И я решила не просто отречься от него. Не просто покинуть лоно церкви. Я задумала перейти на другую сторону. На сторону Сил Зла.
И в тот самый момент, когда я сформулировала в своем мозгу это решение, – мне сразу же стало легче. Я почувствовала силы, и обновление, и ликование.
Еще бы! Ведь путь добра, путь Бога – мелкий, скучный, плоский, скаредный. Поститься, креститься. Вещички собирать для убогих. Старушку подмыть в больнице. Делать уколы худеньким малышам. Истово, часами, молиться, вдыхая ладан.
То ли дело Сатана! Он яркий, эффектный, остроумный. И дела его веселы и полезны. Он хулиганит, карает зарвавшихся мелких бесов в человечьем обличье. Не случайно несколько поколений в сатанинском СССР зачитывались «Мастером и Маргаритой», восхищались Воландом. Да и сейчас читают и преклоняются. А ведь кто такой Воланд? Он! Вельзевул, Сатана, Зверь, Дьявол! А замечательные Коровьев и Фагот – его прислужники. Именно Он, исчадие Ада, помогает Маргарите – за то, что она верно служит Ему на балу. Заметьте – не Бог ей помогает, Богу ее страдания, как и мучения Мастера, – безразличны. Помогает лучшим людям книги и Москвы – Дьявол, даже без всяких молений («не надо никого ни о чем просить, особенно тех, кто сильнее тебя!»). Он восстанавливает справедливость одним мановением руки. Р-раз! – и возвращает Маргарите любимого. Два – соединяет их. Три – дарует им вечную жизнь и покой.
Разумеется, служение Сатане для человека во всех отношениях выгоднее, чем Богу. Это я прочувствовала на себе. И сразу. Я еще ничего не сделала, и даже формально не успела перейти на Его сторону – но одно только решение посвятить себя Ему дало мне вдохновение жить и силы. Я сразу словно помолодела на десяток лет. Я постройнела, разгладились и разрумянились мои щеки. Из зеркала на меня смотрела эффектная брюнетка, настоящая ведьма. Мужчины снова стали обращать на меня внимание на улицах.
Однако требовалось еще доказать моему новому Хозяину свою преданность. К счастью, в поклонении Дьяволу нет той дурацкой соборности, что существует в церквах. Нам, подданным Вельзевула, совершенно не обязательно собираться в группы и прибегать к услугам посредников – как в церквах прибегают к священникам. Мы можем служить Сатане каждый в одиночку.
Я начала с того, что символически отринула от себя Бога. Обряд оказался незамысловат: нужно положить свой нательный крест под подметку обуви и так проходить неделю. Затем взять икону – чем старше, тем лучше, чем намоленней, тем эффективней – и надругаться над ней. К счастью, я возила с собой небольшой лик Спасителя, еще в советские времена купленный Шершеневичем. Сколько часов я некогда провела перед ним на коленях! Сколько отбила земных поклонов! Как молила за моего сыночка! И все оказалось бесполезно. Зачем же мне такой Бог?
Что ж, по заслугам и награда. Однажды в полнолуние я вывезла эту доску на кладбище, и там… Не буду подробно расписывать, как конкретно унижала я икону. Скажу одно: наутро, когда с доской было покончено, я ощутила необыкновенный прилив сил, здоровья, бодрости. Казалось: все на свете теперь мне подвластно. С таким защитником, какой появился у меня, с самим Мефистофелем, я все сумею, все смогу.
На следующий день я пошла проверить свою новую силу и власть. Где конкретно – вопроса у меня не возникло. Не случайно сумма всех чисел, начертанных на ободе колеса рулетки, составляет шестьсот шестьдесят шесть. Да – я отправилась в казино.
Сама я раньше в игорных домах никогда не бывала. У меня не имелось для них времени. Я – спасала сына.
И вот я вошла и с ходу заприметила мужика. Судя по тому, как он швырялся стоевровыми фишками, он был русским. Я попросила его помочь мне. Раньше я бы сроду не заговорила с незнакомцем. Тем более таким, как он: черноволосым красавцем в элегантном пиджаке. Теперь же мне все было трын-трава.
Мой новый знакомец единственный из играющих соответствовал стереотипу типичного посетителя казино. Прочие были: два китайца, переговаривающиеся на своем птичьем языке, явный сумасшедший, все сверявшийся с огромной рукописной таблицей, восточный человек, крепко пахнущий потом.
Федор, мой новый знакомый, проводил меня в кассу, потом усадил за рулеточный стол, шепотом растолковал правила, обменял жетоны. Я выбрала для своих оранжевый цвет – цвет революции. Цвет языков адского пламени. Я сделала свою первую в жизни ставку: пять евро – разумеется, на красное. Федор повторил мой ход со словами: «Новичкам везет!» И точно – выпало красное.
