Он уговаривал, а Марьяна понимала: нельзя ему верить.
Женщина на картине соглашалась: нельзя. Мужчины вообще не стоят доверия… Они обещают невозможное, а в результате не делают даже того, что могут.
Они приносят боль.
И дарят слезы.
Они находят тысячу причин, чтобы предать…
Марьяна встала. Ее тело плохо слушалось ее, и каждое движение давалось с трудом. Кружилась голова. Во рту было сухо. Распухший язык царапал нёбо, причиняя боль, и эта боль заставляла двигаться.
Шаг за шагом.
К балкону.
Там лестница пожарная есть… и люк… Генка грозился люк заварить, но руки не доходили. У него никогда не доходили руки, и теперь это спасет Марьяну.
Ей нельзя оставаться…
…А за стеной звенели голоса.
Генка требовал.
И угрожал.
– …Ты сама дура! Тебе бы ширнуться и забыться… Давно уже мозги все…
Не надо слушать их.
Надо с засовом справиться. Он плохонький, старенький и потому заедает. Марьяна дергает его из стороны в сторону, отросшие ногти царапают белую краску, и впору взвыть от бессилия… но выть нельзя. Слабости ей не простят.
Как не простили той, которая смотрит на Марьяну. Уже с сожалением.
Сочувствием даже.
А дверь поддается, распахивается, и Марьяна едва не падает на жесткий пол.
Ковриком прикрыт.
Грязным.
Она все собиралась убраться на балконе, но руки не доходили… и потом стало совсем некогда.
– Да если бы не мои таблетки, что бы ты делал…
Танькин визг бьет по ушам, подгоняя.
Дверь прикрыть.
И бросить последний взгляд на картину.
– Я бы взяла тебя с собой. – Марьяна знает, что будет услышана, пусть и говорит она шепотом. – Я бы обязательно взяла тебя… не удержу.
Она становится на четвереньки, скребет коврик, пытаясь отодвинуть его… мешает тумба, которая придавила полотно. А сдвинуть тумбу не получится. Тяжелая. Еще и с банками, пустыми, трехлитровыми. В них Марьяна собиралась огурцы солить. Когда-то собиралась.
Теперь она толкает плечиком тумбу, и та шатается. Банки звенят.
А вдруг услышат?
Нет, те двое слишком заняты тем, что орут друг на друга.
И время еще есть.
Пока еще есть… Если Марьяна им не воспользуется, то ее снова запрут, на сей раз в комнате без балкона, откуда ей самой не выбраться. И в этой комнате Марьяна умрет.
Или сойдет с ума.
Сведут с ума.
Она все-таки выдергивает половичок и, скомкав, отбрасывает в сторону.
Люк открывается сразу, будто бы всю жизнь ждал именно такого случая. И лестница осталась. Хорошо… а то ведь соседи могли бы и срезать, но нет… В квартире снизу живет Галина Петровна, милейшая женщина, с которой у Марьяны сложились хорошие отношения.
Она не откажет.
Всего один телефонный звонок… Лишь бы дома была…
Ей повезло. Марьяна до сих пор не знала, кого ей за везение благодарить, но ей и вправду повезло. Галина Петровна была дома.
– Деточка! – ужаснулась она. – Что произошло?!
– Мне бы позвонить…
– Конечно, звони… в полицию? Если решишь подавать заявление, то знай, я буду на твоей стороне… Этот поганец совсем страх потерял! Слышишь, как орет… Ни днем, ни ночью от него покоя нет… Я сколько раз просила вести себя потише, но ему все равно…
Она была мила и говорлива.
И поднесла Марьяне старенький телефон на привязи черного провода.
– Бросала бы ты, девонька, его… Ты еще молодая, найдешь себе достойного мужчину… Вот в моей молодости…
О своей молодости Галина Петровна могла говорить долго. Она была одинока… а Марьяна умела слушать. И главное, Ванька на звонок ответил.
– Что было дальше? – Илье эта история не нравилась совершенно. Он смотрел на женщину, сидящую перед ним, пытаясь понять, сколько правды она рассказала.
– Дальше… дальше я за ней приехал. – Ванька потер переносицу. – Мне давно стоило бы заглянуть в гости, но… Я находил какие-то дурацкие причины… Решил, что они и вправду помирились и я там лишний. Если Марьяна счастлива… Но она позвонила, плакала… я и приехал. Забрал ее.
– Они с Геной подрались, – тихо сказала Марьяна.
И глаза опустила.
Ни дать ни взять барышня трепетная, вот только в этакую трепетность Илья нисколько не верил. А почему – и сам не мог бы объяснить.
– Он обнаружил, что Марьяна сбежала. И конечно, распсиховался… а потом меня увидел. Я ее выводил… он стал орать, что я лезу в чужую жизнь и они сами с невестой разберутся. – Ванька развел руками, будто оправдываясь, что и вправду в чужую жизнь полез. – За руки хватать ее начал… Я и не утерпел, стукнул его разок.
