– Это же ублюдок, похитивший Шилу!
Она хотела было закрыть дверь, но Беллерозе заблокировал ее ногой.
Оттеснив Буш, Свистун вошел в номер.
– Да нет, я ее вовсе не похитил.
– И Дома вы взорвали. И мы нашли от него только палец.
Она была изумлена, но такой уж испуганной не казалась. Зрачки глаз были у нее чересчур большими и чересчур черными. Она была на взводе – пьяна и не только пьяна.
– Уебывайте отсюда, – заверещала она. – Сейчас орать буду.
– Прошу прощения, мэм, но взгляните же наконец сюда, – вновь подсовывая ей жетон, несколько раздраженно сказал Беллерозе. – Я офицер полиции из Нового Орлеана, и мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.
– А вам известно, что этот мужик взорвал Дома Пиноле? Буквально в клочья разнес!
– Строго говоря, мне это известно, но сейчас меня куда больше интересуют Нонни Баркало и Джикки Роджо. А они, насколько я знаю, живы и здоровы.
– Ничего не знаю!
В дверь постучали. Свистун, отступив на шаг в сторону, открыл. Официант вкатил тележку, на которой находились глубокое блюдо салата, маленький хлебец с приложенным к нему ножом, тарелка сливочного масла, две бутылки водки, ведерко со льдом и шейкер.
– А вот и мой ланч, – сказала Буш. – Вы поглядите только на этот салат. На троих хватит.
– А с чем он? – спросил Беллерозе.
– С голубым сыром.
Беллерозе сел на диван, поставил на пол алюминиевый туб.
– Мой любимый.
Официант подкатил тележку к дивану. Буш подмахнула счет, воспользовавшись карандашом для ресниц, и подсела к лейтенанту. Свистун застыл на месте, не понимая, что, собственно говоря, происходит.
Беллерозе разложил салат по тарелкам, а когда Свистун сказал, что ему не надо, сделал такое лицо, что частному сыщику стало ясно: хозяйку номера обижать отказом не следует. Затем лейтенант попросил Свистуна смешать три порции водки с тоником.
– Вообще-то я пью абсент, – пояснила Буш. – Только не думаю, что у них есть настоящий.
– Я тоже не думаю, – сказал Беллерозе.
Он попробовал салат и объявил, что тот хорош. Буш сидела рядом с ним, практически вывалившись из халата; она ела латук с вилки и походила при этом на кролика. Беллерозе раскрыл конверт и разложил, доставая их по одному, чудовищные снимки.
Буш оцепенела. Она подалась вперед, чтобы рассмотреть получше. Вилка выпала у нее из руки, а латук изо рта.
– Смотрите, как бы вас не вырвало, – хладнокровно сказал Беллерозе.
– Почему вы это со мной делаете? – жалобно спросила Буш.
– Никто с вами ничего не делает. Все, что было сделано, сделали с этими двумя бедняжками. А ведь одна из них была такой юной! Вы когда-нибудь видели эту темнокожую малышку?
Буш кивнула.
– А когда вы ее видели?
– Года два назад. – Где?
– В Новом Орлеане.
– А где конкретно?
– В киностудии в Устье.
– И что она там делала?
– Снималась в кино.
– В фильме с еблей?
– В фильме с любовью.
– Это Баркало их так называет?
– Нет, это я их так называю.
– А почему так?
– Ну, это звучит приличней того, что сказали вы.
– А вы присутствовали при том, как ей отрубили голову?
– Нет, что вы! Нет! – Буш заплакала. – Сейчас вернется Баркало.
– А куда он пошел? – осведомился Свистун. Тихим голосом, бесплотным голосом. Голосом, который вполне мог бы прозвучать в человеческом мозг.
– Пошел на встречу с мистером Кейпом. Это очень важный человек. А они, знаете ли, собираются стать деловыми партнерами.
– В каком деле?
Она словно бы взяла себя в руки.
– Нет, не надо!
– Надо, – категорически отрезал Беллерозе и уступил инициативу Свистуну.
– В каком деле?
– Ну, вы же сами знаете. То, о чем мы с вами и толкуем. Это все, что мне известно. Баркало не обсуждает со мной своих дел.
– А что насчет женщины из Вьетнама?
– А что, они и ей тоже отрубили голову прямо перед камерой? – с расширившимися от ужаса глазами спросила Буш.
– Тоже? Значит, хотя вы при этом и не присутствовали, вам определенно известно, что юную мексиканку они убили именно так?
– Определенно мне ничего не известно. Мне вообще ничего не известно, и я никогда не говорила по-другому. Я слышала о том, что так было. Но я много чего слышала про Нонни, Дома и Джикки. И все истории одна страшнее другой.
– И при всем при этом вы даже не задумались о том, чтобы расстаться с ними? – спросил Свистун.
Буш посмотрела на него так, словно он задал ей откровенно дурацкий вопрос.
– Я всю жизнь слышу страшные истории.
