспектор Хьюитт.
— Боже мой! — воскликнул отец. — Это штаб-квартира «Би-би-си». Они установили камеры на Портленд-Плейс.
Он встал из кресла в энный раз и быстро пошел по гостиной, чтобы покрутить ручки на телевизоре.
— Пожалуйста, тихо, Хэвиленд, — сказала тетушка Фелисити. — Если бы «Би-би-си» были интересны твои комментарии, они послали бы за тобой.
Тетушка Фелисити не успела вернуться в Хэмпстед, как поспешила обратно в Букшоу, как только ей в голову пришла мысль. Она взяла напрокат телевизор («за разорительные деньги», как она поспешила нам указать) и поэтому теперь наслаждалась значительно возросшей диктаторской властью.
Рано утром накануне рабочие начали монтировать антенну на крыше Букшоу.
— Она должна стоять достаточно высоко, чтобы ловить сигнал из новой передающей башни в Саттон-Колдфилде, — сказала тетушка Фелисити голосом, подразумевавшим, что телевидение — это ее изобретение. — Я хотела, чтобы мы все поехали в Лондон на погребение Порсона, — продолжила она, — но, когда леди Берваш вскользь упомянула, что Ситвеллы будут смотреть его по телевизору… Нет-нет, не возражай, Хэвиленд. Это в образовательных целях. Я делаю это только ради блага девочек.
Несколько мускулистых рабочих в комбинезонах выгрузили оборудование из фургона и занесли в гостиную. Там телевизор и припал к полу, единственным серым глазом, как у циклопа, уставившись на нас, собравшихся в его зловещем свете.
Даффи и Фели устроились вдвоем на «честерфильде»,[92] изображая скуку. Отец пригласил викария и велел им следить за языком.
Миссис Мюллет водрузилась в удобное «крылатое кресло»,[93] а Доггер, предпочитавший не садиться в присутствии отца, молча стоял рядом с ней.
— Интересно, есть ли телевизоры на Портленд-Плейс, — лениво полюбопытствовала Фели, — или, может быть, люди там из окон выглядывают?
Я сразу же опознала попытку уколоть отца, чье презрение к телевидению было легендарным.
«Телевизор — это побрякушка, — отвечал он, когда мы умоляли его установить приемник. — Если бы Бог хотел, чтобы картинки посылались по воздуху, он бы никогда не даровал нам кинотеатры».
«Или Национальную галерею», — кисло добавлял он.
Но в этом случае над ним одержали победу.
— Но это же история, Хэвиленд, — громко сказала тетушка Фелисити. — Ты бы лишил своих дочерей возможности видеть, как Генрих V обращается к своим людям в день святого Криспина?
Она встала в позу в центре гостиной:
Старик о них расскажет повесть сыну,
И Криспианов день забыт не будет
Отныне до скончания веков;
С ним сохранится память и о нас —
О нас, о горсточке счастливцев, братьев.
— Вздор! — заявил отец, но тетушка Фелисити, словно Генрих V, неустрашимо продолжила:
Тот, кто сегодня кровь со мной прольет.
Мне станет братом: как бы ни был низок,
Его облагородит этот день;
И проклянут свою судьбу дворяне,
Что в этот день не с нами, а в кровати:
Язык прикусят, лишь заговорит
Соратник наш в бою в Криспинов день.[94]
— Все это очень хорошо, но в 1415 году не было телевидения, — произнес отец довольно угрюмо, совершенно не уловив смысл ее слов.
Но затем произошло кое-что знаменательное. Один из наладчиков, тот, что находился в гостиной, уставился в приемник и начал выкрикивать инструкции через окно коллеге на лужайке, а тот, голосом муштрующего сержанта, передавал их человеку на крыше.
— Держи ее, Гарри! Назад… назад… назад. Нет… ты потерял сигнал. Назад, в другую сторону…
В этот самый момент отец вошел в комнату, собираясь, как я предполагаю, обдать презрением всю эту операцию, когда его взгляд привлекло что-то на испещренном полосами экране.
— Стоп! — завопил он, и его слово затихающим эхом было передано наладчикам на лужайку и вверх на крышу.
— Бог мой, — сказал он. — 1856 год, «Британская Розовая Гвиана».[95] Немного назад! — крикнул он, показывая руками.
Снова его инструкции были переданы по цепочке наверх, и картинка немного прочистилась.
— Точно как я думал, — сказал он. — Я знал, что она где-то есть. Ее выставляют на аукцион. Включите звук.
Как иногда подстраивает судьба, «Би-би-си» в этот момент передавало программу о марках, и миг спустя отец подтащил кресло, нацепил на нос очки в проволочной оправе и отказался двигаться с места.
— Тихо, Фелисити! — гаркнул он, когда она попыталась вмешаться. — Это чрезвычайно важно.
Так и случилось, что отец позволил Одноглазому Зверю обосноваться в гостиной.
По крайней мере на какое-то время.
И теперь, когда приближался час предания Руперта земле (я слышала, как эту фразу Даффи повторяла для миссис Мюллет), Доггер отошел в вестибюль, чтобы впустить викария, который, хоть и не проводил похороны, тем не менее почувствовал профессиональную необходимость пожать руки каждому из нас, войдя в гостиную.
— Боже, боже, — сказал он. — Подумать только, что этот бедняга испустил дух прямо здесь, в Бишоп-Лейси.
Как только он занял место на диване, снова зазвенел звонок в дверь, и через несколько секунд Доггер вернулся с неожиданным гостем.
