После этого было происшествие с пропавшими драгоценностями. Мать Алины, негодуя, рассказала нам, что застала вас примеряющей серьги перед зеркалом. С ее слов, «бриллиантовые слезы» исчезли именно после этого случая. Я, помнится, выразил сомнение в отношении вашей виновности. С моей точки зрения, нужно было быть настоящей кретинкой, чтобы тащить чужое добро при подобных обстоятельствах. Понятно же, что первым делом подозрение пало бы на вас. Но дамы со мной не соглашались. Они долго возмущались, вздыхали и сетовали: куда, спрашивается, смотрит Андрей? Алина же робко оправдывала вас, но в ее словах не было и капли искренности…
– Сергей Аркадьевич. – Лиза решила все-таки задать вопрос, который не давал ей покоя. – Вы так хорошо «читаете» Павловскую. Почему же вы не вступились за меня, когда произошли эти убийства? Вы могли убедить вашу супругу, родителей Алины, что я тут ни при чем.
– Я делал деликатные попытки, но они не имели успеха. Ну, сами подумайте, что я мог сказать Павловским? «Ваша дочь – выдающаяся интриганка. Это она виновата во всем». Я боюсь, что родители, убитые горем, не поняли бы меня правильно. Это было бы жестоко по отношению к ним. Ну, а моя жена так боготворила Алину, что слышать ничего не хотела о том, что шло вразрез с ее представлениями о ней. Так что вам придется нелегко: она свое мнение быстро не меняет.
– Да, но что мы скажем Андрею? – подняла болезненную тему Елизавета. – Может, стоит промолчать?
– Я уже об этом думал, – признался Мерцалов. – Придется ему рассказать. Он все равно узнает. Важно, чтобы вы это сделали сами. Тогда на все иные комментарии он будет смотреть критически: уже через призму вашего рассказа. Вам в этой истории скрывать и стыдиться нечего: вы были только жертвой.
– Я была пешкой, – с горечью признала Дубровская. – Многих ошибок можно было бы избежать, если бы я не была такой доверчивой. Для меня Алина была ангелом во плоти.
– Не стоит корить себя. Трудно заметить пятна на солнце.
Сергей Аркадьевич был великодушен…
Ветер гнал поземку по широкой аллее городского кладбища. Редкие посетители, поспешно выполнив свой долг перед родными и близкими, устремлялись к выходу. Серое ноябрьское небо бросало на скованную морозцем землю первую снежную россыпь. Воздух казался пронзительно чистым, даже звенящим. Но погода совсем не располагала к прогулкам, поэтому парочка, стоящая возле свеженасыпанного могильного холмика, невольно привлекала к себе внимание. У молодой женщины были в руках гвоздики. Они ярким пятном выделялись на черно-белом фоне кладбища. Спутник девушки был уже немолод. Он старался держаться молодцом, время от времени постукивая ногой об ногу. Он продрог, что было неудивительно.
– Лиза, бога ради, что мы здесь делаем? – спрашивал он. Но молодая женщина, к которой он обращался, была всецело занята своими мыслями.
Ее взгляд остановился на прикрепленной к колышку черной табличке, где небрежной рукой было написано: «Данилкин Александр Арсеньевич». И ниже – даты рождения и смерти через прочерк, вместивший в себя короткую человеческую жизнь. Здесь не было деревянного креста, как на других свежих захоронениях, ни венков, ни самого скромного цветочка. Только вздыбившаяся холмом земля и колышек с указателем. Рядом покоились такие же никому не нужные бедняги. У некоторых вместо фамилии и имени на табличке значился номер. Это была самая заброшенная часть городского кладбища, где хоронили бродяг, нищих и неопознанных.
– Ты простынешь, – пугал девушку Грановский. – Конечно, ты поступила благородно: пришла на могилу, принесла цветы, постояла. Но пора и честь знать! Если вспомнить, что этот парень едва не сломал тебе жизнь, то твой поступок вызывает не восхищение, а, по крайней мере, удивление. Неужели ты его простила?
Дубровская повернулась к старому адвокату. В ее карих глазах застыло изумление. Неужели Грановский так ничего и не понял?
– Семен Иосифович, вы эту историю знаете лучше меня! За что мне упрекать Данилкина? За то, что он, как и я, стал заложником тяжелых жизненных обстоятельств? Виновницей своих злоключений я считаю Алину. А на него я не сержусь. Если хотите, мне в какой-то степени даже жаль его.
– Поглядите на нее, – беззлобно ворчал адвокат. – Жалостливая какая! А ты случайно не забыла, как несколько дней назад едва не стала жертвой тюремной разборки? А «браслеты» на руках, а тараканов в супе, а свою вонючую камеру – это ты помнишь?
