— Оксана стала добиваться моей дружбы, — вновь заговорил я, — прикидываясь скромницей и тихоней, а когда почувствовала, что я клюю на ее прелести, пригласила в кафе. Туда же она вызвала заранее Владимира Садовникова, который наверняка и являлся ее настоящим любовником. Парень был, очевидно, уже в курсе замыслов подружки и у кафе «Сад желаний» устроил со своими дружками со мной потасовку, прикидываясь Джигой, о существовании которого в свите Паштета Стенькина знала все от той же Ветровой. Цель же устроенного у кафе спектакля была одна — убедить меня в том, что Оксана Стенькина является Оксаной Ветровой — это ей было нужно для ее дальнейших замыслов. Позже у меня дома, поиграв немного в недотрогу, Оксана прыгнула ко мне в постель, а через день объявила, будто беременна, что также ей в дальнейшем пригодилось бы.
На следующий день отчасти из-за любопытства, отчасти из-за того, чтобы доказать рыжему майору, что я не имею к ограблению музея никакого отношения, я взялся за розыски банды Паштета. Мне удалось узнать, куда преступники побежали после ограбления и на какой марке автомобиля уехали, но дальше, увы, их след терялся. Отчаявшись отыскать грабителей, я бросил их поиски. Но Стенькину такой расклад не устраивал. Ей необходимо было, чтобы я вышел на Паштета, дабы подставить меня ему, а Паштет, в свою очередь, узнал бы о моем существовании. И Оксана, выведав у своей подруги адрес Вещагина, а также узнав, что он обретается в бильярдной, назначает мне неподалеку от этого заведения в кафе «Солнечное» встречу, чуть ли не ткнув носом в припаркованную на автостоянке машину Витька. К тому времени прошло уже десять дней, я многое передумал о мнимой беременности Оксаны и пришел к выводу, что не готов к рождению ребенка, а потому в кафе стал настаивать на том, чтобы девушка сделала аборт. Поход к гинекологу в планы Стенькиной не входил, она рассчитывала водить меня за нос до совершения ею задуманного, но под моим давлением была вынуждена сдаться, иначе я мог бы просто порвать с ней, а следовательно, сорвать так четко спланированную хитроумную комбинацию. Пока мы в «Солнечном» обсуждали проблему «беременности» Оксаны, проворонили Вещагина. Постигла нас неудача и в бильярдной — адреса Витька нам не дали, но Оксана, не желавшая ждать, когда я сам выйду на Вещагина, решила поторопить события. Она отправилась к завсегдатаю бильярдной, криворотому мужику, поговорила с ним о чем-то отвлеченном, а когда вернулась ко мне, то выдала уже давно известный ей адрес Витька, сказав, что его ей сообщил несговорчивый мужик.
Ну а на следующий день, когда я отыскал Вещагина и через него вышел на дом Паштета, засветившись тем самым перед бандой, все и произошло. Оксана приступила к действиям. Как раз и момент подходящий настал — мама Ветровой уехала ночевать к сестре, настоящего Джиги не было в городе, так что попасться на глаза он мне или я ему в неподходящее время не мог. Уж и не знаю, одна действовала Стенькина или ей помогал Садовников, — при этих словах я глянул в сторону несколько приунывшей Оксаны, — следствие покажет. Но в этот день Ветрову убили из пистолета Паши, а труп лицом вниз положили в кладовку, предварительно надев на тело бордовую ночную рубашку. Затем Стенькина и Садовников отправились к институту гинекологии. Едва девушка вошла в институт, как к его воротам подъехал я. Замешкавшийся Садовников был вынужден спрятаться в подъезде дома. Ему бы следовало уйти через второй выход подъезда, да он из-за любопытства задержался, за что и поплатился — я его заметил и взял в оборот. Садовников вновь был вынужден выдать себя за Джигу, а подошедшая Оксана поддержала рассказанную мне Садовниковым легенду о том, что он якобы следит по просьбе Паштета за девушкой, и, спасая парня от моих дальнейших расспросов, чуть ли не силой выгнала его из подъезда. Но этот инцидент принес мне удачу — у меня на руках осталась визитная карточка Садовникова.
Разыгрывая из себя немощную после аборта женщину, Стенькина привезла меня к Ветровой домой, где в гостиной на пианино стояла заранее выставленная ею фотография Джона. Конечно же, как и рассчитывала девушка, я обратил на снимок внимание и запомнил лицо англичанина. А позже Оксана, большая мастерица устраивать всякого рода мистификации, разыграла очередную сценку, в которой главным действующим лицом явился некий мужчина, а именно — Джон. Показав мне, где туалет, Стенькина зашла в закуток и, дождавшись, когда я выйду из кабинки, позвонила англичанину и затеяла с ним рассчитанный на мои уши громкий разговор, из которого можно было заключить, что он собирается приехать к ней в гости. Потом, отключив мобильник, уже в моем присутствии Оксана положила его на брус таким образом, чтобы он упал в щель. Рассчитан этот трюк был на то, чтобы я позже забрал телефон и посмотрел, с кем она разговаривала. — Я поежился и печально взглянул на Дашку. — Как представлю, что все то время, пока я пребывал в доме Ветровой с Оксаной Стенькиной, труп хозяйки дома находился в кладовке, мороз по коже пробирает.
— Да уж, конечно, — содрогнулась, очевидно, представив мертвую девушку, Дашка и повернулась к Стенькиной. — Что, сука, не жалко было убивать подругу?
