– Вот же... (дамам, прошу заткнуть уши, на мгновение) ...так и знал, что какая-нибудь бабская дрянь!
– Согласен, Аполлон Григорьевич, угол зрения приводит к опасным ошибкам. Мы видели то, что видит мужчина. Но даже если бы носили шляпки, упаси боже, все равно блуждали в потемках. Потому, что все было слишком просто придумано. Так просто, что только особый взгляд помог.
– Да не томите, Ванзаров! – простонал Лебедев, – А то напьюсь один. Будете мое тело до дома везти на себе.
– Тогда просто и без затей... – сказал Родион. – Колесо лечебной игры в «жертву и убийцу», придуманное доктором Карсавиным, большим ученым и начинающим велосипедистом, не желало крутиться. Барышни лениво фантазировали невероятные способы убийств, от которых никакого целительного прока. И тогда Карсавин решил подключить свою дочь, Софью Петровну, которую тоже требовалось лечить от нервного расстройства. Что говорил дочери Карсавин, и как дело было, мы уже не узнаем. Важно другое: Софья Петровна загорелась идеей стать самой собой, разбудив зверя, дремавшего в душе и не дававшего насладиться радостями половой жизни сполна. Пользуясь тем, что пациентки отца были ее институтскими подругами, она стала рассказывать им, как умная женщина может просто убить другую женщину, получив от этого заряд бодрости и веселья, без всякого риска оказаться на виселице. Для это есть главное оружие: шляпная коробка. В нее можно спрятать, что угодно – хоть крысу, хоть бомбу. Прислали коробку – жертва испугалась, например, броска Гоголя, нашла записку с розой (память институтских забав в девичьи тайны) и поняла, что «убита». Подруги возгорелись, и началась активная подготовка. Доктор Карсавин, читая письма, не мог нарадоваться на талант дочери: пациентки выздоравливали на глазах. Только не знал он, что любимое дитя решило запустить собственное колесо. Софья Петровна почувствовала, что счастье, которого не могла обрести ни в одном опыте любви, может быть найдено на тонкой грани жизни и смерти...
– Хотите сказать, она баловалась с трупами? Примитивно...
– Не с трупами. Она смотрела в глаза умирающего, быть может, целовала в губы, и получала то, что хотела... За мгновение до смерти.
Лебедев молча налил рюмку, опрокинул не закусывая, и спросил:
– Для чего ей понадобились такие сложности?
– Наоборот, все предельно логично. Самой пачкать руки было неинтересно, да и боялась не справиться. Нужно верное, не рассуждающее и всегда готовое оружие. И тут госпожа Карсавина нашла удивительно красивое и простое решение.
– Стойте! – не сдержался Лебедев. – Хотите меня убедить, что это не Карсавина убила столько народу?
– Это логично, – сказал Родион. – Она приложила руку только к одной смерти...
– Авроры Грановской?
– Именно эту логическую ошибку мы допустили. Двойное отравление конфетами «Итальянская ночь» в тот жаркий день мы как бы назвали: «Убийство госпожи Грановской и ее горничной».
– А как надо было?
– «Убийство Зинаиды Ипатьевой и ее хозяйки»... Да, Аполлон Григорьевич, не смотрите на меня так. Софья Петровна пришла травить Зинаиду. Аврора была вынужденным дополнением.
– Убивать горничную? Зачем?
– Зинаида – такая же выпускница-смолянка, как Карсавина, Грановская и прочие барышни круга. Она была куда богаче их, но из-за беды, устроенной игроком-отцом, лишилась всего и пошла работать горничной к своей подруге. Ни в какой другой дом барышню с таким пятном и без рекомендаций не взяли бы! Это была дружеская помощь Авроры.
– Допустим. А зачем убивать?
– Попробую обрисовать, что случилось, – сказал Родион и облизнулся. Горло давно требовал влаги, но он боялся сбиться. – В утро именин все были очень заняты. Антон Грановский катался на островах со своей любовницей Екатериной Делье. Ипполит Делье проводил приятные часы в уединении с Анной Хомяковой. А Паша Хомяков был послан своей любовницей Авророй Грановской за крысой, потому что близился час шутки. Дама, которой полагалось открыть коробку с Гоголем, должна была прийти сегодня. Но случилось так, что Паша поспешил. Он прибежал раньше того, что рассчитала Софья Петровна, и наткнулся на нее, да еще с букетом. Позвонил в дверь. Ему никто не открыл. Позвонил еще. Опять ничего. И растерянный Паша, имея в нагрудном кармане бумажку с розой и стрелочками, которую ему велели положить в коробку, а он забыл в спешке, отправляется на поиски госпожи Карсавиной, чтобы прояснить ситуацию...
– Ошибочка у вас, – торжественно заявил Лебедев. – Моего друга Гоголя готовили для смертельного испуга Екатерины Делье. При чем тут Карсавина?
– Его научили ненавидеть запах «Черной маски», и только! Мы сделали вторую ошибку. Гоголь бросился на жену дипломата, и мы решили, что это и было задумано. А его готовили совсем для другого.
– Ничего не понимаю...