– Конечно, этого я никогда не забуду. Как, впрочем, и вашу бескорыстную помощь и ваше участие. Но если бы не письмо с чистосердечным признанием этого человека, возможно, справедливость восторжествовала бы еще не скоро.
– Тут я согласен, – нехотя признал Грановский. – Конечно, я урегулировал вопросы, связанные с вашими приятелями Малининой и Афониным, но по вашему основному обвинению дело продвигалось черепашьим шагом. Хотя я не сомневался, в конце концов нас ожидал успех.
– Еще бы, с таким блестящим адвокатом… – улыбнулась Лиза. – Кстати, Семен Иосифович, вы собираетесь помогать Светлане Данилкиной? Она, должно быть, спит и видит себя богатой наследницей.
– Ни за что, – твердо сказал Грановский. – Она не дождется от меня даже пустякового совета. Пусть себе поступает, как хочет. Деньги, милая моя, как и счастье, нужно если не заработать, так заслужить. Эта же девица не стоит и копейки! Мне искренне жаль, что часы достались не тебе. Этот парень, Александр, хоть и не знал закон, но понимал главное – частицу души не передают по наследству!
– Бросьте, Семен Иосифович, – отмахнулась Лиза. – Ну что бы я стала делать с часами Арсения Данилкина? Продать их – мне бы не позволила совесть, хранить – не было бы никакой охоты.
Они ненадолго замолчали. Кладбищенская атмосфера располагала к размышлениям.
– Кстати, – вдруг вспомнил адвокат. – Тебе передает большой привет Регина.
– Регина?! – воскликнула Дубровская. – Что вы о ней знаете? Как она?
– Расскажу, когда вернемся в машину. – Адвокат пошел на откровенный шантаж. – Видишь ли, на морозе мне часто изменяет память.
Лиза, улыбаясь, покачала головой. Грановский всегда умел добиваться нужного результата, не тем, так иным способом. Она положила гвоздики на холмик и, взяв адвоката под руку, поспешила с ним к выходу.
В теплом салоне автомобиля, выпив чашечку крепкого черного кофе из термоса, девушка ожила. Она готова была выслушать от защитника последние новости.
– Ну, выкладывайте, – потребовала она. – Что вам известно про Регину?
– Вообще не многое, – поскромничал адвокат. – Видишь ли, я решил взяться за ее дело…
– Вы?! – воскликнула Дубровская. – Вы будете ее защищать?
– А что в этом удивительного? – неправильно понял ее Грановский. – Милочка, каждый человек должен иметь шанс. Но если эта женщина кажется тебе немного грубоватой, могу сказать лишь…
– Семен Иосифович! – перебила его Лиза. – Я рада за нее. Она заслуживает счастья, о котором вы говорили.
– А я рад, что ты так считаешь, – улыбнулся Грановский. – Ты знаешь, у нас может кое-что получиться. Ее спортивные коллеги встали за нее горой. Не будем замахиваться на оправдание, но свое снисхождение присяжные ей железно отдадут. Она не теряет надежды, а также передает тебе огромную благодарность.
– Мне-то за что? – удивилась Лиза.
– За то, что ты вовремя вмешалась и помогла избрать ей верную позицию защиты… Кстати, есть новости и о Марте.
Дубровская содрогнулась.
– Я надеюсь, вы не собираетесь ее защищать? Боюсь, если за дело возьметесь вы, эта славная женщина будет иметь неплохие шансы оказаться на свободе. Причем в ближайшее время.
– О, нет! – покачал головой адвокат. – Насчет этого можешь не беспокоиться. Я хотел лишь сказать про то, что нежданно-негаданно в следственном изоляторе появились свидетели ее преступления из числа заключенных. Речь идет о так называемом несчастном случае в душе. Тогда погибла одна молодая узница. Ее долгое время считали жертвой нелепого стечения обстоятельств.
– А теперь? – Голос Дубровской напоминал эхо.
– А теперь Марте предъявили обвинение в умышленном убийстве и, говорят, дело имеет неплохую судебную перспективу. Она получит приличный срок лишения свободы. Кстати, совсем недавно с бедняжкой произошло несчастье. Она неудачно упала с нар и здорово расшиблась.
– Как это могло произойти? – удивилась Лиза. – Она же спит на нижнем ярусе.
– Понятия не имею, – многозначительно посмотрел на нее адвокат. – Скажу лишь, что сей прискорбный случай имел место аккурат в тот день, когда в камеру вернулась Регина. Та о чем-то с ней долго говорила, причем на повышенных тонах, а потом еще и довела до слез другую заключенную со странной кличкой.
– Верста! – догадалась Дубровская.
– Что-то вроде того. Так вот эту Версту теперь перевели в другое место, а бедная Марта лечится в тюремном лазарете.
