– Я не уверен, что вам мой рассказ понравится. Я в нем выступаю далеко не ангелом. Может, ваши родители и правы, что не позволяли мне с вами общаться… Но молчать тоже больше нельзя. Надоело.
Он упрямо усмехнулся, и Ася, Маша и Макс, не сговариваясь, но в унисон, подумали: он, безусловно, наш, Шадурин. Потому что слишком уж наша, фамильная, улыбка.
Много лет назад. Братья Шадурины
Старшего брата положено боготворить. Или как минимум уважать.
А вот Митя своего презирал. Начать с того, что звали старшего, умереть со смеху, Климом! Это мамочка так придумала, хотя отец и возражал. Полностью имя звучало еще смешнее: Климент. И если его тезка, маршал Ворошилов, хотя бы умел лихо скакать на коне и размахивать саблей, то от Клима Шадурина толку не было решительно никакого.
Митя надолго запомнил, как в раннем детстве ему хватило ума пожаловаться старшему на соседских мальчишек. Обычная история: бандитский, полный отпрысков потомственных пролетариев двор, где всем заправляла лихая компания во главе с грозным, уже побывавшим в детской колонии Васьком. И Васек хоть и лоб под четырнадцать лет, а взялся цепляться к щуплому Митяю. То фофан ни за что вкатит, то жалкие семь копеек, что предназначены на фруктовое мороженое, отберет… Ну, Митька и подумал: в свои-то восемь лет против Васька никак не попрешь. А вот брат, которому уже двенадцать, мог бы помочь.
И нажаловался. И Клим молча кивнул, решительной поступью направился во двор и отозвал ухмыляющегося Васька для серьезного разговора. Митяй – он наблюдал за действом, укрывшись за помойкой, – с нетерпением ждал, когда же наконец старший залепит гаду в ухмыляющуюся физиономию… Но драки не произошло. Митяй с изумлением созерцал, как брат что-то горячо говорит и рожа врага все больше расцветает в издевательской улыбке… А потом Васек и вовсе от хохота за бока ухватился, и до Митяя донеслось:
– Что ты, мля, бормочешь? Какие еще, на хрен, мушкетеры?!
Небрежно оттолкнул брата, сплюнул, вихляющей походкой вернулся к своей компании, а разочарованный Митяй услышал:
– Е-мое, вот придурок! Такую херь заливал!..
Митя примчался домой и потребовал у старшего отчета. Тот нимало не смутился:
– Я ему про рыцарей рассказал. И про мушкетеров. И о том, что сильные не должны цепляться к тем, кто слабее. Так что не бойся. Они тебя больше не тронут.
Ну, брательник, загнул! Совсем помешался на своих идиотских книжках! Тоже мне, помощничек! Теперь не то что не тронут, еще и потешаться вдобавок будут.
Эх, жил бы батяня с ними, вот бы кто реально помог. Он дядька классный. С пониманием. Перед пацанами уж точно не опозорит.
Но мать с отцом давно развелись, и приезжал папа совсем редко. Мама врала, будто из-за того, что у него вечные командировки, и дурак Клим ей, кажется, верил. Но Митя, хоть и маленький, а знал прекрасно: папаня в тюряге. Обычное дело. У них во дворе у многих отцы сидели.
…А после Климовой «помощи» ему потом целый год по двору было вообще не пройти. Пока Митя не начал на самбо ходить и сам не влепил переростку Ваську так, что у того едва позвоночник в трусы не высыпался.
А старший все равно ничего не понял. Продолжал расти таким же благородным. И мама его больше младшего любила, потому что Клим – подлиза из подлиз. То посуду по собственной инициативе берется мыть, то покорно давится в очереди за колбасой. Тетрадочки вечно чистенькие, в прозрачных обложках, сплошь с пятерками – тошнотина. И в институт пошел, куда мать сказала: в геологоразведочный, потому что там конкурс крошечный. Даже не пикнул, что самому-то мечталось о МГИМО, шпрехен зи дойч, парле ву франсэ. Но чтоб дойчем и франсэ заниматься, на репетиторов башли нужны, а у матери лишних башлей нет, и Клим, несчастный конформист, от своей мечты без особых страданий отказался. Еще и назидательно изрек:
– Маме с нами тяжело, на работе полторы ставки, и весь дом на ней. Разве я могу требовать, чтоб она еще и в МГИМО «меня поступала»?
Подумаешь, двадцать пять рублей за занятие.
Сам Митяй, когда в Суриковку собрался, маманю просто перед фактом поставил: без репетиторов и рыпаться бессмысленно. И ничего, она платила, еще и взятку дала, когда после вступительных половинки балла ему не хватило. Зато Суриковка – клевый, модный и, что немаловажно, халявный вуз. В смысле, что особо париться не надо. Есть и «библиотечные дни», когда можно просто отсыпаться, и выезды вместо занятий на натуру.