– И я был в таком же положении. Вернемся чуть назад. Софья Петровна приходит поздравить с именинами: с ней букет и коробка любимых конфет, угощает свою давнюю подругу Зинаиду шоколадкой и напоминает Авроре, что, когда сегодня придет «жертва», ей надо подарить коробку со шляпкой. Доброе дело в честь именин и старой дружбы. Аврора в радостном возбуждении: Паша уже послан, к тому же он придумал веселый маскарад приказчика. Под разговор Аврора угощается парочкой конфет. Карсавина убеждается, что яд начал действовать: Грановской плохо, она легла в спальне, и Зинаида тоже еле соображает. Не стесняясь, Карсавина забирает букет, подчищая след, и просит в этот же кувшин налить воды для хозяйки, чтобы выпила много и прочистила желудок. Зинаида кое-как закрывает за ней дверь, идет на кухню и падает замертво. План работает великолепно. Но на лестнице она сталкивается с неурочным Пашей. Чтобы защититься, прячет лицо в цветах. Но это не помогает – Паша замечает Карсавину. Звонит в дверь – никто не открывает. Быстро сообразив, что произошло неладное, он бежит следом, чтобы не потерять из виду замеченную подругу Авроры. На Невском проспекте Карсавина обнаруживает, что за ней следует Паша. Быстро понимает, что вся задумка под угрозой. И запускает козырь...
– Простите, но я еще выпью... Нет, потерплю... И что дальше?
– Она вбегает в салон Живанши, находит свою подругу, и наверняка любовницу, умоляя спасти от чудовищного мерзавца, который идет за ней по пятам. Или что-то в этом роде. Подруга хватает первое, что попадается под руку – призовые булавки, одну втыкает в шляпку, другие бросает в сумочку и выходит. Софья идет впереди, Паша следует за ней и получает удар в сердце. Не ошибусь, если Карсавина обернулась и посмотрела ему в глаза. В этот миг родился двуглавый зверь. Одна голова его жаждала особого наслаждения, другая – упрямо стремилась к тайной цели.
Обмахнувшись ладошками, Аполлон Григорьевич совершил верх неприличия: расстегнул жилетку.
– С вами никогда не знаешь, куда попадешь, – сказал он. – Ну, и кто эта вторая голова?
– Представьте себе барышню, одаренную мужской волей и твердостью характера, – сказал Родион, прикрывая глаза, будто воображая это чудо. – У нее было все: богатство родителей, отличное приданое, образование и все возможности в жизни. В один день не осталось ничего. Характер подвергается испытанию: его хозяйка должна покорно согнуть плечи и зарабатывать на жизнь белошвейкой. Барышня начинает ненавидеть всех, а особенно тех, кто учился вместе с ней, был беднее, но судьба оказалась к ним ласковой: подруги удачно вышил замуж, и теперь она шьет для них платья и шляпки. Какое унижение! Какая пружина сжимается! Нужен только спусковой крючок, как у ружья. И он находится. Одна из старых подруг общается с ней, как с равной и даже больше. Софья Карсавина так же несчастна, как она, не может выйти замуж, у нее какая-то болезнь, как она наверняка говорит. Девушки сближаются. Софья убеждает: можно вернуть все, если стать самим собой, не считаться ни с чем. Барышня с характером готова следовать за ней во всем. Паша становится проверкой...
– Позвольте, – перебил Лебедев, – а где она научилась такому приему?
– Сашенька Ипатьева была лучшей портнихой мадам Живанши. У нее твердая рука и верный глаз. Рука портнихи приучена втыкать иглу без промаха. А точку, куда должна попасть булавка... думаю, указала Екатерина Делье. У нее же еще медицинское образование, вот и рассказала Карсавиной курьез: как можно воткнуть в сердце иглу, чтобы человек еще жил до того мгновения, как шелохнется. Или сам доктор Карсавин просветил. Это не так важно...
– Но как вы узнали, что это Ипатьева?
– Видел, но упорно не замечал истину, – сказал Родион. – Логика никак не хотела вставать на свое место. Я гнул – она гнулась. Надо было думать. Ипатьева принесла странный букет: розы и нарциссы. Невозможное сочетание. Букет выпал и развалился на две половинки. На самом деле два букета: один от Живанши – розы, а второй от нее – имениннице и институтской подруге. И со смыслом: белые нарциссы значат «обманутые надежды» на языке цветов. Но это не все. Ипатьева держала букеты в правой руке, а зонтик – в левой. Правша взял бы то, что собирается отдать, в рабочую руку. У нее на шляпке я видел эгретку из райских яблочек, среди которых так просто затеряться бронзовому шарику. Да и второй раз видел эту шляпку там, где ей не полагалось быть... Но это не все детали. Ипатьева, как посыльная из «Смерти мужьям», могла беспрепятственно ходить по квартирам, доставляя шляпки, что и проделала с Ипполитом Делье, прихватив его визитницу. Имея под рукой любые платья, она могла одеться светской барышней, чтобы пойти в ресторан «Донон» или на бал-маскарад. Она знала всех, могла быть везде принятой и незамеченной, и делать, что угодно.