– Ладно, допустим. – Беллерозе вновь повел допрос. – Итак, эта вьетнамка. Вы ее знали?
Буш кивнула.
– Как ее звали?
– У нее было много имен.
– Например?
– Конни Ву. Салли Сайгон. Дорис Квим. Лихо, правда? Мне она сказала, чтобы я называла ее Лилиан. И я называла ее Лилиан.
– А настоящего имени вы не знали?
– Откуда? Да и зачем? У кого это, интересно, настоящее имя?
– А вы когда-нибудь слышали, как Баркало рассказывал своим друзьям об убийстве этих женщин?
Она покачала головой.
– Или о каких-нибудь других убийствах? Она вновь покачала головой, но на этот раз это далось ей куда труднее.
– А как насчет одной парочки? Чиппи Берд и Лейси Огайо?
– Нет! Нет! Нет!
– А как насчет Честера Бухерлейдера и Лоретты Оскановски?
– Нет! Нет! Нет! Меня сейчас вырвет. Беллерозе, покачав головой, собрал фотографии и спрятал в конверт.
– Имеете сообщить нам еще что-нибудь?
– Нонни убьет меня, если узнает, что я с вами разговаривала.
– А вы понимаете, что жили с самым настоящим чудовищем?
– Нонни убьет меня!
– Если вы услышите, как Баркало говорит с Роджо о том, чтобы убить еще кого-нибудь, скажем, мистера Уистлера, то позвоните нам по одному из этих телефонов. – Он достал визитную карточку и передал ее Свистуну, подсказав: – Номер "Милорда".
Свистун записал номер и передал карточку Беллерозе. Тот сложил ее несколько раз, пока она не стала величиной с четвертак, и подал Буш. Она попятилась от него, надувшись, как маленькая девочка. Беллерозе сунул карточку ей в вырез халата, в ложбинку меж пышных грудей. Она поглядела на него так, словно он ее приласкал, а ей самой хочется дать понять, что она не против того, чтобы он продолжил.
– Я сожгу эту бумажку, как только вы, ублюдки, уберетесь отсюда. Нонни убьет меня.
Беллерозе снял с кофейного столика алюминиевый туб.
– Может, и не Нонни отрезал голову этой проститутке из Сайгона, но кто-то все равно это сделал. И послал голову в Новый Орлеан. А тело оставил в Лос-Анджелесе.
– Что?
Буш показалось, будто лейтенант внезапно заговорил на незнакомом ей языке.
– Но это другая история, и о ней мы, возможно, поговорим в следующий раз. – Он отщелкнул застежки и отвалил крышку. – Посмотрите. По-моему, некрасиво оставлять голову женщины на льду в одном городе, а тело в другом.
Из открытого туба валил пар: это испарялся сухой лед.
Буш хотела было отвернуться, поняв наконец, что имел в виду Беллерозе.
– Господи, не приволокли же вы…
Она не договорила, потому что у нее забулькало и заклокотало в горле. Из глаз хлынули слезы. А Беллерозе то приоткрывал крышку на дюйм, то вновь отпускал ее, ловко орудуя веснушчатыми руками. Буш скрючило, как от внезапной боли в животе, но она продолжала смотреть.
– Значит, позвоните, как только что-нибудь услышите.
Баркало встал.
– Я этим уже занимаюсь. Так что им стоило бы хорошенько потрахаться напоследок.
– Скверно придумано, – возразил Кейп. – Этот Уистлер разгуливает по городу и произносит мое имя там, где его произносить нельзя.
– Я же сказал: беспокоиться вам не о чем.
– Ты не понял. Если сейчас что-нибудь случится с этой парочкой, думаю, всего моего влияния не хватит на то, чтобы мое имя не всплыло в ходе следствия. Я хочу, чтобы ты оставил их в покое. До поры до времени. Пока у него не кончился кураж. Пока он не предъявит к оплате какого-нибудь счета. Пока все не уляжется.
– Не знаю, Уолтер. Не уверен, что у меня это выйдет.
Кейп, нахмурившись, промолчал.
– Этот Уистлер убил Дома Пиноле. Может, мы с вами такое и стерпели бы, только Джикки Роджо не стерпит. Да и не захочет. Он, можно сказать, уже вышел на охоту.
В том, чтобы отправиться вдвоем за газетами, было даже что-то семейное. К газетным автоматам на углу они шли, держась за руку. Как будто были женаты целый год, а то и все три. Если не считать того, что Свистун думал о пушке. О той самой пушке, которую не взял с собой в Новый Орлеан, вполне допуская, что там его могут обыскать. О той самой пушке, которая по-прежнему лежала у него дома и от которой, соответственно, будет мало толку, если по его душу явится парочка новоорлеанских бандитов Баркало и Роджо или, не исключено, еще кто-нибудь нанятый Уолтером Кейпом во избежание того, чтобы Свистун и впредь трепал его славное имя по всему городу.