Тогда я бросила обе фишки, естественно, на число «тринадцать». Мой новый спутник скептически помотал головой, буркнул себе под нос: «Неофитам, конечно, везет – но вряд ли в такой степени», – и не рискнул повторить за мной ход, бросить фишку на черное.
Но что бы вы думали? Рулетка закрутилась, шарик заскакал, и… Крупье провозгласил: «Тринадцать, черное», сгреб со стола фишки, смешал, сосчитал и передвинул мне целую гору. Федор цокнул языком – то ли от восхищения, то ли от досады – и сказал: «Дай ему на чай». Я бросила крупьеру (как называл этих людей Достоевский) две фишки, тот поблагодарил, рьяно постучал ими по дереву и кинул в прорезь в столе. И тогда я поставила весь свой выигрыш, всю эту гору фишек, с трудом умещавшуюся на одной клетке поля, – снова на «тринадцать».
«Зачем? – схватился за голову Федор. – Везет тебе, конечно, – но не до такой же степени!» Однако и он, заразившись моей уверенностью, бросил пару своих жетонов на «чертову дюжину». И снова засвистело колесо, зацокал шарик. Миг – и все было кончено. А я даже не обрадовалась – я уверена была, что случится именно так, как случилось.
Шар остановился в ячейке «тринадцать». Крупье провозгласил результат совершенно убитым голосом. Фишек оранжевого цвета не хватило, и он сразу обменял мне часть моего выигрыша на стоевровые жетоны.
Крупье немедленно сменили. Я встала из-за стола и начала собирать свои фишки. И новый ведущий, и супервайзер наперебой уговаривали меня остаться: «Вам так везет сегодня! Вы должны играть! У вас невиданные, замечательные шансы!» Однако я чувствовала: запас моего везения иссяк. Терпение Вельзевула нельзя испытывать бесконечно. Он покуда, решила я, даже не то чтобы поощрял меня. Нет, просто дал мне знак: твое служение, девочка, мною принято. Продолжай в том же духе.
Появилось шампанское, пришел кто-то вроде менеджера, стал лебезить передо мной, приглашать на шикарный ужин за счет заведения – казино готово было на любую хитрость и любое унижение, лишь бы не выпустить меня с деньгами. Но я была непреклонна. Раньше хозяева игорного дома, возможно, сбили бы меня с толку. Но теперь я видела: за комплиментами и лестными предложениями не кроется ничего, кроме фальши и алчности.
В кассе я поменяла жетоны на евро. Получилась внушительная пачка. Тут как тут нарисовался и мой новый знакомец Федор. Прошептал мне на ухо:
– Я тебя провожу. С такой суммой выходить из казино опасно.
– Не от тебя ли исходит опасность, котик? – засмеялась я.
Раньше у меня не всегда складывались отношения с мужчинами. А все почему? – поняла я теперь. Прежде я старалась (порой даже неосознанно) угодить мужику, подольститься к нему, войти в положение, понять, посочувствовать. Так я строила отношения и с Шершеневичем, и с Кузьминовым. И – со многими другими, включая Сеню. То было моей ошибкой.
Но теперь я стала думать только о себе. О своей собственной выгоде. Своем наслаждении. Своем успехе. Словом, я стала настоящей ведьмой.
И результат не заставил себя ждать. Такого успеха у сильного пола, как нынче, я не знала никогда. Ни пятнадцатилетней смазливой дебютанткой, ни двадцатилетней молодой женой, ни тридцатипятилетней эффектной вдовой. Теперь, когда мне минуло сорок, самцы готовы были драться за меня. И дрались. И выстилали мне путь, бросали под ноги – порой в буквальном смысле – лепестки роз и тысячные купюры.
А все почему? Потому что я не ставила никого из них ни в грош. Делала только то, что я желаю. И говорила только то, что хочу. И без стеснения просила у двуногих с шерстью на груди и на лице все, что мне в данный момент приспичит. А если они не могли этого дать – что ж, а не пошел бы ты! Чао, фантик, адьос, амигос!
Недаром, думала я, моего нового покровителя называют Зверем. У животных не бывает комплексов и нет раздумий. Они если чего-то хотят, берут это. А если им не дают – дерутся. Кусаются, царапаются, но бьются бешено, насмерть. И свое получают. А если вдруг нет – уползают, зализывают раны, а потом безо всяких воспоминаний, рефлексий и раздумий – снова идут в бой за желаемое. Или находят другой объект страсти.
И, несмотря на то (а может, благодаря тому) что я достигла высшей степени эгоизма, – отбоя от мужчин у меня не было. Невзирая даже на то, что я сознательно завышала для них планку: скажи сначала, что ты можешь дать мне, котик?
