Володя Седов кивнул в ответ на вопросительный взгляд командира спецподразделения. Тот взял рацию, и из припаркованного рядом микроавтобуса выпрыгнуло несколько людей в черных комбинезонах, почти незаметных в темной беззвездной ночи.
Через пять минут следователь защелкнул наручники на запястьях убийцы…
7
– Девчонки, случилось что?
Пашино лицо, показавшееся в дверях спальни, было заспанным и недоуменным.
– Все в порядке, – быстро сказала Лика, снимая куртку. – Это Катя, моя подруга. Иди спать, не обращай внимания.
Паша с сомнением посмотрел на гостью.
– Да какой тут сон? А почему она ревет в три ручья? Девушка, вы успокойтесь.
– Мне плохо! Я ненавижу ее! Она чудовище… – всхлипнула Катя, размазывая по лицу грим.
Лика втолкнула трясущуюся девушку в ванную.
– Быстро в душ. Помойся как следует. Оденешь мою одежду, я приготовлю, – распорядилась она. И, повернувшись к Паше, спросила: – Что людям при истерике дают?
Он пожал плечами. Водки или валерьянки – кому что нравится. Водки, правда, нет. А вот бутылочка красного вина оставалась.
– Поищи вино, – попросила Вронская и распахнула дверцу шкафа.
Рост у них со студенткой актерского факультета практически одинаковый, но в бедрах Катя чуть шире. Впрочем, вот та свободная клетчатая юбка до колен девушке будет в самый раз. И никаких белых свитеров. Только черный…
В Ликиной одежде, после бокала вина, Катя почувствовала себя значительно лучше…
Она так радовалась, когда ее вызвал декан факультета и сказал:
– Катя, требуется твоя помощь.
И волос остриженных ни капельки не жалко. Она же актриса, ей придется часто менять свою внешность, к тому же волосы быстро отрастут…
Это все походило на обычную работу над ролью. Катя перемерила несколько вещей погибшей женщины и остановила свой выбор на белом свитере и фиолетовых брючках. Именно в этой одежде Марина Красавина давала последнее интервью для телевидения. Катя смотрела кассету бесчисленное количество раз, перенимая Маринины манеры, голос, жесты. Она чувствовала, что действительно становится погибшей писательницей. И вот тогда прозвучал первый звоночек тревоги.
У актеров особый склад нервной системы. Слишком много энергии, ее надо отдать, выплеснуть в чужие жизни. Когда это происходит, становится легче. Ради такого момента люди идут на сцену. Все остальное – лишь сопутствующие актерской профессии приятные моменты. Катя выглядела, как Марина. Двигалась, разговаривала совершенно так, как это делала писательница. Но вот той отдачи энергии, которая происходит, когда сливаешься со своей ролью, не возникало.
– Уже в первой квартире я поняла, в чем причина, – продолжила Катя, сделав глоточек вина. – Я играла роль жертвы. А Марина не жертва, она убийца. Я смотрела в глаза ее матери и чувствовала, как в меня вползает страшная черная сила. Грязь! При разговоре с симпатичным мальчиком вообще еле на ногах устояла. Я понимала, что мучаю его, и мне это нравится, и он полностью в моей власти. То есть это она его мучает. Марина. А я чувствую. Запуталась…
– Испугалась, когда убийца Марины начал тебя душить? – спросила Лика.
– Очень. Какой-то частью сознания я понимала, что на мне микрофон, и он просто не успеет ничего сделать. Но ты бы видела эти глаза… Не знаю, как объяснить. Я становилась все чернее и чернее. Я задыхалась. Меня тошнило от ее духов, от этих шмоток, и оно все так давило…
Лика горько вздохнула. Она сама чувствовала себя измочаленной событиями сегодняшней ночи. И если бы не необходимость привести в чувство Катю – она закатила бы точно такую же истерику.
Думать про подробности произошедшего было слишком больно…
– Кать, ты прости, что столько всего натерпелась, – Лика сделала глоток вина. – Это у меня возникла такая идея – попытаться спровоцировать всех подозреваемых. Они слишком много и долго врали, и разобраться в этой лжи было невозможно. Следователь вначале долго не соглашался, все Уголовно-процессуальным кодексом тряс. Но выхода не оставалось… Ты очень талантливая актриса. И то, что тебе так плохо стало, лишь подтверждает – в роль ты вошла.
– Все, уже вышла, – Катя завертела коротко стриженной головой. – И больше не войду. Даже ради помощи следствию…
8
Антон Зарицкий опустился на жесткие нары и в отчаянии обхватил голову руками.