– Гена стал угрожать, что заявление подаст…
– А она сказала, что тогда тоже заявление подаст… на него и Таньку… за их дела… и про картину расскажет. Если родители мертвы, то терять уже нечего.
Марьяна поежилась.
– Я тогда была… не в себе была…
– Он ее таблетками накачивал. Она неделю отходила… а Генка каждый день названивал, чтобы, значит, вернулась. Мне Марьяна все как есть рассказала… Про картину эту… Я опять к Таньке пошел, только вот… не вышло… еще на вечере встреч этом идиотском подумал, что получится поговорить. Но Танька меня избегала, а Генка выкуп потребовал. Пять штук евро… Откуда у меня пять штук?
И вправду, откуда?
Ванька не выглядел состоятельным, напротив…
– Я ведь только-только дело свое открыл, – словно оправдываясь, произнес он. – Центр здорового питания. Лекции читаю… и книгу написал… еще курсы йоги веду… получается немного, и пяти тысяч евро у меня нет… Не было никогда…
– А картина пропала, – добавила Марьяна.
– Когда Генку, ну… Когда, в общем, его убили. – Кончик носа Ваньки покраснел. – Мы подумали, что про его ссору с Марьянкой никто не знал… Что, в общем, даже если и знали, то вещи свои она из квартиры не забирала. А среди близких бывает, что ссоры случаются. И тогда, если она вернется, то…
– Сможет квартиру получить.
– Попытаться. Мы консультировались у юриста… и шансы есть неплохие… У Генки ведь не осталось близких родственников… а два года тому назад он и завещание на Марьянку написал. Вроде как доказательство, что настроен серьезно… Мы хотели его найти… С завещанием вообще все было бы просто…
– А картина?
– Ее не было. – Марьяна говорила все так же тихо. – Татьяна тоже требовала ее… С утра позвонила, когда… его нашли только… и заявила, что это я… Что она меня сдаст, скажет, как видела… Ну, что я из того кабинета выхожу, в котором Генку… и тогда меня посадят. У меня ведь мотив есть… но если я картину отдам, то она промолчит.
– А ты?
Марьяна пожала плечами.
– Я бы ее отдала… Мне все равно было. Она… эта картина, никому счастья не приносила, понимаете? Женщину ту погубили, и она в отместку… мстила… папа про таких рассказывал, про вещи, которые сами по себе живут. И причиняют зло. Иногда и добро, но зло чаще. У Крамского оба сына заболели и умерли… а первый владелец разорился. Второй – застрелился… третий и вовсе сошел с ума. Отец говорил, что, наверное, ее не только обманули, но и убили…
– Кого?
– Матрену Саввишну, с которой он портрет писал. Она после развода домой возвращалась, но не доехала, слегла от неведомой болезни в уездном городке. И там же преставилась. Ее нельзя было оставлять в живых, понимаете?
– Нет.
Глаза Марьяны лихорадочно блестели, а на щеках проступили пятна.
– Вы просто не знаете истории!
– Не знаю, – согласился Илья. – Я историей никогда не интересовался. Расскажите…
Он бросил взгляд на часы. Надо же, второй час пошел за чашкой воды, он и сам говорить устал, а эта странная женщина, она и вправду, похоже, одержима, или картиной, или поисками правды, но вскочила, заметалась по комнате, как птица в клетке. И длинные рукава ее кофты походили на кружевные крылья.
– Это была романтическая история… Почти сказка о том, как дворянин увидел прекрасную холопку. Да и влюбился с первого взгляда. Он выкупил девушку у барыни Мизюковой, дал ей свободу, а потом и женился. Он был благороден… поначалу… Никто бы не осудил, если бы он сделал холопку любовницей, содержанкой, а он женился… и в Петербург увез. Конечно, его родня была против, но он никого и ничего не желал слышать… и все смирились. Так показалось… Наняли учителей, потому что нельзя выводить холопку в свет. Одели. Обули… Она и вправду была сказочно красива. Ее ненавидели. Ей завидовали. Ей поклонялись… писали стихи, присылали цветы… Наверное, она решила, что теперь весь мир у ее ног. Искушение было огромным… Я думаю, она не изменяла мужу. Измена – это пошло, но… ведь слухи все равно пошли. Конечно, любовь сразу не погасла, она слишком яркой была, но… Матрена Саввишна родила ребенка… Это ли не доказательство любви? Правда, стали говорить, что ребенок ее на мужа вовсе не похож… и что нельзя ждать верности от холопки… а потом он умер.
– Кто?
– Ребенок! – возмущенно воскликнула Марьяна. – Вы совершенно меня не слушаете! Он умер, и ее вышвырнули вон… будто вещь, которая стала не нужна…