— Убийство еще доказать нужно, — фыркнула Оксана.
— А я и доказывать ничего не буду! — взвилась Дашка, и глаза ее зло сузились. — По хлебальнику надаю да пару ребер сломаю, сама вся расскажешь. У меня на тебя давно кулаки чешутся, с самой первой нашей встречи.
Оксана дико посмотрела на девушку, а я вмешался в перепалку:
— Ладно, Дашка, дай я дорасскажу историю, а уж потом будем эту стерву потрошить.
Стенькина и на меня посмотрела сумасшедшим взглядом, а я вернулся к прерванному рассказу:
— Дальше к разыгрываемой в общем спектакле сценке с таинственным мужчиной присоединяется Владимир Садовников. Он приезжает домой к Ветровой, Стенькина выходит к нему, предварительно сделав все для того, чтобы в дальнейшем у меня сложилось впечатление, будто приходил англичанин. Я к тому времени уже выпил последнюю рюмку водки. Меня вдруг страшно потянуло в сон. Оксана отвела меня в спальню и уложила в кровать и, засыпая, я запомнил, что девушка надела бордовую шелковую ночную рубашку и вышла к вновь вернувшемуся и позвонившему в дверь мужчине. Наверняка она подмешала мне что-то в спиртное, потому что спал я без задних ног до утра. Рассчитано это было на то, чтобы я ненароком не проснулся среди ночи и не хватился ее раньше времени. Сама же Стенькина, прихватив из кладовки картины и пистолет, а также с пианино подаренную ей Джоном фотографию, вместе с поджидавшим ее у ворот Садовниковым покинула дом Ветровой.
Утром я проснулся, пошел искать Оксану и наткнулся в кладовке на лежавший вниз лицом труп девушки. Нет, подружки не были похожи, но они были примерно одинаковой комплекции, и у них были почти одного цвета и длины волосы. К тому же на убитой была шелковая ночная рубашка — точно такая же, какую накануне надевала передо мной в спальне Оксана. Наверняка Стенькина позаботилась о ней загодя и купила похожую на рубашку подруги в каком-нибудь элитном магазине нижнего белья. Так что нет ничего удивительного в том, что я принял мертвую девушку за Стенькину.
— Вам нужно было набраться смелости, перевернуть труп и заглянуть убитой в лицо! — вставила Дашка, метнув полный презрения и ненависти взгляд в сторону Стенькиной. — Тогда бы все сразу открылось, и эта тварь уже давно сидела бы там, где ей и место, — на нарах.
— Вот именно — набраться смелости, — произнес я с горечью. — Но я струсил. Да-да, струсил, такой большой и сильный… Я не только не притронулся к трупу, но и вообще о том, что находился в доме, в полицию решил не сообщать. На это Стенькина и делала ставку, выстраивая свой чудовищный план. Кроме того, зная о моей страсти вести всякого рода расследования, она подбросила мне мобильник с сохранившимся в его памяти номером телефона Джона, желая пустить меня по ложному следу. По замыслу Оксаны, я должен был бы сразу же вспомнить о мобильнике и забрать его из щели. Я, наверное, так бы и поступил, но в дом Ветровой неожиданно заявился Паштет, и мне пришлось ретироваться. Так что до мобильника я добрался пару дней спустя — и тем не менее добрался и поступил именно так, как и хотела Оксана. Но, пуская меня по ложному следу, Стенькина, в свою очередь, подставляла меня Паштету. Я даже подозреваю, что она каким-то образом, например, через того же Садовникова, дала знать жениху Ветровой, что именно я ночевал в доме девушки, и подсказала, где меня искать. Потому-то приятели Паштета так быстро и нашли мой дом и место моей работы. А бросала она меня на растерзание жениху Ветровой из-за того, что сама пуще огня боялась бандитов. Жених Ветровой — и в этом можно не сомневаться — знал о том, что у его невесты есть близкая подруга, причем наверняка знал ее в лицо, и если бы Стенькина не подсунула ему меня в качестве убийцы Оксаны, то сама стала бы подозреваемой номер один. Возможно, в конце концов, на нее и вышла бы банда Паштета, а то и полиция, но пока бы они распутали ту паутину, что сплела Стенькина, она давно бы сбагрила картины и укатила куда-нибудь с десятью миллионами. Меня же Стенькина в расчет не брала. Она была уверена в том, что я никогда не догадаюсь, что она жива, а уж тем более не смогу разыскать ее. Но она просчиталась. Все пошло немножко не так, как планировала Оксана. Первое, что меня смутило: пришедший ко мне на работу майор Самохвалов сообщил, будто убитая Ветрова была беременна. Я вначале подумал, что здесь какая-то ошибка, но потом решил — Оксана обманула меня с абортом, желая сохранить моего ребенка. Затем, когда мы с тобой, Даша, попали в плен к Паштету и он сказал, что Ветрова из их компании и тоже участвовала в ограблении, мне стало ясно, что Оксана меня здорово дурачила, преследуя какую-то цель. Но мне тогда и в голову не могло прийти, что Оксана — во всяком случае, та, которую я знал, — жива… и я снова стал успокаивать себя мыслью, что девушка просто влюбилась в меня, а потому тщательно скрывала от моей персоны свою причастность к ограблению. Хотя, признаться, успокоиться до конца мне так и не удалось, меня продолжал грызть червь сомнения, что во всем этом деле что-то не так и кто-то здорово водит меня за нос. Ну а потом я вышел на Джона — и пошло-поехало.