Он рассказал на допросе все. И не сказал ничего. Казенные формулировки «по предварительному сговору, участвовал в подготовке и планировании убийств гражданок Инессы Моровой и Карины Макеенко» и «испугавшись разоблачения, убил гражданку Марину Красавину, а позднее и гражданина Михаила Сомова» отражали исключительно констатацию фактов.
…Она сразу все назвала своими именами. Выскользнула из постели, взяла ноутбук, открыла сайт.
– Я хочу убить ее, – Марина подвела курсор к фотографии и щелкнула, увеличивая изображение. – Она должна умереть.
Антон расхохотался, решив, что любовница шутит.
Все еще посмеиваясь, он поинтересовался:
– Так в чем проблема, дорогая? Действуй.
– Меня просчитают через компьютер. И еще мне требуется мужчина, который сходил бы на свидание. Нужно выяснить адрес, осмотреть подъезд. Ты мне подходишь по этим параметрам.
От ее будничного, спокойного, как на планерке у редактора, тона по спине поползли мурашки. Марина говорила совершенно серьезно.
Антон облокотился на подушку, чтобы лучше видеть прекрасные голубые глаза. Действительно: невообразимо прекрасные. Уверенные, ни тени страха и смущения. Почему она даже не сомневается, что он согласится во всем этом участвовать? И совершенно не боится, что пойдет в милицию и все расскажет?
– А ты такой же, как и я. Ты тоже этого хочешь…
– Бред!
– Ты трусишь, Антон. Но это твое право. Глубоко заглядывать в себя действительно боязно. Немногие способны понять, что на самом деле скрывается в душе.
– С компьютером проблем не будет. Я любитель, однако большинство профессионалов не знают десятой части того, что знаю я. Но меня запомнят во время встречи с женщиной. А тебя узнают. Марина, весь твой план – это безумие.
– Твое лицо не запомнят. Мое без косметики не узнают. В спортивной одежде я похожа на подростка. С первого взгляда и не скажешь, кто, парень, девушка. Письма мы будем отправлять с тобой вместе. Из Интернет-кафе. Я доверяю твоему профессионализму, но так будет еще надежнее. А ты заметил, мы уже обсуждаем детали и подробности…
Какое-то время Антон себя обманывал. Уверял, что помогает Марине лишь затем, чтобы в последний момент ее остановить. Чтобы подстраховать. И потом удержать.
Полное вранье.
Ему сорок лет, а он так ничего и не добился. Бездарный художник, посредственный журналист, неудачник. Единственное, что отличает его от серой толпы – это уникальная сумасшедшая женщина рядом. Она передает не только свою болезнь, но и уникальность…
Инесса Морова торопила события. Он так ее и не увидел, женщина отказалась от приглашения в «Coffee town», но сразу прислала письмо с номером телефона. Антон позвонил ей из таксофона, пригласил в театр и…
Еще не поздно обратиться в милицию. Последний шанс все остановить. Сейчас Марина ее убивает. Хрупкая, как ребенок… Говорила, что возьмет с собой нож… Откуда в ней все это? Зачем? Скорее бы узнать, что она чувствовала, когда все было кончено…
Марина лишь равнодушно пожала плечами и разочарованно сказала:
– Это произошло слишком быстро. Я толком и не поняла ничего.
По ее виду никогда нельзя было определить, говорит правду или обманывает. Антон все же склонялся к мысли, что Марина лгала ему. В тот момент, когда он смотрел на телефон и думал, звонить ли в милицию… Он чувствовал себя выше всех. Выше Марины. Он стал богом, и все было в его власти, и только от него зависело все. Жизнь. Или смерть. Лишь его выбор.
Да, наверное, Марина лгала. У нее был творческий кризис. Она жаловалась, что не может писать, не в состоянии придумать сюжет и слова не желают выстраиваться в предложения. Невероятно. После убийства за пару дней писательница настрочила больше половины романа. Правда, при этом Марина продолжала жаловаться на отсутствие вдохновения. Она не знала, что для Антона уже давно не тайна содержание любого файла на ее компьютере. В том числе и того, где она вела своеобразный дневник убийцы…
Семена зла дали всходы в его сердце. Я видела, как они растут.
В книге Марины дано очень точное определение. Семена зла проросли быстро. Антон уже не мог и не хотел останавливаться.
Некрасивое, тщательно накрашенное личико Карины – высшее наслаждение. Она пытается произвести хорошее впечатление. Карина волнуется, проливает вино, смущенно краснеет. Хочет нравиться собственной смерти и не имеет об этом ни малейшего представления. Как же она похожа на Туллу Ларсен…
