Скоро Славка понял, в каком направлении едут – через Пехотинцев на Бебеля в сторону "Уральских коммерсантов". Вообще-то полдюжины трамвайных и автобусных остановок, сконцентрированных в районе оживленной транспортной развязки, по названию одной из улиц именовались "Уральских коммунаров", но с тех пор, как здесь построили огромный вещевой рынок – "Самый длинный прилавок Урала", как его рекламировали хозяева, – народ внес коррективы, осовременив устаревшее слово. Сам рынок, официально именовавшийся "Таганский ряд", звали просто Таганским, Китайским, но в последнее время чаще всего Бебелевским, хотя германский социал-демократ и депутат рейхстага Август Бебель вряд ли одобрил такое проявление ревизионизма и капитализма.
На пустырях возле рынка имелось несколько обширных автостоянок, укатанных асфальтом и огороженных решетчатыми заборами. Функционировали они исключительно в дневное время, когда работал рынок, а по вечерам пустовали. Джип вкатился в настежь распахнутые ворота и остановился в центре огромного черного прямоугольника. Почему-то на асфальте снега не было, то ли растаял, то ли подмели, то ли ветром сдуло. "Москвич" остался у ворот.
Ждать пришлось минут десять. Все это время Старков с наслаждением расписывал пытки, каким непременно подвергнут Славку перед тем, как убить. Даже такой виртуальный садизм доставлял ему удовольствие.
– Возьмут тупую пилу и начнут ногу отпиливать. Прямо по голени, по самой косточке – вжик-вжик, вжик-вжик, туда-сюда, туда-сюда. Есть такая пила, "Дружба-два" называется, или ещё – "Ты – мне, я – тебе". Знаешь, да?
– Знаю, да, – кивнул Славка. – Я только понять не могу, как вы меня вычислили.
– На то мы и спецназ, – гордо вскинул голову Старков, – чтобы такие дела проворачивать. Куда ты идешь, к кому, зачем – все знали. А откуда информация, пусть этот вопрос тебя и дальше мучает.
Ижак явился на огромной, словно бронекатер, иномарке. Как говорится, большому кораблю – большие якоря. Два могучих джипа, набитых охраной, остались в воротах, перекрыв их наглухо.
– Родик, – обернулся с переднего сидения Старков, – сходи, разведай. Если эта сволочь что-то затеяла, стреляй сразу.
Сидевший слева парень молча расстегнул "молнию" куртки, щелкнул предохранителем пистолета, сунул оружие за ремень брюк, покинул кабину и громко захлопнул дверцу. Славка встрепенулся. Может, в самом деле бандиты перессорятся, затеют перестрелку, а он под шумок сбежит. Но все произошло, как планировалось. Старков долго сидел в лимузине Ижака, пересчитывал деньги. Потом Славку вытолкнули из джипа.
– Дурак ты, – сказал Славка на прощанье, когда его подхватили с двух сторон ижаковские орлы, – он бы и двадцать отвалил. Я один знаю, где деньги лежат. Очень большие, миллиарды! – крикнул, когда уже запихивали в машину.
Успел увидеть вытянувшуюся физиономию Старкова с отвисшей челюстью. Получил напоследок удовольствие. Теперь пусть этот гад мается, что продешевил. Но настроение сразу упало, как только оказался в салоне.
Между передними сиденьями и задним диванчиком было непривычно большое расстояние. Можно не только ноги вытянуть во всю длину, но ещё и столик откинуть. На диванчике развалился худощавый мужчина с загорелым лицом, изрезанным глубокими морщинами. Дорогой костюм болтался на нем, как мешок на колу. Галстук отсутствовал, а в расстегнутом вороте белой рубашки блестела золотая цепь в два пальца шириной. Пальцы с обкусанными ногтями украшали несколько перстней-печаток, настоящие "гайки". На остальных пальцах перстни были вытатуированы. Славка знал, что это своего рода паспорт вора, но значение наколок было ему непонятно.
Поставленный на колени в жарком салоне, Славка постепенно приходил в ужас. Мужчина, очевидно, сам Ваня Ижевский, он же просто Ижак, молча смотрел на него пронизывающим, как рентген, взглядом, словно шарил в потрохах, отыскивая самую чувствительную и болезненную жилку. Не спеша вынул из кармана золотой портсигар, вставил в янтарный мундштук дешевую пролетарскую сигаретку без фильтра. Видать, был в этом какой-то особый понт, мол, я простой парень, хоть и богат, как Рокфеллер, не могу накуриться американской травой, подайте мне "Приму" Иркутской фабрики! С водительского места тут же протянулась длинная рука с горящей зажигалкой.
– Ты зачем, паренек, чужое взял? – соблаговолил заговорить Ижак, окутавшись едким дымом. Голос у него был такой же едкий.
– А чего? – пожал плечами Славка, голос предательски дрожал. Квартиру разбомбили, ребра сломали…
– А ты бы ко мне пришел, – сощурился бандитский авторитет, пожаловался: так, мол, и так, беспредел идет. Я бы развел по понятиям, чисто по справедливости, значит.