А благородный Клим продолжал коптиться в своем жалком геологоразведочном. Жуткие сессии, практики в кошмарных комариных местах, пахота в стройотрядах – целый месяц кайлом машешь, чтоб только на несчастные индийские джинсы заработать, мрак!
А на пятом курсе примерный мальчик женился. Не по любви, не по расчету, а явно «как честный человек», потому что Машка всего через семь месяцев родилась, а в байки, что младенец недоношенный, Митяй не верил: разве может недоношенный орать так, что со стен штукатурка сыплется?
В общем, со своим благородством Клим превратил их квартиру в натуральный дурдом: на кухне вонь, потому что пеленки вечно вывариваются, по полу не пройти, то на соску наступишь, то на погремушку, а они, заразы, скользкие, а вопли племянницы никаким радио не перешибешь.
Митяй уже обходные пути искал, чтоб в общагу своей Суриковки съехать, когда ему подфартило: оказалось, что Клима вместе с супружницей и громогласным младенцем отправляют то ли в Того, то ли в Гану. В очередную глушь, только африканскую. Советский Союз там в виде братской помощи собрался до фигища заводов строить, и для каждого надо пробы грунта брать. Вот Климу, особо надежному, правильному и, несмотря на юные годы, уже партийному, это дело и доверили. Как только удалось, с учетом того, что у батяни куча судимостей? Наверняка отрекся от отца, как Павлик Морозов. Или просто других желающих не нашлось в Африку ехать. Там ведь тоска и жарища, но хоть можно бабла огрести. В бонах. И сумма за пять лет контракта должна набежать столь изрядная, что даже у благородного братика, всю жизнь плевавшего на деньги, глаза разгорелись. Целыми вечерами, когда они ужинали, планы строил, как в кооператив вступит и новый «жигуль» себе купит.
Обидно, конечно, что такой зануда за собственным рулем станет ездить, зато, если с квартиры окончательно свалит, будет просто зыкански.
…Брат отбыл. Благополучно добрался до своей Африки и примерно раз в месяц строчил открытки. Писал редкостную пургу, просто читать тошно, а вот картинки на открытках были прикольные: то увешанные бананами пальмы, то унизанные бусами папуаски…
В квартире сразу стало спокойно, тем более что мама с упорством маньяка продолжала пахать на полторы ставки. А у Митяя получалось и без проблем выпить, и с друганами пошариться, и, когда находил стих, даже пописать маслом…
Но лафа длилась совсем недолго, потому что брат, хотя обещал торчать в своей Того-Гане целую пятилетку, явился через два года. Под смехотворным предлогом, что жена опять понесла, беременность протекает сложно, и ему, видите ли, страшно, что все может плохо закончиться, если рожать не у московских светил, а под патронажем местных негритянских медиков.
И стало еще хуже. Племянница Машка хотя уже и вышла из пеленок, а орала по-прежнему громогласно, да еще и братова супружница со своим огромным пузом и беременными капризами вечно под ногами путалась. И когда веселое семейство свалит – тоже непонятно, потому что на кооператив Клим накопить не успел. За свою отлучку всего шесть тысяч намыл. Только тачку и можно взять, да и то, если удастся по госцене, потому что на черном рынке самый простой «жигуленок» влетит минимум в девять.
Но брат про машину и слушать не хотел. Трепал, что прежде всего – жилье, а автомобиль – не более чем роскошь. Надо ж быть таким дураком! Чего бы сегодняшним днем не пожить? Раз на хату не хватает – бери хоть тачку, а любимому брату пиши доверенность! Как можно, чтобы немалые бабки зря пылились?! В ржавой коробке из-под чая? Аппетитные, аккуратно перевязанные пачечки сторублевок!
А брат с кислющей рожей ходит, будто их и нету! Ладно, не хочешь машину, пусть бы мотик себе взял или нормальными кроссами обзавелся, а то хотя за границей и прожил, а в голимом «Ботасе» ходит.
Или еще есть вариант: фарцу провернуть. Накупить в «Березке», благо возможность есть, импортных шмоток и перепродать втрое. Тогда б и на машину, и на кооператив хватило.
Но Клим – он будто с другой планеты, ни на одно нормальное предложение не соглашается. И жена у него тоже чокнутая. Хоть и с животищем, а добросовестно мечется по магазинам, парится в очередях, триумфально вываливает на кухонный стол вырванный в жестоких боях оковалок мяса. А потом режет его на порции с гулькин нос и к каждой приляпывает бумажечку: «На суп», «На заливное»… Тоска смертная.