"Издевается, скотина," – с безнадежной тоской подумал Славка и промолчал.
– Деньги-то все размотал или осталось малехо? – как бы между прочим поинтересовался Ижак.
– Да почти все цело, могу вернуть, – Славка лихорадочно соображал, как бы подольше потянуть время. На тот свет он не торопился.
– Сорок пять тысяч увел с рынка, – принялся перечислять Ижак, дымящейся сигаретой рисуя в воздухе цифры, – сейчас за тебя ещё двадцать тысяч отдал, да ещё пеня набежала. Штраф опять же положен. Когда отдавать собираешься?
– Отработаю, – просипел Славка. Он не рискнул уточнять прозвучавшие цифры, бессовестно завышенные старым вором. – Могу прямо сейчас большую часть возвратить.
– Рассказывай, – милостиво разрешил Ижак.
Лимузин тронулся. Главарь разбойников по сотовому телефону отдавал распоряжения своей личной охране. Один джип пристроился сзади, второй шел впереди. Славка, правда, этого не видел. Он лежал на полу лицом вниз, прижатый ногами Ижака в новеньких шикарных туфлях. А вот носки у бандита, похоже, были очень старые. Во всяком случае, разило от них, словно у хозяина других не имелось, как вышел в этих из тюрьмы в прошлый раз, так и носил не снимая. А ноги мыть вообще терпеть не мог.
Кавалькада из трех машин нагло продефилировала по дорожкам сквера на площади Обороны, по тротуару объехала здание педагогического колледжа и остановилась на задворках. Дальше дороги не было. Два тополя, да огромный разлапистый сук, сломанный бурей ещё в начале осени, перекрывали путь.
Захлопали дверцы. Славку выволокли на снег, поставили на ноги. Ежась от холода, он побрел к пожарной лестнице, с тоской поглядывая на светящиеся окна соседних домов, до которых рукой подать, только улицу перейти. Ижаковские телохранители тем временем быстро обшарили маленький заброшенный дворик.
– Порядок, – доложил один из них, – кругом стены, хрен перепрыгнешь.
– То-то и оно, – проскрипел Ижак, он тоже вылез на мороз в одном костюмчике, стоял, втягивая голову в плечи, и попыхивал сигареткой, – нам здесь тоже чисто мышеловка. Ну, – подошел к Славке, – показывай, куда башли закурковал.
– Там, – поднял Славка скованные наручниками руки, – на чердаке.
– Изгаляешься, – укоризненно сказал Ижак и резко хлестнул Славку по лицу тыльной стороной ладони, – горя просишь.
Он ещё раз с силой въехал костяшками пальцев в грудь, и Славка упал, закашлявшись. Больно не было, только губы онемели, но он предпочел сделать приятное старому вору. Пусть думает, что такой могучий, одним ударом с ног валит. А то ещё призовет на помощь своих дуболомов, те точно изувечат с ходу.
– На чердаке в шлак зарыты, – плаксиво повторил Славка, над ним уже стояли два мордоворота в кожанках, готовые пустить в ход кулаки, – чего мне врать, чтобы ещё хуже стало? Тут другой дороги нет, только по лестнице через крышу.
– Свету подайте! – скомандовал Ижак, не меняя позы.
– Какую? – спросил непонимающе один из холуев, но сразу допер, о чем речь, и хлопнул себя по лбу. – А! Свет! Фонарик сюда! – заорал в сторону машин.
Началась возня и беготня. Фонарика, естественно, ни у кого не нашлось.
– Долго мне тут дубареть? – рассвирепел Ижак. – Колотун, не май месяц, засохнуть можно, а они не телятся. Совсем уважать перестали?
– Сейчас, Иван Александрыч, уже готово, – засуетилась братва.
Вспыхнул огонь. Похоже, сообразили, что делать. Соорудили факел из тряпок, намоченных в бензине. Яркое пламя, высоко поднятое на палке, осветило желтую стену, выхватило из темноты нижний край железной лестницы.
– Так это ж третий этаж! – присвистнул кто-то.
Славка по-прежнему валялся на куче мерзлого мусора. Его знобило от холода, куртка осталась на полу в лимузине. Где-то здесь под грязными картонками лежал пульт дистанционного управления лебедкой. Он осторожно пошарил под собой, делая вид, что продолжает корчиться от боли. Яркий свет факела помог сориентироваться. Пока все глазели на лестницу, Славка нащупал продолговатую коробочку пульта. Но полиэтиленовый мешок, в который тот был завернут, крепко вмерз в окружающий мусор. Встав на четвереньки, упершись лбом в грязный снежок, прикрыв собой манипулирующие руки, принялся рвать пальцами полиэтилен. Орудовать скованными руками очень неудобно, но справился. Расстегнув кнопку на джинсовой рубашке, затолкал пульт под нее. Поправил сверху свитер.
